19 июня 2016г.
Европейские государства считаются законодателями международного механизма регламентации в области усыновления. Ключевые документы, образующие сегодня правовую базу отношений в данной сфере на межгосударственном уровне, приняты именно при помощи европейских институтов. Тем более исторически первым соглашением, направленным на гармонизацию и унификацию национального законодательства по вопросам усыновления, считается заключённая в 1965 г. в Гааге Конвенция об юрисдикции, применимом праве и признании решений об усыновлении (далее – Конвенция 1965 г.) [4]. Исследователи оценивают её положения как прототип принципов, на которых строится современный европейский образ усыновления с участием иностранных граждан [6; 9].
Прежде всего, Конвенция 1965 г. сузила объект усыновления до категории устройства несовершеннолетних граждан в новую семью. Непосредственно под иностранным элементом данный документ понимает субъектный параметр, который выражается в несовпадении гражданства усыновителей и усыновляемого. Вследствие этого положения Конвенции 1965 г. не применялись к ситуациям, когда граждане разных стран, не входящих в круг участников данного соглашения, пытались осуществить усыновление ребёнка на территории третьего государства, которое имело статус члена рассматриваемой Конвенции. Кроме того, в ст. 2 содержалось чёткое указание на случаи, когда Конвенция 1965 г. не имела юридической силы. К числу таких оснований относилось отсутствие у лиц гражданства хотя бы одного из государств, ратифицировавших данный договор. Однако допускалось изъятие из данного правила в виде факта постоянного проживания в стране, на территории которой действовала Конвенция.
Примечателен тот факт, что Конвенция 1965 г. напрямую не содержала указания на семейный статус усыновителей, но из её основных положений следовало, что в качестве таковых могут быть только супруги. В частности, в ст. 13 среди оснований запрета на усыновление, которые вправе применять государства-участники соглашения при его подписании и ратификации, обозначено условие об одном усыновителе вместо двух, как наблюдается в других нормах Конвенции. Тем самым поощрялась тенденция, господствовавшая во второй половине XX в. в европейских странах, относительно возможности усыновления только супружеской парой.
Например, в Нидерландах подобное правило просуществовало вплоть до 1996 г. [2] Такое решение было продиктовано объективными показателями усыновления на национальном уровне. В 1970 г. В Нидерландах было усыновлено 1209 детей, а в 2008 г. – всего 25 [10].
Впрочем, в других странах ситуация относительно регламентации усыновления развивалась по другому сценарию. Например, в Швеции, несмотря на давнее признание института усыновления, до принятия в 1959 г. специального закона усыновлённые дети обладали специальным статусом, который отличал их от «кровных» детей, т.е. усыновление носило простой характер, как и во Франции до 1939 г. В Польше так называемый институт «полного усыновления» появился в 1964 г., а в Германии – в 1977 г. На фоне таких различий в национальном праве Конвенция 1965 г. содержала довольно широкий диапазон вариаций в части её применения к законодательной системе конкретного государства.
Не прослеживалось в данном документе и чётких критериев по определению компетентных органов в области усыновления с иностранным элементом. В ст. 16 предписывалось, что каждое государство самостоятельно в выборе ответственных должностных лиц и органов власти, которые специализируются на решении таких вопросов. Единственным механизмом координации здесь выступал уведомительный порядок, при котором национальное правительство направляло в Министерство иностранных дел Нидерландов сведения относительно субъектов, уполномоченных в области усыновления иностранными гражданами. На Нидерланды также возлагалась функция сбора информации относительно положений национального права каждого государства о порядке, условиях и запретах, связанных с усыновлением детей за рубеж.
Таким образом, основное предназначение Конвенции 1965 г. заключалась исключительно в обмене информации и побуждении государств-участников выработать определённый механизм регламентации усыновления с иностранным элементом. Вместе с тем самих правил усыновления в данном акте не содержалось, вследствие чего национальное право продолжало развиваться в русле той политики, которую проводили отдельно взятые страны.
Указанное обстоятельство отчасти объясняет появление другого международного акта в области усыновления, заключённого на базе Совета Европы в Страсбурге в 1967 г. - Европейской конвенции об усыновлении детей (далее – Конвенция 1967 г.) [3]. В отличие от Конвенции 1965 г., в ней содержалось конкретное обязательство каждого государства-участника привести собственное законодательство в соответствие с основными положениями, выработанными в Конвенции 1967 г.
Прежде всего, она сужала возможность национального права в области установления органов, компетентных при принятии решения об усыновлении. В качестве таковых могут считаться либо судебные, либо административные учреждения (ст. 4 Конвенции 1967 г.). Исследователи отмечают, что во многом это было связано с развитием теневой торговли в области решения вопросов усыновления [8]. При этом в отдельных странах (в большей степени – в Восточной Европе) в силу национального законодательства круг участников процессуальных отношений по усыновлению был довольно широк, что предполагало привлечение различных общественных и частных организаций [1]. Вследствие такого подхода определить к моменту подписания Конвенции 1967 г. полномочия национальных органов в сфере усыновления с иностранным элементом было затруднительно.
Вводилось обязательное получение согласия со стороны лиц, напрямую не участвующих в усыновлении, но заинтересованных в его осуществлении. В частности, это биологические родители ребёнка. При этом ст. 5 Конвенции 1967 г. отдавала предпочтение личности матери, поскольку отец обладал правом на предоставление согласия относительно усыновления лишь в случае, если ребёнок был рождён в браке – так называемый «законно рожденный». Во всех иных случаях мнение отца можно было не учитывать, если иное не установлено национальным правом.
Данный императив неоднократно подвергался судебной оценке и дошёл до выработки практики со стороны Европейского Суда по правам человека (далее – ЕСПЧ). В частности, гражданин Ирландии в связи с отказом судов на национальном уровне удовлетворить его жалобы относительно удочерения ребёнка, произведённого лишь на основании согласия матери и без учёта мнения отца, обратился в ЕСПЧ. Было подтверждено его право развивать семейные отношения с дочерью, а также сформулирована обязанность государства обеспечивать условия, при которых воспитание несовершеннолетних, чьи родители не состоят в браке, должно осуществляться в семейном русле вне зависимости от формальных связей между матерью и отцом [7].
Кроме того, в субъектный состав лиц, чьё согласие требовалось при подготовке материалов по усыновлению, включались законные представители усыновляемого. В Конвенции они были сформулированы в качестве «лиц или учреждений, которые могут осуществлять родительские права вместо родителей» (п. 1 ст. 5). При этом государство-участник обязано было определить, кто именно наделён таким статусом, поскольку без согласия соответствующего субъекта Конвенция 1967 г. признавало процесс по усыновлению нелегитимным (п.п. «а» п. 1 ст. 5).
Несмотря на то обстоятельство, что Конвенция 1967 г. допускала возможность быть усыновителем одному лицу, в ней содержалось требование о необходимости получения согласия супруга. При этом обнаруживается внутренняя коллизия между конвенционными нормами. Так, в силу п. 1 ст. 5 учёт мнения супруга обозначен в качестве условия, соблюдаемого при усыновлении наряду с получением согласия биологических родителей ребёнка. В п. 1 ст. 6 указано, что национальное законодательство должно запрещать усыновление, которое производится одним лицом либо двумя лицами, не состоящими между собой в браке. Однако в ст. 11 в аспекте изменения гражданства ребёнка говорится о так называемом «единоличном усыновлении», под которым Конвенция 1967 г. понимает осуществление усыновления со стороны одного лица.
Список литературы
1. Афанасьяди В.Г. Уголовное преследование за незаконное усыновление в свете международного законодательства // Российский следователь. 2013. № 9. С. 42-44.
2. Влаардингербройк П. Международное усыновление (удочерение) и принцип субсидиарности // Семейное и жилищное право. 2006. № 4. – С. 27
3. Европейская конвенция об усыновлении детей (ETS N 58) (Заключена в г. Страсбурге 24.04.1967) // Перевод на русский язык предоставлен Аппаратом Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации. Официально не опубликована. СПС «Консультант Плюс».
4. Конвенция об юрисдикции, применимом праве и признании решений об усыновлении (Заключена в г. Гааге 15.11.1965) // Международное частное право. Сборник документов. - М.: БЕК, 1997. С. 669 - 674.
5. Кривошеин П.К. Незаконное усыновление: нравственно-правовой аспект. Тольятти: Волжский университет им. В.Н. Татищева, 2013. С. 67. 388 с.
6. Марышева Н.И. Международная унификация в области семейного права: вопросы усыновления // Журнал российского права. 2012. № 5 (185). С. 93-103.
7. Решение ЕСПЧ от 26 мая 1994 г. по делу Keagan vs Ireland.
8. Содылева О.С. Характеристика Европейской конвенции об усыновлении детей // Альманах современной науки и образования. 2008. № 6-2. С. 176-177.
9. Татаринцева Е.А. Влияние «конвенционного права» на формирование национальных принципов усыновления в Российской Федерации и странах общего права // Академический юридический журнал. 2012. № 3 (49). С. 34-40.
10. Усыновление и дети в контексте защиты прав человека. Тематический доклад, подготовленный по поручению и опубликованный Томасом Хаммарбергом, Комиссаром Совета Европы по правам человека. Опубликован на русском языке [Электронный ресурс] https://wcd.coe.int/ViewDoc.jsp?p=&id=1780199&Site=COE&direct=true#P217_28617 Режим доступа – свободный. Дата обращения – 17.04.2016.
