19 марта 2016г.
Речевой жанр – многогранный объект исследования, входящий в терминологический аппарат разных лингвистических концепций: как известно, единицы, большие по объёму, чем предложение, изучаются в лингвистике текста, теории текста, стилистике текста, теории речевых жанров (жанроведении) и теории речевых актов (генристике). При этом для описания этих объектов используются такие термины и понятия, как текст, тип текста, жанр речи, дискурс, речевой акт, речевая стратегия, речевая тактика, форма текстовой организации и т.п. Вследствие того, что некоторые термины и понятия используются сразу несколькими областями науки, значение их колеблется. Так, например, все указанные области науки в своём терминологическом аппарате содержат термин жанр, который трактуется в данных областях лингвистики по-разному. Определение значения термина и круга концептуально связанных с ним понятий, необходимых каждый раз при анализе конкретного речевого жанра, зависит от того, в проблематике какой из указанных областей науки находится ответ на вопрос о построении его типологии. Для определения иерархии единиц терминологического аппарата анализа сложного речевого жанра в лингвокогнитивном аспекте необходимо обратиться к описанию общей проблематики развития лингвистической мысли в XX веке.
В настоящее время Теория речевых жанров является, наряду с Теорией речевых актов и Типологией текстов, частью направления, получившего название Лингвистика текста. Вероятнее всего, это термин представляет собой кальку с английского понятия Text Linguistics (дословно: лингвистические характеристики текста), которое сформировалось, в свою очередь, в результате адаптации немецкого Textwissenschaft (дословно: наука о текстах). Текст и в английской традиции, и в немецкой школе, означал и сам объект как результат, и принцип линейной связности его единиц. Вследствие этого можно сказать, что замена компонента «наука» термином «лингвистика» является прямым указанием на то, что в качестве базового основания для построения типологий, имеющих лингвистическое содержание, используются данные других наук (психологии, когнитивистики, литературоведения, культурологии). При этом исследование остается в рамках лингвистики. Данное наблюдение подтверждается и тем фактом, что в исследованиях, имеющих междисциплинарный характер, данная область именуется не Text Linguistics, а Science about texts. Представляется, что Heinrich Plett, выделяя три области науки о тексте – теоретическую, состоящую из теории лингвистики, теории литературоведения и стилистики; прикладную, включающую методологию анализа и практическую стилистику; литературоведческую и стилистическую интерпретацию текста [Plett 1975] – указывал на то, что исчерпывающий анализ такого объекта возможен только при комплексном подходе к исследованию, цель проведения которого может лежать как в области лингвистики, так и стилистики и литературоведения.
Перенесённый в отечественную науку термин «Лингвистика текста» выбивался из традиций привычной схемы именования областей наук, о чем писали многие исследователи (например [Зиндер 1997: 40-41]). Без учёта специфики значения термина текст конструкция наука какого-либо объекта представала неясной. Возникло два варианта его «прочтения». 1. Понятие лингвистика (объекта) трактовать как метонимию – как лингвистические характеристики (объекта) так же, как, например, физика зачастую понимается как физические характеристики объекта (физика твердых тел, физика жидкостей и пр). 2. Возможность существования термина «лингвистика текста» может объясняться и наличием эллипсиса как, например, в понятиях синтаксис разговорной речи (от: синтаксические структуры разговорной речи), морфология слова (от: морфологический состав слова). В любом случае, понятие лингвистика текста изначально было призвано обозначать область лингвистики, задачей которой был анализ характеристик линейного текста для выявления разного рода закономерностей его организации. В связи с этим в отечественной лингвистике текста традиционно были выделены такие объекты анализа, как функциональный синтаксис, средства связности, структура текста, референциальное поле, национальная специфика текста. Это свидетельствует о том, что «текст» понимался в данном случае в значении, близком к исходной трактовке его как полотна (от лат: textus – «сплетение», «ткань») – общего принципа связи разнородных языковых единиц, имеющих определённые характеристики и предназначенных для выполнения определённых коммуникативных задач. С течением времени, в связи со сменой научных парадигм, содержание понятия Лингвистика текста менялось.
В Европе лингвистика текста появилась в период структурализма, поэтому её истоки лежат в философии моделирования лингвистических объектов. Согласно точке зрения структуралистов, структура объекта – это некое расположение компонентов, представляющее собой систему, наделённую внутренней связью, которая обнаруживается при изучении её трансформаций, благодаря чему в несхожих с виду системах выявляются общие черты [Levi-Strauss 1967]. Согласно этому определению, в структурализме текст — социальная данность, возникающая на базе разного рода логических структур. В связи с этим в 1950-е годы лингвистика текста трактовалась как одна из синтаксических теорий23, однако уже в 1960 (в Европе) и 1970-е годы (в СССР) её стали относить к субдисциплинам, входящим в состав лингвистики [Никонова 2008], что позволило поставить вопрос о единицах текста и о его категориях. К концу 1970х гг в мировой науке и в СССР на лингвистику текста стали смотреть уже как на отдельную дисциплину интегративного характера. При этом текст стал восприниматься как суперзнак, который не равен сумме составляющих его элементов [Oomen 1979: 274], или, точнее, как семиотический объект, «который может быть интерпретирован в качестве знака» [Petöfi 1980: 19], поскольку представляет собой единицу коммуникации, а не языковой системы.
В 1980-е годы, вследствие перехода от логики структурализма к постструктурализму, текст стали воспринимать как коммуникативное единство двух разнонаправленных процессов — процесса порождения (конструирования) и процесса восприятия (реконструкции) речевого сообщения. Переход от структурализма к постструктурализму поставил под сомнение релевантность системного подхода к явлениям, созданным человеком. Одним из наиболее ярких событий этого направления является работа Умберто Эко «Отсутствующая структура». Если для структуралистов выявленные структуры текста были объективной данностью, проявляющей механизмы работы мозга, то для У. Эко структура — это всего лишь познавательная модель, из чего автор делает вывод о том, что с онтологической точки зрения структуры не существует. Постструктурализм, отрицающий таким образом социальную природу сложных лингвистических единиц, относится к тексту как к проявлению интертекстуальности – фрагментарности, размытости жанровых и текстовых границ, цитатной природе любого текста, авторской неопределенности. Так, в теории постструктуралистов текст представляет собой «не линейную цепочку слов, выражающих единственный, как бы теологический смысл (сообщение Автора — Бога), но многомерное пространство, <…>; текст соткан из цитат, отсылающих к тысячам культурных источников» [Барт 1994: 388]. Согласно Р. Барту, в тексте автор не выражает себя, а является всего лишь инструментом, отражающим состояние современной ему культуры. Фактически такая точка зрения на текст и делает его неисчислимой бесконечной материей. Дальнейшие размышления привели исследователей к необходмости замены термина интертекстуальность на транспозицию, «на основе которой становится возможным построение системы трансформаций» [Эко 2006: 343], вероятно, вследствие понимания текста как синтагматической манифестации языковой системы [Hielmslev 1961: 109; Hartman 1972: 324; Harris1964: 356-357 и др.], противопоставленной парадигматической, закрытой системе структур.
В России наступившая эпоха исследований сложных лингвистических объектов получила название коммуникативно-прагматической парадигмы. Несмотря на то, что в России, следом за Европейской наукой, произошёл поворот к постструктурализму, отечественные исследователи в большей мере лишь формально следовали общим тенденциям лингвофилософии25. Структурализм оказался генетически сходен с русским формализмом, усиленным (но и в определенной мере и упрощённым) материалистической идеологией. Поэтому идеи М.М. Бахтина, а также позитивистов А.А. Потебни, Д.Н. Овсяннико-Куликовского и некоторых других учёных и оказали столь существенное влияние на европейский структурализм, американский прагматизм (Ч. Пирс) и неопозитивизм (Л. Витгенштейн, Дж. Остин. Дж.Серль и др.). Однако заложенный в начале XX века в трудах П.А. Флоренского. С.Н. Булгакова, А. Ф. Лосева, Г.Г. Шпета и др. синтез структурализма и русской феноменологии оказался отложен на несколько десятилетий. Их труды дали начало особой траектории развития лингвофилософской мысли, глубинной целью которой было доказательство рациональности религиозно- феноменологической основы языковой системы26, в которой слово структурирует бытие и одновременно является его сущностью. Но эта линия была прервана произошедшими геополитическими переменами, и в конце 1970-х гг– начале 1980-х гг. феноменологические категории пришли в отечественную лингвистику «извне», вместе с теорией неисчислимости и децентрированности текста.
23 См., например: «Семантическое пространство текста - это гибкая (вследствие выбранного способа членения), рыхлая (вследствие большой локальной неполноты и неоднозначности в естественном тексте), естественная<...> структура, безразличная к важности составляющих её единиц и потому добросовестно отражающая все, что она "поняла" имеющимися у неё средствами. <...> От лингвистического анализа ожидается... построение семантического пространства путём интерпретации связей синтаксической структуры, причём желательно, чтобы узлы этой структуры максимально обозначали границы будущих понятий смысловой структуры. Такую структуру оставляет <...> синтаксическое пространство предложения» [Леонтьева 1982: 133].
24 “Text <...> ist dann Sprache in dem Zustand und in der form, wo sie Äußerung, Mitteilung und damit etwas Verstehbares ist bzw. ist geworden”[Hartman 1972: 3].
С позиций этой теории язык — априорно данный человечеству иррациональный источник, в котором нет объективных критериев для построения каких бы то ни было структур [Derrida 1967]. Так, например, у Лакана законы языка конституируются не социумом, не коллективным сознанием, а прежде всего самим бессознательным, в котором объективно существующее символическое создает человеческое сознание [Lakan J. 1966: 46 цит. по: Эко 2006: 329]27. Постулируемая Ж. Деррида децентрация является не следствием отсутствия каких бы то ни было структур, а результатом принципиальной бесконечности их проявлений в рамках поля «где в пределах замкнутой системы осуществляется непрестанный процесс подмены» [цит. по: Эко 2006: 453]. Следовательно, любая сложная структура в языке предстала как следствие транспозиции предыдущих форм и начало новой формы, основанное на «воображаемой связи» с предшествующими. Деррида [Derrida 1973, Деррида 2007: 35] настаивает на необходимости учёта связи между мыслью и знаком, оставляющим в культуре "след" этой мысли, становящийся началом для нового знака. И.П. Ильин по этому поводу замечает, что в таком случае "вся система языка предстает как платоновская "тень тени", как система следов, т.е. вторичных знаков, в свою очередь опосредованных конвенциональными схемами конъюнктурных культурных кодов читателя"[Ильин 1983: 111]. С этих позиций любой жанр, имеющий историю своего становления, тоже относится к таким «теням теней».
Таким образом в рамках лингвистики текста произошел сдвиг ракурса исследований: 1) с психологических основ формирования линейной материи текста к поиску 2) логических структур, формирующихся под воздействием коммуникативной ситуации и 3) к обнаружению когнитивных структур, лежащих в области коллективного сознания. Несмотря на то, что в философии лингвистики трактовка текста и связанных с ним формаций претерпела столь существенные изменения, смена позиций никогда не выводила объект исследования за рамки лингвистики. Представляется возможным представить современную лингвистику текста в виде трёх уровней, соответствующих трём научным парадигмам XX века:
1) уровень собственно лингвистический, для которого релевантными являются фонетика, морфология, лексикология и синтаксис;
2) психолингвистический (коммуникативно-прагматическая парадигма), в русле которой сформировались а) теория текста – область науки, исследующая процесс порождения текста и его восприятия и б) генристика (теория речевых актов);
3) лингвокогнитивный (современная парадигма, когнитивно-дискурсивная28), с теорией речевых жанров и концептологией (Рисунок 1).
Таким образом, появление теории текста, теории речевых жанров и теории речевых актов (именуемой также генристикой [Дементьев 2010: 43]) является следствием перехода лингвистики сначала к системно- структурной парадигме (структурализм и постструктурализм), и затем к коммуникативно-прагматической (породившей теорию номинации, теорию референции, теорию речевых актов) и, наконец, когнитивно- дискурсивной. Различие в данных теориях связано с тем, как интерпретируется текст, с точки зрения каких параметров он рассматривается: как линейное полотно языковой материи (теория текста), как прагматически ориентированная парадигма речевых актов (генристика) или как реализация культуро-специфических моделей ментального поля (жанроведение).
25 Несмотря на это, невозможно считать адекватно передающими реальное положение дел слова о том, что «теоретическое языкознание в Советском Союзе перестало быть наукой и стало идеологией [Кривоносов 2012: 592].
26 См., например: «наше мышление состоит из духовных явлений, называемых представлениями, в их различных сочетаниях и из чувства соотношения этих представлений. Представлением, как известным духовным явлением называют тот след ощущения, который сохраняется некоторое время после того, как не действует уже причина, вызвавшая ощущение, и который впоследствии может воспроизводиться по действию закона психической ассоциации» [Фортунатов 1956: 111].
27 «C'est ainsi que si l'homme vient à penser l'ordre symbolique c'est qu'il y est d'abord pris dans son être. L'iilusion qu'il l'ait forme par sa conscience, provient de ce que c'est par la voie d'une béance spécifique de sa relation imaginaire à son semblable, qu,'il a pu entrer dans cet ordre comme sujet» . 28 Термин, как известно, предложен Е.С. Кубряковой [Кубрякова 1997, 2004, 2009].
Вследствие этого представляется
необходимым учитывать изменение значения терминологических единиц, используемых при описании лингвистических объектов. Так, например, в рамках когнитивно-дискурсивной парадигмы
речевой жанр можно определить, как лингвокогнитивную структуру, а) принятую
геокультурным пространством в качестве
модели реализации речевой стратегии; б) обусловленную не ситуативно, а системно; в) потенциально стилистически переходную; г) имеющую историю своего становления в пространстве культуры (оставляющую фиксированный «след» мысли).
Список литературы
1.
Барт, Р. Смерть автора [Текст]
/ Р. Барт // Избранные
работы: Семиотика. Поэтика. – М.: Издат. группа "Прогресс", 1994. – 615с.
2. Дементьев, В.В. Теория речевых жанров
[Текст] / В.В. Дементьев. – М.: Знак, 2010. – 600с.
– (Коммуникативные стратегии культуры).
3. Деррида, Ж. Позиции
[Текст] / Ж. Деррида/ пер. с фр. В.В. Бибихина.
– М.: Академический Проект,
2007. – 160с. – (Философские технологии).
4. Зиндер, Л.Р. Теоретический курс фонетики современного немецкого языка. Учеб. для студентов
вузов, обучающихся по направлению и специальности "Филология" [Текст] /Л.Р. Зиндер. – СПб.: Изд-во СПбГУ, 1997. – 184 с.
5.
Ильин, И.П. Теории знака Ж. Дерриды
и её воздействие на современную критику
США и Западной Европы (обзор) [Текст]
/ И.П. Ильин //Семиотика. Коммуникация. Стиль. Сборник обзоров. – М. АНСССР, 1983. – С. 108-125.
6. Кривоносов, А.Т. Философия
языка [Текст]/ А.Т. Кривоносов. – М. – Нью-Йорк: Азбуковник, 2012. – 786с.
7.
Кубрякова, Е.С. В
поисках сущности языка:
вместо ведения [Текст]/ Е.С. Кубрякова // Когнитивные исследования языка.
Вып.4. «Концептуализация мира в языке». М., Тамбов. 2009.
– 490с.
8.
Кубрякова, Е.С. Язык и знание. На пути получения знаний
о языке: части речи с когнитивной. точки зрения. Роль языка в познании мира[Текст]/Е.С. Кубрякова.– М.: Языки славянской. Культуры, 2004. – 560 с.
9. Леонтьева, Н.Н. О компонентах системы
понимания текста
[Текст]/ А.А. Леонтьев // Уровни текста и методы его лингвистического анализа. – М. 1982 – с. 124-140.
10. Никонова М.Н. Теория текста: учебное пособие [Текст]/ М. Н. Никонова. – Омск: Изд-во Ом ГТУ, 2008. – 240с.
11. Фортунатов Ф.Ф. Сравнительное языковедение[Текст]/ Ф.Ф. Фортунатов Ф.Ф. //Избранные труды, т.1.- М. 1956. – 924с.
12. Эко У. Отсутствующая структура. введение в семиологию [Текст]/ У. Эко. – Санкт-Петербург : Symposium, 2006. – 538с.
13. Derida J. Force et signification// Derrida J. L'ecriture et la différence/ Paris. 1967
14. Derrida J. Speech
and phenomenon and other essays on Husserl`s theory
of signs. – Evanston: Northwestern univ.press. 1973. -XIII, 166p.
15. Harris Z.S. Discourse Analysis// in J.A. Fodor and J.J. Katz (eds.): The structure
of Language: Reading
in the Philosiphy of Language. Englewood
Cliffs, N.J.:
Pirentice-Hall, 1964, p. 355-383
16. Hartman P. Text, Texte, Klassen von Texten// in W.A. Koch (ed.): Strukturelle Textanalyse – Analyse du recit – Discourse
analysis. Hildesheim: Olms:
1972, p. 3-22
17. Hielmslev L. Prolegoena to a Theory
of Language. Madison: The University of Wisconsin Press, 1961
18. Levi-Strauss C. Razza e storia.
Torino, 1967
19. Oomen U. Text and Sentences // in J.S. Petöfi Text vs sentences
: Basis Questions of Textlinguistics Yamburg, Buske, 1979
20. Petöfi J.S. Written, Spoken,
and Face-to-Face Verbal Communication: Some Philosophical Aspects of the Investigation of Natural Language// in H.-J. Eikmeyer,
W. Heydrich and J.S. Petöfi 1980, p. 43-72
