18 декабря 2016г.
С давних времён и до наших дней неотъемлемой частью образа казака, символом храброго, вольного казачества в народном сознании является конь. Данная статья посвящена лексико-семантической экспликации образа коня в одном из аспектов его реализации в кубанском песенном фольклоре. Было обследовано 530 текстов военных песен черноморских и линейных казаков, а также кубанских народных песен периодов гражданской войны и Великой Отечественной войны. Образ коня присутствует в 117 текстах.
В большинстве кубанских казачьих песен образ коня имеет прямую экспликацию с помощью базовых лексем конь (просторечный вариант коняка), гораздо реже – лошадь. Существительное конь часто употребляется с характерными для фольклора уменьшительно-ласкательными суффиксами -ик- и -еньк-, придающими ему положительную эмоциональную окраску, выражающую любовное отношение казака к своему коню: коник, коныченько.
Также в народных песнях возможна метонимическая экспликация образа коня – через наименования нескольких тематических групп: названия частей его тела: грива, голова, нога, копыто; через слова, называющие элементы упряжи: седло, поводья, стремена, сбруя; через обозначение действий, состояний самого животного: скакать, ржать, устать и т. д.; через обозначение действий человека в отношении коня: седлать, садиться, осадить и т. д.; через наименования человека, имеющего отношение к коню: конник, кавалерист; через наименования конных подразделений: конница, кавалерия, эскадрон. Но при всём разнообразии лексических актуализаторов и «при всей широте варьирования состав смыслов, актуализируемых каждым вариантом образа, непременно включает доминантные для образа коня в целом: “быстрый”, “выполняющий работу”, “сильный”» [8, c. 183].
Как и образы казачьего оружия, образ коня в кубанских народных песнях многопланов и выражает мотив несения службы, мотив сражения, символизирует казачью доблесть. Кроме того, образ коня может эксплицировать мотив товарищества, мотив смерти казака на поле боя и мотив непобедимости казачьего войска. В данной статье рассматривается самый частотный аспект реализации этого образа – образ коня в качестве необходимой составной части казачьего воинского снаряжения. «Конь выступал непременным атрибутом полноценного воина-казака» [12, c. 203], поэтому самая частотная функция образа коня в кубанских казачьих песнях – это функция внешнего атрибута казака при отправлении его на службу или при возвращении домой. Индекс частотности – 36. Конь – обязательный элемент казачьей «справы». «В представлениях о “справе” утверждается понятие о неразъединённости героя и коня» [12, c. 203]. В этом функциональном статусе образ коня имеет как прямую, так и метонимическую экспликацию. Чаще всего народная песня описывает ситуацию проводов казака на службу или на войну:
Как седлает Александра Свого ворона й коня, Свого ворона й коня. Соезжает Александра
Со широкого двора… [6, c. 28, № 11]
Именно в атрибутивной функции образ коня характеризуется наибольшим числом эпитетов, актуализирующих ассоциативные семы слова конь и обозначающих масть коня (вороной, гнедой, серый), его принадлежность (казачий), функцию (боевой), внешнее убранство (весь убранный серебром, с черкесским бархатным седлом, с турецким бархатным седлом, с походным вьюком), существенный признак (лихой, жвавый, борзый, добрый, верный, неезженый). «В народной картине мира боевой конь непременно обладает качествами, отличающими его от обыкновенной рабочей лошади» [12, c. 205]: он умён, силён, вынослив, хорошо обучен. Любуясь казачьим конём, описывая его с разных сторон, народная песня даёт ему множество определений-эпитетов, ведь «семантическая роль эпитета – представлять предмет через его признак (выделяемый в нём или приписываемый ему)» [9, c. 211].
Особую роль в лексической реализации образа коня в кубанских песнях играет постоянный эпитет вороной (конь), имеющий прямое значение: «чёрный (о масти лошади)» [14, c. 212]. Этот эпитет характеризует образ коня в его различных функциональных статусах и является наиболее частотным: в исследованных текстах он встречается рядом с существительным конь 45 раз. Наиболее часто он употребляется и при характеристике образа коня как необходимого элемента казачьей «справы».
По мнению исследователей, в постоянных эпитетах следует различать два семантических уровня: «уровень непосредственной семантики и уровень нормативной оценки» [13, c. 139]. На уровне нормативной оценки «прилагательные имеют значение “правильный, истинный, настоящий”» [13, c. 140]. Таким образом, если конь казака вороной, то это «правильный» конь, а образ вороного коня в казачьих песнях – это нормативный образ коня в народной картине мира. «Норма в языке связана с оценкой “хорошо”» [13, c. 139], поэтому можно сделать вывод, что постоянный эпитет вороной (конь) не только обозначает масть коня, но и выражает положительную оценку его образа.
Образ коня как необходимого атрибута воина характеризуют и менее употребительные эпитеты, которые не могут считаться постоянными, но которые созданы по принципу постоянных эпитетов: они либо указывают на «желаемый признак» [3, c. 165] коня: гнедой, серый, неезженый, весь убранный серебром, с черкесским бархатным седлом, с турецким бархатным седлом; либо подчёркивают его «выдающееся качество» [3, c. 165]: лихой, жвавый, борзый, добрый, верный. Можно сказать, что и эти эпитеты выполняют функцию постоянных: определяют один из признаков коня и дают его положительную нормативную оценку в данной ситуации, тем более что те эпитеты, которые подчёркивают выдающиеся качества коня, уже изначально несут в себе сему положительной оценки.
Иногда в лексико-семантический контекст, реализующий образ казачьего коня в качестве атрибута воина, народная песня включает не один, а два определяющих его эпитета, подчёркивая особое внимание к этому образу. Первым является постоянный эпитет вороной, который воспринимается как одно смысловое целое с определяемым существительным конь. К этому смысловому единству присоединяется более подвижное определение, как, например, в песне «Поехал казак на чужбину далёко…»:
Поехал казак на чужбину далёко
На борзом коне вороном… [10, c. 336, № 2]
Из сочетания двух определений, одно из которых является постоянным эпитетом и «все определения, независимо от степени “постоянства”, указывают на конкретные признаки, несущие тематическую нагрузку» [3, c. 164], складывается разностороннее, с неизменно положительной оценкой описание коня как необходимого атрибута казака.
Итак, практически все эпитеты, характеризующие образ коня в его атрибутивном статусе, выполняют функцию постоянных эпитетов: рисуют портрет коня, описывая его различные качества, и создают нормативный фольклорный образ казачьего коня с положительной эмоциональной окраской и оценочностью.
Необходимо отметить, что число определений, характеризующих как образ коня-атрибута, так и образ коня в его других функциональных статусах, сокращается в песнях периода Великой Отечественной войны (в исследованных текстах обнаружено 8 эпитетов.) И это закономерно. «Эпитеты сопровождают те существительные, которые служат раскрытию темы произведения, поэтому эпитеты несут большую смысловую нагрузку» [3, c. 187]. Степень важности образа коня в народных песнях периода Великой Отечественной войны снижается, так как в реальной жизни этого периода боевых лошадей всё больше вытесняет техника. Соответственно в казачьих песнях уменьшается число эпитетов, определяющих уже не столь частотный образ. При этом половина определений обозначает цвет, масть лошади (серый, вороной, гнедой, буланый) и не обладает эмоциональной окраской.
Если, как было показано ранее [5, c. 39], в лексическом наполнении образов оружия в их атрибутивной функции практически не участвует глагольная лексика, то в лексико-семантической реализации образа коня в кубанской песне встречается значительное количество глаголов. Это понятно, так как ассоциативная, потенциальная сема слова «конь» – это сема движения. Можно выделить три лексико- семантические группы глаголов, входящих в контекстное окружение лексемы «конь»: название действий человека в отношении коня: седлаю/оседлаю (коня), расседлай (коня), взяла (коня), даю (коня), вэдэ (коня), поведу (коня), проведу (коня), свистнув (на коня), крыкнув (на коня), всунув (ногу в стремено), нэсэ (сидло, збрую), тронул (повода); ряд глаголов движения на коне: сяду (на коня), излетив (на коня), пущуся (на коне), помчуся (на коне), выезжал (на коне), поехал (на коне), повертайся (на коне), похылывся (с коня); название действий, производимых конём: скачет, ржёт, ждёт, стоит, бьёт (копытом), бежит, приведёт, возил, несы, гуляй.
В отдельную лексико-семантическую группу можно выделить глаголы, обозначающие уход за конём: холи (коня), корми (коня), укрой (коня), береги (коня), ничего не жалей (для коня). Все они употреблены в форме повелительного наклонения, имеют значение просьбы и употребляются при описании ситуации, когда отец или жена дают наказ казаку беречь вручённого ему коня. Вот что говорит в песне
«Конь боевой с походным вьюком…» отец, собирая сына на войну:
Холи, корми коня гнедого И ничего ты не жалей… И береги свого коня,
Он твоего отца седого
Возил в огонь и из огня. [6, c. 43, № 20]
В данном контексте глаголы корми и не жалей (ничего) приобретают категориальную сему глагола холи – «ухаживай» и образуют контекстный синонимический ряд. Третий синоним не жалей присоединяется к двум первым с помощью союза и, функция которого в данном случае «заключается в усилении значения, в подъёме его» [4, c. 184]. Кульминационной точкой в наказе отца сыну является употреблённый в следующем предложении глагол береги. Категориальная сема этого глагола дополняет и обобщает предшествующие глаголы-синонимы, становясь доминантой контекстного ряда.
В песне «Пишет молодка письмо…» жена просит мужа беречь вручённого ею коня:
А ещё, казак, ты укрой коня
Этой же попоной, что тебе дала. А ещё, мой милый, береги коня.
Он тебя обратно приведёт сюда. [11, c. 39, № 76]
Глаголы укрой и береги употребляются в параллельно построенных синонимичных стихах. «Синонимия как художественное средство настолько остро ощущается, что создаются параллельные стихи, в которых каждый член одного стиха синонимичен члену другого стиха» [4, c. 193]. Поэтому глаголы-предикаты соответственно становятся контекстными синонимами. Сема «береги» приобретается глаголом укрой, усиливая категориальную сему второго синонима.
В двух последних отрывках образ коня несколько выходит за рамки простого атрибута казака- воина. Конь – это не только необходимая часть снаряжения. Конь для казака – это друг, которого нужно любить и беречь. Поэтическая семантика слова-образа конь обогащается потенциальной семой «товарищ». При экспликации мотива товарищества эта сема слова-образа конь станет основной.
Таким образом, наиболее частотная функция образа коня в кубанских народных песнях – это функция необходимого атрибута казака-воина. При этом образ коня имеет прямую лексическую и метонимическую экспликацию, характеризуется большим количеством постоянных и эмоционально- оценочных эпитетов, подчёркивающих его нормативность в народной картине мира, а также несколькими лексико-семантическими группами глаголов, благодаря которым образ коня, сохраняя функцию атрибута, приобретает дополнительное значение: конь – товарищ казака.
Список литературы
1. Бигдай А. Д. Песни кубанских казаков. Том I. Краснодар: Краснодарское книжное изд-во, 1992. 440 с.
2. Бигдай А. Д. Песни кубанских казаков. Том II. Краснодар: Советская Кубань, 1995. 512 с.
3. Евгеньева А. П. О некоторых поэтических особенностях русского устного эпоса XVII – XIX в. в. // Труды отдела древнерусской литературы. Том VI. М. – Л.: Изд-во АН СССР, 1948. С. 154 – 189.
4. Евгеньева А. П. Язык русской устной поэзии // Труды отдела древнерусской литературы. Том VII. М. – Л.: Изд-во АН СССР, 1949. С. 168 – 211.
5. Епатко Т. А. Лексико-семантическая реализация образа огнестрельного оружия в кубанских казачьих песнях // Перспективы развития современных гуманитарных наук. Выпуск II. Воронеж, 2015. С. 39 – 42.
6. Захарченко В. Г. Народные песни Кубани. Вып. 1. Краснодар: Краснодарское книжное изд-во, 1987.320 с.
7. Захарченко В. Г. Народные песни Кубани. Вып. 2. Краснодар: Советская Кубань, 1997. 586 с.
8. Илюхина Н. А. Метафорический образ в семасиологической интерпретации. М.: Флинта, Наука, 2010. 320 с.
9. Кондрашова О. В. Семантика поэтического слова. Краснодар: Изд-во Кубанского ун-та, 1998. 279 с.
10. Концевич Г. М. Народные песни казаков. Краснодар: Эдви, 2001. 448 с.
11. Мартыненко Л. Б., Уварова И. В. Песни и частушки периода Великой Отечественной войны. Краснодар: Изд-во Кубанского ун-та, 2005. 210 с.
12. Матвеев О. В. Историческая картина мира кубанского казачества: особенности военно-сословных представлений (конец XVIII – начало XX вв.): дис. … докт. истор. наук. Краснодар, 2009. 630 с.
13. Никитина С. Е. Устная народная культура и языковое сознание. – М.: Наука, 1993. 190 с.
14. Словарь русского языка: В 4-х т. / АН СССР, Ин-т рус. яз.; Под ред. А. П. Евгеньевой. Т. 1. М.: Русский язык, 1985. 696 с.
