Новости
09.05.2023
с Днём Победы!
07.03.2023
Поздравляем с Международным женским днем!
23.02.2023
Поздравляем с Днем защитника Отечества!
Оплата онлайн
При оплате онлайн будет
удержана комиссия 3,5-5,5%








Способ оплаты:

С банковской карты (3,5%)
Сбербанк онлайн (3,5%)
Со счета в Яндекс.Деньгах (5,5%)
Наличными через терминал (3,5%)

К ПРОБЛЕМЕ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ПОНЯТИЙ «ТЕКСТ» И «ДИСКУРС»

Авторы:
Город:
Москва
ВУЗ:
Дата:
05 июля 2017г.

Проблема определения понятия «текст» (лат. textus – «ткань, сплетение, соединение») связана с тем, что оно используется не только как научный термин, но, входя в систему общенационального языка, может пониматься в обыденном смысле. В наиболее распространённом бытийном значении текст определяется как связный набор знаков, передающий определённую информацию. В науке на сегодняшний день имеется огромное количество определений текста, предлагаемых в лингвистике и смежных с ней направлениях, и их количество продолжает постоянно расти. Благодаря своей многоаспектности текст обрёл междисциплинарный статус и стал предметом исследования литературоведения, семиотики, психологии, теологии и других наук.

Действительно, текст имеет сложную структуру, а значит, его можно рассматривать с разных точек зрения. Прежде всего, когнитивно текст обладает неким информационным единством. С психолингвистической точки зрения текст – это продукт речемыслительной деятельности субъекта. Текст можно также рассматривать прагматически – как материал для восприятия и интерпретации. И, безусловно, описывая текст, невозможно  обойти стороной его  структуру, речевую организацию и стилистику, что входит в область лингвистики текста.

В лингвистике проблемами текста и его категориями занимались такие ученые, как Л.Г. Бабенко, И.Р. Гальперин, З.Я. Тураева, Т.М. Николаева, Л.А. Ноздрина, G.Allen, R. de Beaugrande, W. Dressler и другие, которые сделали его объектом отдельного изучения. Лингвисты исходят из общего для всех текстов принципа: смысл текста определяется материальной сущностью языковых знаков, вербально реализующихся на фонетическом, лексическом, синтаксическом и т.д. уровнях. Из этого следует, что для адекватного восприятия, понимания и интерпретации текста необходимо в первую очередь изучать лингвистическую сторону вопроса.

До утверждения лингвистики текста в традиционной грамматике основной единицей считалось отдельное предложение,  рассматриваемое вне контекста и вне системы его внешних связей. Мысль о важности исследования речевой единицы большей, чем предложение, восходит к таким отечественным исследователям XIX в., как А.А. Потебня, А. X. Востоков, Ф. И. Буслаев, А. М. Пешковский. В 40–50-х гг. XX в. Н.С. Поспелов в цикле статей «Синтаксический строй стихотворных произведений А.С. Пушкина» выдвинул тезис о том, что «действительной» синтаксической единицей связной монологической речи является не предложение, а сложное синтаксической целое (ССЦ). Согласно учёному, предложенная им единица даже при изъятии из текста сохраняет свою синтаксическую самостоятельность, замкнутость структуры и выражает законченную мысль. Таким образом, исследования Н.С. Поспелова в области синтаксиса доказали, что в тексте есть нечто «сверхпредложенческое», или сверхфразовое. Идею сверхфразового единства (СФЕ) развивали также Л.А. Булаховский, И.А. Фигуровский, К. Боост и X. Вайнрих. [Поспелов, 1990]

В то время как предметом научного поиска Н.С. Поспелова была речевая единица, другой отечественный лингвист – Л.В. Щерба – задался вопросом о месте целого текста в системе языковых явлений. По Л.В. Щербе, тексты – это «совокупность всего говоримого и понимаемого в определённой конкретной обстановке в ту или иную эпоху жизни данной общественной группы». Далее ученый отмечает существенные принципы исследования текста: 1) текст есть результат процессов говорения и понимания, 2) тексты не могут быть лишены «обстановки», т.е. должны изучаться в единстве со средой их существования. [Щерба, 1974]

В 60–70-е гг. XX в. предметом исследования лингвистов становится  целый текст, а не  сумма предложений или СФЕ. Это связано, прежде всего, с тем, что текст признаётся средством и единицей коммуникации. В этот период складываются два исследовательских направления: 1) применение традиционных методов лингвистики к отрезкам большим, чем предложение; 2) объяснение феномена текста как самостоятельной единицы коммуникации и его описание в смежных науках [Щедровицкий, 1974].

В 1981 г. была опубликована монография И.Р. Гальперина «Текст как объект лингвистического исследования», где учёный дал определение текста, ставшее классическим; нынешнее понимание текста часто ассоциируется именно с этой трактовкой: «текст – это произведение речетворческого процесса, обладающее завершенностью, объективированное в виде письменного документа, произведение, состоящее из названия (заголовка) и ряда особых единиц (сверхфразовых единств), объединенных разными типами лексической, грамматической,  логической,  стилистической связи,  имеющее  определенную целенаправленность и прагматическую установку» [Гальперин, 2006: 18]. Данное определение И.Р. Гальперина, а также ряд других теоретических положений (виды информации, типы членения текста, его категории и признаки) послужили вектором исследований самых разных форм и жанров текста – от художественных (проза, поэзия, драма) до речевых (анекдот, болтовня, молитва, молва, граффити, этикетные высказывания).

На развитие лингвистики текста также повлияли новые тенденции конца XX в., когда на передний план были выдвинуты:

           принцип антропоцентризма, что привело к переходу от лингвистики языка к лингвистике общения (Городецкий Б.Ю.), от теории текста – к теории дискурса (Кубрякова Е.С.);

           построение коммуникативной модели, где текст является активным участником и признается программой поведения, деятельности и общения;

           идея укрепления связей лингвистики с другими науками гуманитарного цикла.

Особого внимания заслуживает связь лингвистики с  герменевтикой и семиотикой. Начиная со Священного писания, текст признавался одним из важнейших носителей смысла. Однако если в прошлом герменевтика занималась главным образом интерпретацией смысла, то в XX в. семиотики второго поколения (М.М. Бахтин, Э.Бенвенист, Р. Барт, Г.И. Богин) стали ориентироваться на изучение не отдельного знака (слова), а сложной знаковой последовательности и считали текстом музыкальные произведения, танец, архитектурные сооружения и т.д. С семиотической точки зрения, можно говорить в целом о Тексте Культуры (Ю. Лотман) и о Тексте Жизни (Р. Барт), что открывает возможность исследовать текст в его связях с текстами в нелингвистическом смысле, т.е. его семиозис. Так, Ю.М. Лотман, основываясь на трёх основных функциях текста (средство упаковки сообщения, генератор новых смыслов, конденсатор культурной памяти) рассматривает текст как смыслопорождающее устройство. Это устройство включает адресанта, адресата и связывающий их канал и «погружено в семиотическое пространство», представляющее собой «условие … существования и работы» языков. Вне этого пространства ни коммуникация, ни язык не существуют [Лотман, 1996: 163–164].

На рубеже XX–XXI вв. произошли существенные изменения в коммуникативных процессах. Развитие межкультурной коммуникации, мощное развитие СМИ привели к изменениям в самих текстах. В  связи с формированием новой текстовой реальности одним из ведущих направлений стал функционализм в его двух версиях – коммуникативной и когнитивной. В рамках первой версии текст рассматривается как ядро коммуникативного акта, изучаемого в процессе коммуникации. В рамках второй – текст выражает знание говорящего и реципиента о действительности, что обеспечивает реконструкцию когнитивных механизмов порождения и восприятия текстов. В совокупности данные подходы позволяют рассматривать текст как единство когнитивной, предметной и коммуникативной деятельности.

С широким распространением динамических моделей языка и активным использованием терминов «порождение» и «восприятие речи» для характеристики речевой деятельности именно как деятельности, в лингвистике оказался необходим такой термин, который охватил бы все, не только чисто языковые аспекты этой деятельности. Таким термином стал дискурс (от лат. discursus – «бегание взад-вперед; круговорот; беседа»).

Основы интегративного учения о дискурсе восходят к французской школе дискурсивного анализа, объединившего исторические, философские и психоаналитические представления о дискурсе. Так, французский историк, социолог и языковед Мишель Фуко использует понятие «дискурс» для обозначения общественно-исторически сложившихся систем человеческого знания. Дискурс, по М. Фуко, является частью   «дискурсивной практики» –    множества разнообразных сфер человеческого познания как «совокупности анонимных, исторических, детерминированных всегда временем и пространством правил, которые в данной эпохе и для данного социального, экономического, географического или языкового окружения определили условия воздействия высказывания» [Фуко, 1996: 118]. Указывая на историческую обусловленность, учёный подчеркивает, что дискурс не сводится к сумме знаков, используемых для обозначения предметов или явлений. Собственно дискурсивному анализу подлежит социально- историческая информация, или фон, соотносящий события с дискурсом. Таким образом, теория дискурса по М. Фуко заключается в исторической реконструкции возможных знаний и теорий – то, что сам исследователь назвал «археологией знания». В таком учении лингвистические аспекты занимают второстепенное место.

М. Фуко определяет дискурс как «множество высказываний, принадлежащих одной формации» [Там же]. Дискурсивная формация есть сеть когнитивных отношений между понятиями, теориями, высказываниями, т.е. тем, что в той или иной степени формирует определённое знание. При этом высказывание, по М.Фуко, – это не вербальное высказывание, а сегмент человеческого знания. В таком случае целью дискурсивного анализа является определение исторического места каждого высказывания, теории, текста, т.е. каждого дискурсивного события. «Власть дискурса» проявляется в том, что он охватывает все возможности для появления определённых высказываний или действий и, следовательно, может управлять и направлять высказывания.

Введённый М.Фуко принцип исторического анализа дискурсивной формации как когнитивного единства через определение правил, условий и возможностей их возникновения позволяет применять эту теорию к различным направлениям коммуникативной лингвистики [Чернявская, 2009].

Теория дискурса М.Фуко нашла своё продолжение в работах П. Серио и Т.А. ван Дейка, позднее появились многочисленные публикации, касавшиеся особенностей политического дискурса (В.И. Карасик, Е.И. Шейгал, А.П. Чудинов), а также обзоры, освещающие само понятие дискурса (А.А. Кибрик, М.Л. Макаров, Л.В. Цурикова). Опираясь на определение Т. ван Дейка, В.В. Петров и Ю.Н. Караулов дают следующую дефиницию дискурса: «дискурс – это сложное коммуникативное явление, включающее, кроме текста, ещё и экстралингвистические факторы (знания о мире, мнения, установки, цели адресата), необходимые для понимания текста» [Дейк, 1989: 8]. Такими факторами являются а) обстоятельства, сопровождающие события, б) фон, поясняющий событие, в) оценка участников события, г) информация, соотносящая дискурс с событиями. В связи с этим, В.З. Демьянков отмечает, что «дискурс – это имя, а текст–    это имя предмета, поэтому актёр на сцене может забыть слова текста, но не дискурс своей роли, включающий характеристики действующих лиц, объектов, времени, обстоятельств событий и т.д.» [Демьянков, 1982: 27].

Определение дискурса через понятие текста показывает схожесть их понимания в лингвистике. В то же время определение дискурса через понятие «речь» отражает динамический характер этого явления. Такое разграничение представляется разумным, если исходить из позиций когнитивной лингвистики. Ср. «под дискурсом следует иметь в виду именно когнитивный процесс, связанный с реальным речепроизводством, созданием речевого произведения. Текст же является конечным результатом процесса речевой деятельности, выливающимся в определённую законченную (и зафиксированную) форму» [Кубрякова, 1997: 17–19]. Такое противопоставление говорения его результату позволяет трактовать текст как дискурс в момент, когда он реально воспринимается и попадает в сознание человека.

Таким образом, при несомненном различии в понимании дискурса уже к 90-м гг. стало вырисовываться все больше общего в самом его определении, особенно, в его противопоставлении тексту. Укреплялась и интерпретация дискурса как явления лингвосоциального, происходящего в текущем режиме речевой деятельности on-line, т.е. как связного текста, творимого в речи и рассматриваемого именно по мере его формирования, а также как явления интеракционального. Включение понятия дискурса в теоретический и научный аппарат современной лингвистики отвечало важной тенденции изучать язык в его динамике, язык в действии, учитывать воздействие на язык факторов «извне» и описывать конкретные формы погруженности языка во все стороны человеческой жизни.

И все же, работая с конкретными речевыми произведениями (пьесами), не продуктивно противопоставлять текст и дискурс, текстовой и дискурсивный анализ, отрывать их друг от друга и искать ту границу, на которой происходит перевоплощение всего комплекса концептуального и эмоционального в вербальное. По нашему мнению, с целью извлечения максимума содержательно-смысловой, прагматической и стилистической информации необходимо учитывать все текстовые и дискурсивные аспекты речевого произведения.

 

Список литературы

 

1. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. 4-е изд.: моногр. – М.: КомКнига,2006. – 144 с.

3.     Дейк Т. А. Ван. Язык. Познание. Коммуникация: пер. с англ./ сост. В.В. Петров; под ред. В.И. Герасимова; вступ. ст. Ю.Н. Караулова и В.В. Петрова. – М.: Прогресс, 1989. – 312 с.

4.     Демьянков В.3. Англо-русские термины по прикладной лингвистике и автоматической переработке текста. Вып. 2. Методы анализа текста. – М.: Всесоюзный центр переводов ГКНТ и АН СССР, 1982. – 288 с.

7. Кубрякова Е.С., Александрова О.В. Виды пространств текста и дискурса // Категоризация мира: пространство и время: мат-лы науч. конф. / под ред. Е.С. Кубряковой, О.В. Александровой. – М. : Диалог-МГУ, 1997. – С. 15-25

10. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров: Человек – текст – семиосфера – история. – М.: «Языки русской культуры», 1996. – 464 с.

12. Поспелов Н.С. Мысли о русской грамматике. М.: Наука, 1990. – С. 184.

14. Фуко М. Археология знания: пер. с фр. / Общ. ред. Бр.Левченко.– Киев: Ника-Центр, 1996. ¬¬– 208с.

16. Чернявская В.Е. Лингвистика текста: Поликодовость. Интертекстуальность. Интердискурсивность: уч. пос. для студ. вузов. – М.: КД «Либроком», 2009. – 245 с.

18. Щедровицкий Г.П. Как возможна «лингвистика текста»: две программы исследований // Лингвистика текста: матер. науч. конф. / МГПИИЯ им. М.Тореза. – М.: Изд. МГПИИЯ им. М.Тореза, 1974. – С.197–205.

19. Щерба Л. В. О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании / Языковая система и речевая деятельность: сб. науч. трудов. – М.: Наука, 1974. – С. 24-39.