Новости
09.05.2023
с Днём Победы!
07.03.2023
Поздравляем с Международным женским днем!
23.02.2023
Поздравляем с Днем защитника Отечества!
Оплата онлайн
При оплате онлайн будет
удержана комиссия 3,5-5,5%








Способ оплаты:

С банковской карты (3,5%)
Сбербанк онлайн (3,5%)
Со счета в Яндекс.Деньгах (5,5%)
Наличными через терминал (3,5%)

«СЛУЧАЙ С КЛАССИКОМ» И КЛАССИЧЕСКАЯ ГИМНАЗИЯ В ЭПОХУ ЗАКАТА РУССКОГО КЛАССИЦИЗМА: К ИНТЕРПРЕТАЦИИ ЧЕХОВСКОГО РАССКАЗА

Авторы:
Город:
Саратов
ВУЗ:
Дата:
05 июля 2017г.

Аннотация: В центре внимания автора статьи рассказ А.П. Чехова «Случай с классиком» (1883), рассмотренный в контексте классического образования России того времени. Это произведение и другой его рассказ «Репортер» (1884) можно считать репликами в широкой общественной дискуссии, которая велась вокруг реформы образования, инициированной графом Д.А. Толстым в начале 1870-х гг. В рассказе содержится немало деталей, связанных с личным, далеко не всегда позитивным, опытом учебы А.П. Чехова в Таганрогской Александровской гимназии.

Ключевые слова: Антон Павлович Чехов, «Случай с классиком», «Репетитор», классическая система образования, реформа образования, Дмитрий Андреевич Толстой, древнегреческий и латинский языки

 

 

“A CLASSICAL STUDENT” AND CLASSICAL GYMNASIUM IN THE TIME OF CLASSICISM DECLINE IN RUSSIA: APPROACHES TO INTERPRETATION OF CHEKHOV’S SHORT STORY

 

Kashcheev V.I.

 

Saratov State University, Saratov

 

Summary: In the article Anton Chekhov’s short story “A Classical Student” (1883) is being considered in the context of the classical education system in Russia of that time. We can regard this work as well as his s hort story “The Tutor” (1884) as remarks in extensive public discussion around a college reform launched by count Dmitri Tolstoy in the early 1870s. In “A Classical Student” there are many details which are connected with personal and not always positive experience of its author as a student of Emperor Alexander’s Gymnasium in Taganrog.

Keywords: Anton Chekhov, “A Classical Student”, “The Tutor”, classical education system, college reform, count Dmitri Tolstoy, the classics

Множество нитей связывает Россию нового времени с античным миром. Освоение классического наследия в русском обществе шло различными путями и затронуло все без исключения сферы духовной жизни: язык и литературу, изобразительное искусство и театр, право, философскую мысль и науку. Особенно плодотворным в этом отношении оказалось столетие от Екатерины II до Николая I. Это была поистине эпоха русского классицизма [6, с. 63]. На протяжении всего XIX века – от Александра I до Александра III – классицизм развивается в сфере образования и гуманитарных наук, прежде всего в антиковедении.

Занимаясь медициной и литературой, Антон Павлович Чехов был, казалось бы, очень далек и от образования, и от классицизма. Тем не менее он оказался причастен и тому и другому.

Весной 1887 г., будучи молодым, но уже известным писателем, А.П. Чехов побывал в родном Таганроге, где встречался и общался с В.Д. Старовым, который когда-то преподавал ему латынь. Древние языки, несомненно, были предметом их обсуждения, поскольку известно, что Антон Павлович показал гимназическому учителю письмо своего брата Александра на латинском языке. В.Д. Старов «пришел в неописуемый восторг от “духа”, каким написано это короткое, но замечательно талантливое письмо» [20, Т. 2, с. 86]. В октябре того же года, уже из Москвы, Чехов отправил в Таганрог сборник своих произведений «В сумерках. Очерки и рассказы» (СПб., 1887) с дарственной надписью: «Владимиру Дмитриевичу Старову за Салюстия, Овидия, Тита Ливия, Цицерона, Виргилия и Горация, за ut consecutivum, antequam и priusquam, и за ночлег от бывшего ученика и автора. <18>87.15/X. А. Чехов [авторская орфография сохранена – В.К.]». Далее следовала цитата из Горация: «Exegi monumentum aere perennius. (Hor. XIII,2)» и адрес, по которому тогда проживал Чехов: «Москва, Кудринская Садовая, дом Корнеева» [20, Т. 12, с. 149; ср.: 21, с. 112]. В надписи много интересных деталей:

– перечень латинских авторов, которые были читаны гимназистом Чеховым; здесь названы почти все римские поэты и прозаики, которые читались на занятиях по латыни того времени (преднамеренно или неосознанно Антон  Павлович допускает ошибки  в именах  Саллюстия и Вергилия); здесь не указаны, пожалуй, лишь историки Юлий Цезарь и Корнелий Непот – всё это классические авторы или классики, как их тогда называли;

– некоторые грамматические категории: употребление союза ut с конъюнктивом в придаточном предложении (в частности ut consecutivum); использование союзов antequam и priusquam, вводящих придаточное предложение времени с глаголом в изъявительном наклонении;

– цитата из оды Горация к Мельпомене, которая, несомненно, отсылает читателя к пушкинскому «Памятнику» и свидетельствует о том, что Чехов уже тогда вполне осознавал значимость своих занятий литературой.

Дарственная надпись приобретает новые смыслы, если ее соотнести с тем фактом, что в мае 1879 г. А.П. Чехов сдал два выпускных экзамена по латинскому языку: письменную работу – на оценку 3 и устный ответ – на 4 [9, с. 61], а в приеме этих экзаменов, без сомнения, участвовал В.Д. Старов. Его подпись стоит в «аттестате  зрелости»,  который  свидетельствует,  что  А.П.  Чехов  успешно  окончил  Таганрогскую Александровскую гимназию. В документе особо интересны две оценки: латинский язык – 3; греческий язык – 4 [9, с. 62].

За десять лет учебы в классической гимназии (1869–1879) и пять лет – на медицинском факультете Московского университета (1879–1884) Чехов получил добротное образование, он детально знал систему образования в России своего времени. Это нашло свое отражение в произведениях, персонажами которых выступают гимназисты, воспитанники духовных семинарий, студенты университетов, учителя классических гимназий и университетские профессора. Классическая гимназия представлена в рассказах «Орден», «Учитель словесности», «Человек в футляре», в пьесах «Чайка» и «Три сестры» такими запоминающимися персонажами, как Ипполит Ипполитыч, Беликов, Медведенко, Кулыгин [5; 13; 14].

Классическое образование является важным элементом в мире Чехова. Как человек и художник он имел свой взгляд на гимназию и преподавание древних языков, познакомиться с этими взглядами представляется небезынтересным.

В этой связи особую ценность представляет рассказ «Случай с классиком» [19, Т. 2, с. 124-126]. Рассказ был написан до 17 апреля 1883 г., впервые опубликован в журнале «Осколки» (№ 19) 7 мая того же года и имел заглавие «Ваня, мамаша, тетя и секретарь». При подготовке текста для собрания сочинений Чехов сменил ярко выраженное персонажное название на ситуационное. В новой формулировке сделан важный смысловой акцент: в рассказе представлена ситуация, в которой оказался учащийся классической гимназии; многозначное слово «классик» здесь – кличка именно гимназистов [19, Т. 2, с. 501-502].

«Репетитор», также «осколочный» рассказ [19, Т. 2, с. 336-338], увидел свет 11 февраля 1884 г. Через два года без всякой  правки он  был включен в сборник «Пестрые рассказы», а позднее – в  собрание сочинений А.П. Чехова.

Оба произведения были написаны Чеховым-студентом вскоре после бурной дискуссии в печати о судьбах реформы образования графа Д.А. Толстого. Рассказы «Случай с классиком» и «Репетитор», несомненно, надо рассматривать как реплики в широкой общественной дискуссии. Важным для их интерпретации представляется культурно-исторический контекст.

Дмитрий Андреевич Толстой (1823–1889), граф, обер-прокурор Священного Синода, министр народного просвещения, сенатор, член Государственного Совета посетил Александровскую гимназию в Таганроге дважды: вначале до выхода в свет гимназического устава 1871 г., положившего начало реформе, а затем – после. О приезде министра в августе 1867 г. позднее вспоминал Александр Чехов, который тогда только что поступил в I класс гимназии [18, c. 212-213]. Александр Павлович, между прочим, полагал, что граф Толстой положил «классицизм краеугольным камнем воспитания и развития» [17, с. 74]. Свидетелем второго пришествия Дмитрия Андреевича Толстого в Таганрог был Антон Павлович – тогда ему было 15 лет, и он уже во второй раз (из-за древнегреческого языка) начал учиться в V классе гимназии. Известно, что министр присутствовал на разных уроках, в том числе на занятиях греческого и латинского языков у разных преподавателей во всех классах (в том числе и на уроках у латиниста В.Д. Старова) [17, с. 166]. Таким образом, Антон должен был видеть графа по меньшей мере на одном из уроков именно по древним языкам.

Классицизм в российском образовании начал возрождаться при министре народного просвещения А.В. Головине, который в 1864 г. ввел новый «Устав о гимназиях» и, тем самым, разделил гимназии на классические и реальные. В 1866–1881 гг. Д.А. Толстой провел свою реформу, приведшую к тому, что в гимназическом образовании «восторжествовали принципы классицизма». Уже в 1871–1872 гг. название гимназий сохранили только классические гимназии с двумя древними языками – греческим и латынью, и только их выпускники имели право поступать в университеты. Прежние реальные гимназии были преобразованы в реальные училища; их цель состояла в подготовке юношества к получению технических знаний и к практической деятельности [2, с. 20]. В проведении реформы графу Толстому помогал Александр Иванович Георгиевский (1830–1911), в 1866 г. назначенный главным редактором «Журнала министерства народного просвещения», а с 1873 г. возглавлявший Ученый комитет этого министерства [2, с. 21].

В результате Д. А. Толстой создал систему классического образования, которую определяли две характерные черты: во-первых, грамматический метод преподавания древних языков; письменным упражнениям, а также переводам с русского языка на древнегреческий и латынь без предварительной подготовки (так называемым extemporalia) отдавалось предпочтение по сравнению с чтением и содержательным толкованием подлинных текстов античных авторов; во-вторых, в классическую гимназию не допускались никакие виды деятельности, кроме учебной: ни научная, ни культурная, ни политическая [3, с. 47]. В основу гимназических курсов по древним языкам была положена не античная культура в целом, а исключительно сухая грамматика древнегреческого языка и латыни. «Древние языки превратились в формальный способ развития умственных способностей учащихся при помощи грамматики» [10, с. 31].

Граф добровольно принял на себя едва ли не всеобщую ненависть и проклятия различных слоев общества [3, с. 47]. Но у него были и сторонники. Среди адептов классического образования надо, в первую очередь, назвать журналиста Михаила Никифоровича Каткова (1818–1887) и филолога-классика, профессора Павла Михайловича Леонтьева (1822–1874). Они издавали журнал «Русский вестник» и газету «Московские ведомости», пропагандировавшие классическое образование и всячески поддерживавшие проводившуюся реформу. В 1868 г. они основали в Москве Лицей цесаревича Николая (1868–1917), ставший «образцовым учебным заведением классической системы русского образования» [12, с. 59].

Противников реформы было немало, и среди них громкие имена, например, Дмитрий Иванович Менделеев (1834–1907), в 1840-е гг. прошедший курс Тобольской гимназии, а затем преподававший в Симферопольской мужской гимназии и в гимназических классах при Ришельевском лицее в Одессе. Дмитрий Иванович бросал классицистам в лицо их «гнилого Аристотеля» [4, с. 21]. Противником реформы был Владимир Иванович Вернадский (1863–1945), учившийся в Первой Петербургской мужской гимназии примерно в те же годы, что и Чехов.

Но наряду с «реалистами», против реформы в тогдашнем ее виде выступали известные филологи- классики. Среди них был знаток истории римской литературы Василий Иванович Модестов (1839–1907). Позже он занимался археологией древнейшей Италии и по праву считается основателем этрускологии.

Позднее А. П. Чехов познакомился с ним. В письме от 4 февраля 1901 г. из Рима он пишет Ольге Леонардовне Книппер в Москву: «Сегодня <...> с одним русским семейством и двумя барышнями осматривал древний Рим. Объяснения давал проф. Модестов, а барышни очень милые» [19, Т. 9, с. 201]. Антон Павлович не описывает античные памятники Вечного города: храм Весты и Пантеон, форум и Колизей, триумфальные арки Тита и Константина, триумфальные колонны Траяна и Марка Аврелия – всё то, что Василий Иванович должен был ему показать. Чехов знает, чем можно заинтересовать Ольгу Леонардовну, и сообщает о двух барышнях, «очень милых». Более квалифицированного экскурсовода по римским древностям, чем В.И. Модестов, Антону Павловичу вряд ли можно было найти. Профессор тогда уже долгие годы жил в Риме.

В 1880 г. двумя изданиями был опубликован сборник «Школьный вопрос» В. И. Модестова, статьи которого затрагивали проблемы гимназического образования. Некоторые из них печатались в газете «Голос», другие – о классическом образовании в России и Франции – тоже появились в периодической печати. «Моя профессорская практика, – заявляет филолог-классик, – постоянно подтверждала, что мне приходится иметь дело на филологическом факультете с людьми, которые, получивши в гимназии аттестат зрелости, не только не имели понятия о духе древних классических писателей, но и не были в состоянии переводить их со смыслом и даже <…> совсем не интересовались содержанием переводимого [курсив В.И. Модестова – В.К.]» [11, с. 190].

Василий Иванович предлагал в десять раз сократить число классических гимназий и отказаться от «грамматического» подхода в преподавании древних языков. На его взгляд, необходимо постигать не букву, а дух классических авторов. В результате в конце 1879 г., по предписанию графа Толстого, В.И. Модестов подал в отставку с должности профессора римской словесности Петербургской духовной академии и долгие годы не имел возможности преподавать [1, c. 154-155].

Иван Владимирович Цветаев (1847–1913), тоже преподававший римскую словесность, но в Московском университете, во многом разделял взгляды своего коллеги на образование. Позднее в письме В.И. Модестову от 25 сентября 1898 г. он писал, что в его университете на третьем и четвертом курсах нет классического отделения. Причина этого, на его взгляд, вполне ясна: «…намаявшись с extemporalia в гимназиях, студенты получают отвращение к классич<еским> языкам и бегут от них при первой возможности» [1, c. 157].

В контексте дискуссии о классицизме в российском образовании и необходимо рассматривать оба рассказа А.П. Чехова.

В «Случае с классиком» бросаются в глаза некоторые детали автобиографического характера.

1.   Ваня Оттепелев «порезался» на экзамене по греческому языку – Антон Чехов остался на 2-й год в V классе, потому что не сдал письменный экзамен именно по древнегреческому языку [9, с. 27].

2.   Герою рассказа тринадцать лет, а Антону было двенадцать, когда он «порезался» по арифметике и географии, и в результате ему пришлось 2-й раз учиться в III классе гимназии [9, с. 18].

3.   Фразу «Злое мое произволение!» имела обыкновение в сердцах произносить Евгения Яковлевна Чехова, обращаясь к сыновьям; об этом в одном из писем указывает Александр Павлович («Горькое мое произволение»). Это выражение взято из православной молитвы к ангелу: «О злое мое произволение, его же и скоти безсловеснии не творят!» [15, л. 45].

4. В первом абзаце рассказа форма числительного сорок tessarakonta (с двойной сигмой) использована вместо tettarakonta (с двойной буквой тау), как следовало бы, потому что в гимназиях изучался аттический диалект греческого языка. Именно форма с двойной сигмой употреблялась современными Чехову греками в Таганроге, а также в богослужении греческой и русской православной церкви; с ранних лет она была на слуху у братьев Чеховых. Таким образом, эта деталь имеет отношение к реалиям Таганрога и таганрогской гимназии.

5.    Главный герой рассказа подвергается порке: «Кончив речь, он [Купоросов – В.К.] снял с себя ремень и потянул Ваню за руку. <…> Ваня покорно нагнулся и сунул свою голову в его колени. Розовые, торчащие уши его задвигались по новым триковым брюкам с коричневыми лампасами... Ваня не издал ни одного звука» [19, Т. 2, c. 126]. Наказаниям своих сыновей-гимназистов нередко подвергал Павел Егорович, проявляя тем самым домашний деспотизм. Позднее А.П. Чехов писал брату Александру о недопустимости «грубого деспотизма» и лжи в отношениях с людьми: «…Деспотизм и ложь сгубили молодость твоей матери. Деспотизм и ложь исковеркали наше детство до такой степени, что тошно и страшно вспоминать» [20, Т. 3, с. 122; 8, с 139].

В рассказе несколько эпизодов. В первом – события до посещения гимназии и сдачи экзамена по греческому языку: «Собираясь идти на экзамен греческого языка, Ваня Оттепелев перецеловал все иконы. В животе у него перекатывало, под сердцем веяло холодом, само сердце стучало и замирало от страха перед неизвестностью. Что-то ему будет сегодня? Тройка или двойка? Раз шесть подходил он к мамаше под благословение, а уходя, просил тетю помолиться за него. Идя в гимназию, он подал нищему две копейки, в расчете, что эти две копейки окупят его незнания и что ему, бог даст, не попадутся числительные с этими тессараконта и октокайдека [курсив мой – В.К.]» [19, Т. 2, c. 124]. Атмосферу этого эпизода создают: неуверенность, тревожные ожидания, но и некоторая надежда героя.

Во втором эпизоде – события после экзамена. Многочисленные речевые повторы свидетельствуют об иной атмосфере – плач, несчастье, мучение, тоска (обоих персонажей) определяют ее.

Плач: «Ваня замигал глазами, скривил в сторону рот и заплакал»; «Мамаша закрыла лицо полой кофточки и зарыдала»; «Батюшка! – обратилась к нему [Купоросову – В.К.] мамаша, заливаясь слезами».

Несчастье: [Ваня:] «Несчастный... я человек...»; [Мамаша:] «…я у тебя несчастная, подлый мальчишка! Я у тебя несчастная!».

Мучение: [Мамаша:] «Плачу за тебя, за дрянь этакую непутящую, спину гну, мучаюсь…»; «Мучитель

ты мой!»; «Мало я его била, мучителя моего! <…> У-у-у... иезуит, магомет, мучитель мой! <…> Вот и мучаюсь теперь».

Тоска: «Ваня завертелся от тоски»; [Мамаша:] «Всё утро тоска...» etc.

Причиной смены настроения стала гимназия (ее посещение героем) и состоявшийся там экзамен по греческому языку. Экзамен как эпизод композиционно подчеркнут – именно в его отношении сюжетная композиция и фабула не совпадают – о нем Ваня рассказывает, уже придя домой.

Герой подробно описывает грамматические детали своего провала на экзамене, в которых его мамаша ровно ничего не смыслит: «Спросили меня, как будет будущее от «феро» [pherō – несу], а я... я вместо того, чтоб сказать «ойсомай» [oisomai – буду нести], сказал «опсомай» [opsomai – буду видеть от глагола horaō – вижу]. Потом... потом... облеченное ударение не ставится, если последний слог долгий, а я... я оробел... забыл, что альфа тут долгая... взял да и поставил облеченное. Потом Артаксерксов велел перечислить энклитические частицы... [например: ge, te, toi, nyn, per, pō]. Я перечислял и нечаянно местоимение впутал... Ошибся... [здесь могла бы быть какая-то из форм неопределенного местоимения tis, ti – кто-то, что-то или одна из энклитических форм трех личных местоимений – mou, moi, me, sou, soi, se etc. – в квадратных скобках мои комментарии – В.К.]» [19, Т. 2, c. 124].

Но каждому  читателю чеховского рассказа, который окончил хотя бы три класса классической гимназии, понятно: Ваня «порезался» не из-за ошибок в понимании и переводе античных авторов, а из-за грамматических упущений в области морфологии глагола (супплетивные основы неправильных глаголов) и постановки ударения (энклитические частицы тоже относятся к разделу греческой акцентологии). Из-за этой грамматики его судьба рушится, как у однокашника Федора Ильича Кулыгина Козырева из-за ut consecutivum [5, с. 65].

Особый комизм эпизоду с экзаменом придает тот факт, что экзаменует Ваню Оттепелева учитель по фамилии Артаксерксов. Именно он требует от гимназистов безупречного знания греческого языка. Один из персонажей «Анабасиса» Ксенофонта – произведения, которое читалось на занятиях по греческому языку в гимназиях, – персидский царь Артаксеркс II. А персы всегда считались главными противниками греков и всего эллинского.

Для выхода из ситуации «несчастья» предлагаются два пути – «классицизм» и «реализм». Замечу, что именно борьба «классиков» и «реалистов» определяла пути развития образования в России на протяжении всего XIX в. Два эти подхода представлены в рассказе. Первый путь предлагает мамаша: надо продолжить учебу в гимназии, но для этого следует устроить герою порку. На движении по другому пути настаивает тетя: нужно «по торговой бы части» пойти, для чего классическая гимназия вовсе не требуется.

В следующем эпизоде воплощается «классический» замысел мамаши. Здесь Чехов мастерски использует еще одно «говорящее имя»: вывести из состояния всеобщего несчастья призван человек по имени Евтихий Кузьмич Купоросов, «человек умный и образованный» [19, Т. 2, c. 126], а по-гречески слово eutychia, от которого образовано это имя, означает – счастье, преуспевание, успех. Но делает он это при помощи насилия (порки), которое к понятию счастья едва ли имеет какое-то отношение.

Развязка рассказа выглядит неожиданной и парадоксальной: «Вечером, на семейном совете, решено было отдать его по торговой части» [19, Т. 2, c. 126]. Жизнь берет свое: «классицизм» потерпел сокрушительное поражение, да здравствует «реализм»!

В рассказах «Случай с классиком» и «Репетитор» представлены три столпа классической гимназии: греческий язык, латынь и математика в арифметической ее ипостаси. «Репетитор» дает интереснейший материал латинского языка, который напрямую соотносится с разделами учебника, составленного немецким филологом Р. Кюнером, по которому учились и братья Чеховы, и многие поколения гимназистов 60–90-х гг. XIX века [7, с. 45].

Гимназист VII класса Егор Зиберов, готовя двенадцатилетнего Петю Удодова во II класс гимназии, задает ему «каверзные» вопросы по латыни: «А как будет дательный множественного от dea? – Deabus... filiabus! – отчеканивает Петя. <…> – А еще какое существительное имеет в дательном abus? – спрашивает он. Оказывается, что и «anima – душа» имеет в дательном abus, чего нет в Кюнере [курсив мой – В.К.]» [19, Т. 2, с. 337].

В рассказе «Репетитор» противники «толстовского классицизма» найдут важный аргумент: гимназист VII класса знает и требует от своего подопечного редчайшие грамматические формы латинского языка, но не в состоянии решить простую задачу, в основе которой уравнение с двумя неизвестными.

В своих воспоминаниях о таганрогской гимназии Александр Чехов дает яркую, эмоциональную оценку «грамматического» подхода в образовании: «Сколько труда и времени было затрачено на ни на что не нужные и умопомрачительные по строгости и требовательности латинские extemporalia! Какая уйма трудных греческих переводов, помеченных дурным баллом за то только, что ударение поставлено не то или не над тем слогом! Под одним переводом, сделанном в четвертом классе, стоит резолюция учителя: “Вместо омега поставлено омикрон – грубейшая ошибка. Так учиться нельзя. Из вас никогда не выйдет хороший ученик”. Под резолюцией поставлен толсто надавленный карандашом внушительный кол (единица)» [17, c. 183-184].

В идеале встреча каждого гимназиста с греческими и римскими классиками должна была бы завершиться тем, что «они останутся для него дороги и милы» и «будут сопутствовать ему в продолжение всей жизни» [15, с. 60]. Но в реальности случалось иное. Так, В.И. Модестов пишет, что «в одном почтенном семействе» ему сообщили о прискорбном факте, как окончившие гимназический курс юноши, придя домой, «рвали на клочки, топтали ногами и жгли греческие и латинские книги, называя их своими мучителями» [11, с. 79]. В глазах многих современников реформа графа Толстого дискредитировала как систему классического  образования, в которую вкладывались огромные усилия и средства, так и  всю классическую филологию [4, с. 20-21].

Необходимо, однако, констатировать и совсем иной аспект классицизма в сфере образования. Во второй половине XIX века классическая гимназия всё же создала такую культурную почву, которая дала обильные всходы в литературе, изобразительном искусстве и университетской науке. Впечатляющий взлет русского антиковедения этого времени вряд ли был бы возможен без гимназии с ее древними языками. Система образования Д.А. Толстого дала русской науке выдающихся ученых. В начале XX века классическая филология в нашей стране «достигла европейского уровня по меркам того счастливого для филологии времени» [4, с. 24]. Без классицизма в образовании не было бы ни замечательных русских переводов великих греческих трагиков, выполненных Вячеславом Ивановым, Фаддеем Зелинским и Иннокентием Анненским. Без него не было бы и серебряного века русской литературы. Однако в рассказе «Случай с классиком» великий классик литературы писал не об этой стороне классицизма.

 

Список литературы

 

1. Аксененко М.Б. В.И. Модестов и «школьный вопрос». Материалы к биографии // Вестник древней истории. М., 2011. № 1. С. 153-159.

2.   Басаргина Е.Ю. Из истории реформы Д.А. Толстого: А.И. Георгиевский // Вестник Нижегородск. ун-та им. Н.И. Лобочевского. 2012. № 1 (2). С. 20-23.

3.    Вах К.А. Классическое образование и его утверждение в России // Греко-латинский кабинет =Museum Graeco-Latinum. М., 1992. Вып. 1. С. 38-49.

4.   Гаврилов А.К. Античное наследие в России (IX–XX вв.) // Его же. О филологах и филологии. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2010. С. 12-32.

5.    Кащеев В.И. «Здравствуй,  ut consecutuvum»: формы латинской грамматики и формы жизни в жизненной драме Федора Ильича Кулыгина // Наследие А.П. Скафтымова и наследие чеховской драматургии / ред. колл.: А.Г. Головочева, В.В. Гульченко и др. М.: ГЦТМ им. А.А. Бахрушина, 2014. С. 55-70.

6.     Кащеев В.И. К истории классицизма в российской провинции первой половины XIX века: саратовский грецист Иван Федорович Синайский // Изв. Саратовск. ун-та. Нов. серия. Сер.: История. Международные отношения. Саратов, 2012. Т. 12. Вып. 4. С. 62-71.

7. Кащеев В.И. Цинциннат и Чехов // Чеховские чтения в Ялте. Вып. 20. Чехов и мировая культура. 60 лет Чеховским чтениям в Ялте: сб. науч. трудов / Сост. и ред. Л. А. Титоренко. Ялта: Ультра-Т, 2015. С. 33-49.

8.   Кащеев В.И. Vissarionis filius senior и bonus frater Antonius: латинский язык в переписке Александра и Антона Чеховых // А.П. Чехов: пространство природы и культуры / редкол.: Е.В. Липовенко, М.Ч. Ларионова, Л.А. Токмакова. Таганрог: Изд-во «Лукоморье», 2013. C. 137-150.

9.   Летопись жизни и творчества А.П. Чехова. Т. 1. 1860–1888 / сост.: Л.Д. Громова-Опульская, Н.И. Гитович. М.: «Наследие», 2000. – 511 с.

10.    Максимова С.Н. Преподавание древних языков в русской классической гимназии XIX – начала XX века. М.: Греко-латинский кабинет Ю.А. Шичалина, 2005. – 301 с.

11.   Модестов В.И. Школьный вопрос: Письма к редактору «Голоса». Пятнадцать статей. 2-е изд., доп. СПб.: Э. Гартье; Кн. скл. рос. библиографии, 1880. – II, 220 с.

12.    Перевалова Е.В. Лицей цесаревича Николая (1868–1917) – образцовое учебное заведение нового типа // Локус: люди, общество, культуры, смыслы. М., 2014. С. 56-67.

13.    Петрова О.А. Классическая гимназия в творческой биографии А.П. Чехова: автореф. … канд. филол. наук. Иркутск, 1969. – 19 с.

14.   Петрова О.А. Преподавание древних языков в царской России и его отражение в произведениях А.П. Чехова // Труды Иркутск. гос. ун-та. 1968. Т. 65. Вып. 4. С. 33-49.

15.   Правило молитвенное готовящимся ко святому причащению и ежедневное, вечернее и утреннее.М.: Синодальная типография, 2010. – 185 л.

16.    Суворов А.В. Школьный вопрос: Статьи в защиту классической системы образования, начатые печатанием в «Варшавском дневнике» 1880 г. Варшава, 1882. – 213 с.

17.   Таганрог и Чеховы: Материалы к биографии А.П. Чехова. Таганрог: Изд-во «Лукоморье», 2003. –729 с.

18.   Чехов Ал.П. Таганрогская гимназия // Александр и Антон Чеховы. Воспоминания, переписка. М.:«Захаров», 2012. С. 173-228.

19.   Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем: в 30-и т. Сочинения. М.: «Наука», 1975. Т. 2. – 583 с.; 1978. Т. 13. – 526 с.

20.    Чехов А. П. Полн. собр. соч. и писем: в 30-и т. Письма. М.: «Наука», 1975. Т. 2. – 583 с.; 1976.Т. 3. – 574 с.; 1980. Т. 9. – 615 с.; 1983. Т. 12. – 640 с.

21.   Шапочка Е.А. Таганрогская Александровская гимназия: книга очерков. 1806–1919. Таганрог: Изд- во «Лукоморье», 2010. – 243 с.