Новости
09.05.2023
с Днём Победы!
07.03.2023
Поздравляем с Международным женским днем!
23.02.2023
Поздравляем с Днем защитника Отечества!
Оплата онлайн
При оплате онлайн будет
удержана комиссия 3,5-5,5%








Способ оплаты:

С банковской карты (3,5%)
Сбербанк онлайн (3,5%)
Со счета в Яндекс.Деньгах (5,5%)
Наличными через терминал (3,5%)

ПРОБЛЕМА ТЕКСТА И СМЫСЛА ЛИРИЧЕСКОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ («С ВЕСЕЛЫМ РЖАНИЕМ ПАСУТСЯ ТАБУНЫ…» О. МАНДЕЛЬШТАМА)

Авторы:
Город:
Таганрог
ВУЗ:
Дата:
18 июня 2018г.

Анализ текста представляется наиболее достоверной процедурой исследования литературы. Определенность смысловых единиц отсылает нас к другим текстам, которые прямо или косвенно имеет в виду поэт и/или исследователь. Возникает интертекст интерпретации – динамическое смысловое единство, свободное от идеологической обусловленности, ориентированное на поэтический язык соответствующей литературной традиции. Произведение «выводится» из традиционных поэтических предпосылок, ими, главным образом, определяется смысл творческого свершения.

Однако позитивистская установка такого подхода часто нивелирует творца. Особенно это касается поэзии русского модернизма, её экзистенциальной интенции, неклассического понимания творчества и действительности. В ницшеанской ситуации «бог мёртв» возникает жизнетворческая инициатива художника, обнаруживающего, знающего себя именно благодаря творчеству. Художник как бы открывает в действительности новое измерение, буквально творит поэтически-жизнь, которую узнает читатель. Одновременно этим творческим усилием самоопределения возникает, является поэтически-личность. В интеллектуальном переживании художника культура и жизнь обретают актуальный смысл, открываемый благодаря самоопределению человека-поэта. [1, с. 9-13]

Разное сочетание двух указанных аналитических интенций можно видеть на примере анализа стихотворения О.Э. Мандельштама «С веселым ржанием пасутся табуны…».

С веселым ржанием пасутся табуны,

И римской ржавчиной окрасилась долина; Сухое золото классической весны

Уносит времени прозрачная стремнина. Топча по осени дубовые листы,

Что густо стелются пустынною тропинкой,

Я вспомню Цезаря прекрасные черты —

Сей профиль женственный с коварною горбинкой! Здесь, Капитолия и Форума вдали,

Средь увядания спокойного природы, Я слышу Августа и на краю земли Державным яблоком катящиеся годы.

Да будет в старости печаль моя светла: Я в Риме родился, и он ко мне вернулся; Мне осень добрая волчицею была

И — месяц Цезаря — мне август улыбнулся.

«Кто этот «я», вспоминающий «Цезаря прекрасные черты», находясь на самом краю Римской империи? Ответ очевиден: это Публий Овидий Назон, сосланный императором Августом Октавианом в далекую Сарматию» [2]. О. Лекманов доказывает «очевидность» ответа не только текстуальными отсылками, но и предположениями, превосходящими возможный интертекст стихотворения. Во-первых, тексты-источник указывают на Пушкина. Это точная цитата «печаль моя светла…», а также неточный, но узнаваемый мотив из стихотворения «Осень»: «Средь увядания спокойного природы…» (ср. у Пушкина: «Люблю я пышное природы увяданье…»). Сами по себе тексты Пушкина непосредственно не толкуются О. Лекмановым в связи с текстом Мандельштама, хотя это могло быть плодотворным, но лишь дают возможность ассоциативного перехода к пушкинскому стихотворению «К Овидию». В стихотворении Мандельштама римский поэт присутствует опять-таки ассоциативно (Август, Капитолий, Форум, «римская ржавчина»), в развитие римской тематики и пушкинских аллюзий.

Далее О. Лекманов окончательно покидает твердую почву текста, приводит легенду о том, что сосланный Августом в далекую Сарматию римский поэт написал в конце жизни стихотворение в благодарность принявшим его племенам на их языке. Это стихотворение неизвестно и вряд ли вообще имело место в действительности. Будто бы Мандельштам знал эту легенду и выполнил задание Овидия: «С веселым ржанием пасутся табуны…», по-видимому, и следует считать стихотворением на «варварском языке», написанным за римского поэта Мандельштамом» [2].

Опора на текст в статье О. Лекманова из конкретной   становится произвольной и отдаленной, «очевидность» умозаключений – сомнительной. «Мандельштам оглядывается на изгнанника Пушкина, оглядывавшегося на сосланного Овидия, и так возникает ситуация циклического временнóго повторения: Мандельштам, оставаясь самим собой, одновременно превращается и в Пушкина, и в Овидия» [2].

Так возникает аберрация толкования.

О. Лекманов основывается на «объективных» текстуальных предпосылках, однако фантазия - предположение об осведомленности Мандельштама - искажает фактичность анализа. Поэтическая личность нивелируется, совершенно не принимается внимание определяющий смысл интеллектуального переживания действительности, и стихотворение, несмотря на достоверные в целом предпосылки, интерпретируется, как нам кажется, весьма неточно.

Источником медитации поэтической личности в стихотворении является интеллектуальное переживание единства природы и культуры, истории и современности, - целостности, ценности и единственности существования. Крым, где было написано это стихотворение, воспринимается Мандельштамом как окраина Средиземноморья, античной цивилизации. Преимущественно гнедая масть лошадей крымских табунов, их «ржание» - звук и слово – ситуативно становятся непосредственным источником римских ассоциаций. «Римская ржавчина» одновременно отсылает к стихотворению «Перед войной»:

Или возит кирпичи Солнца дряхлая повозка

И в руках у недоноска

Рима ржавые ключи. [Манд.т.1, с.74]

Последние строки отражают уклончивую политику итальянского правительства по отношению к мировой войне. [3, с. 541]. Такой «Рим» утрачивает основополагающий смысл в западной культуре.

«Римская ржавчина» в этом контексте, видимо, символизирует оскудение культуры Рима, «сухого золота классической весны» на фоне «нового варварства» 20 в.

В следующей строфе поэтическая личность переживает ностальгию. В густом покрове опавших дубовых листьев вдруг вырисовывается изысканный профиль Цезаря: здесь, как нам кажется, имеется в виду Гай Юлий Цезарь, основатель династии, профиль которого «с коварною горбинкой» широко известен по монетной чеканке, хотя основательно также предположение об Октавиане Августе – «профиль женственный», особенно – с венком на голове [3, с. 548]. Наступление осени напоминает об охлаждении жаркого римского величия эпохи Августа. Далее зримое уступает иным формам внимания - слуху и интеллектуальному переживанию, примета августа-осени – яблоко – становится «державным» мотивом заката империи. Этот смысл вырастает из пушкинского контекста: «Средь увядания спокойного природы» «державное яблоко» символизирует также близость конца Российской империи, которая прекратит существование уже через два года. Пушкинский фон в этом случае может указывать на высший взлет уходящей русской имперской культуры.

Ностальгия поэтической личности становится в последней строфе взглядом в будущее. Пушкинская «светлая печаль» - самоотверженное чувство любви, безмятежное «уныние» лирического героя Пушкина в стихотворении «На холмах Грузии лежит ночная мгла…» - чаемое в стихотворении Мандельштама состояние нового переживания, «ностальгии по будущему» (ср. словоупотребление А. Вознесенского: «ностальгия по настоящему»), где поэтическая личность окончательно обретёт величественный смысл прошедшего. «Я в Риме родился» - говорит лирический субъект, а не Овидий, Рим – отечество человека европейской культуры.

Интеллектуальное переживание культуры, волны истории - состояние причастности сознается как ценность: Рим даже не «возвращается» - обретается, он так же естественен, как природа (дубовые листы, яблоко, август и Капитолий, Форум, Август; ср. стихи о Риме в «Камне»: «Природа – тот же Рим и отразилась в нем…» и др.). «Светлая печаль», «спокойное увядание» - признаки постоянства европейской культуры, переживаемой поэтической личностью как «мир Рима»: «Не город Рим живет среди веков, / А место человека во Вселенной». Pax Romana («Пакс Рома́на», лат. Римский мир) или «Августов мир» — длительный период мира и относительной стабильности в пределах Римской империи эпохи Принципата. В переводе с латыни термин означает «римский мир» [4]. Но этот смысл становится у Мандельштама метафорическим обозначением всей западной культуры.

«Мне осень добрая волчицею была…»

Образ осени-волчицы свидетельствует, с одной стороны, снова о естественности и соприродной изначальности римской культуры, а, с другой стороны, - «осень Рима», противопоставленная «классической весне» первой строфы, означает зрелость и переживание грядущего возрождения. М. Хайдеггер пишет:

«Осень – не умирание и распад, не нечто преходящее… - но, пожалуй, раскаляющее, жарособирающее вхождение в надежное молчание новой эпохи пробуждения, <подготавливающего> развитие – переход к непрестанному ликованию <по поводу> неисчерпаемого величия бытия к <взрывному> началу» [5, с. 43]. Философ и поэт – современники - совершенно понимают друг друга.

«…И – месяц Цезаря – мне август улыбнулся».

Можно предположить, что август здесь – «месяц Цезаря», а не Августа, в честь которого поименован. Имя Цезарь тогда означает «титул верховного правителя Римской империи». Гонитель Овидия как бы растворяется в величии имперского Рима.

Поэтическая личность переживает культуру, сопрягает пространственные природные и культурные представления (основные мотивы: морское побережье Крыма, август, осень, Цезарь, Рим, начало западной культуры, её увядание и др.) с их известной текстуальной актуализацией. Если в пушкинском подтексте и есть отсылка к Овидию, то переживается, в первую очередь, причастность к Риму-культуре, а не мотив изгнания (Пушкина, Овидия или Мандельштама, который в 1915 году не был изгнанником). Главное – интеллектуальное переживание западной культуры, источником которой является Рим, переживание себя римлянином, т.е. человеком этой культуры - во все времена. Однако предположение об Овидии возможно, и тогда он становится медиатором доминирующего интеллектуального переживания, интертекстуальным духом ностальгии поэтической личности. Очевидно, это не ролевая лирика, а экзистенциальное переживание поэтической личностью первофеномена западной культуры – римского мира, зиждительный смыл которого так точно выражен в русском сочетании слов: «мир Рима».

 

Список литературы

 

1. Зотов С.Н. Поэтическая практика русского модернизма. Таганрог, 2013

2.       Лекманов О. Как читать Мандельштама. «С веселым ржанием пасутся табуны…»(http://arzamas.academy/mag/330-mandelshtam дата обращения 25.05.2018)

3. Мандельштам О.Э. Полное собрание сочинений и писем. Т.1. М., 2009

4. Pax romana. (ru.wikipedia.orgPax Romana, дата обращения 25.05.2018)

5. Хайдеггер М. Черные тетради. М., 2016.