21 октября 2016г.
Выбор темы исследования предопределяется исходя из ее актуальности, степени разработанности, эмпирической и теоретической составляющей. Что касается категории
«конкретизации» (правоконкретизация), герменевтика, то значимость и необходимость их детального рассмотрения неоднократно подчеркивалась современным научным сообществом. В то же время наблюдается низкая степень внимания к проблемам выработки путей и методов их разграничения и взаимодействия. Для выяснении сущности и закономерностей развития данных категорий целесообразно обратиться к исторической составляющей их становления и развития. В данной статье мы рассмотрим трех выдающихся мыслителей, философов, представителей исторической школы права, которые, по мнению многих авторитетных ученых, внесли большой вклад в развитие герменевтического направления1. Первый из них, является основателем исторической школы права, историк, юрист – Фридрих Карл Фон Савиньи. Свои взгляды на институт герменевтики он излагает в своем труде «Система современного Римского права». Так, по мнению Савиньи толкование, заключающееся в свободе умственной деятельности, можно свести к тому, что мы должны осознать закон в его истине, т.е. в той мере, в какой познаем его истину благодаря применению в регулярном производстве2. Ученый предлагает делить толкование на аутентичное или легальное и доктринальное, говоря, что только последнее является своего рода толкованием, тогда как легальное не обладает для этого признаком восприятия, но выступает лишь как преобразование закона, что в свою очередь не является толкованием. Данное умозаключение представляется крайне важным.
1 Хабибулина Н.И. - Идеи юридической герменевтики в трудах немецких мыслителей Г.Х. Пухты и Х.Г. Гадамера // Известия ПГПУ им. В.Г. Белинского. 2012. №28. С. – 171.
2 Фридрих Карл фон Савиньи. Система современного Римского права. Том I. Перевод с немецкого Г. Жигулина. Под редакцией О. Кутателадзе и В. Зубаря. Статут Москва 2011. С. – 387 – 388.
В связи с этим предлагаем кратко остановиться на вопросе о том, в чем же состоит сущность понятия «преобразование». Прежде всего, оно выступает своего рода индикатором перехода от одного качественного состояния в другое. Здесь, как нам кажется Савиньи усматривает и предвосхищает споры по поводу разграничения понятий в связи с глубиной их смыслового содержания. Так, например, принятие нового закона можно обозначить «преобразованием», так как оно характеризуется и сопровождается крупным изменением, реформой, где последние, скорее коррелирует к понятию новизны, чем к понятию изменчивости. В свою очередь, категория «изменчивость» имманентна присуща процессу конкретизации (правоконкретизации) и толкованию, при использовании которых происходит сокращение (сжатие) информационной составляющей понятия или текста при возрастании смысловой нагрузки последних. Таким образом, Савиньи предвосхитил способ разграничения нескольких однородных понятий в зависимости от выполняемых функций и степени их смысловой составляющей.
Далее, по мнению Савиньи каждый закон предназначен для того, чтобы установить природу правоотношения, т. е. высказать какую-либо мысль. Задача интерпретатора состоит в понимании данной мысли. Это, по мнению Савиньи достигается благодаря мысленному процессу воспроизводства в мышлении деятельности законодателя. При этом, следует все же заметить, что автор не раскрывает сам процесс данного воспроизводства, высказывая лишь общие методологические предпосылки или всем известные правила так сказать поверхностного толкования. Впрочем, в тему его работы данные положения и не входили.
Далее, по мнению Савиньи, своеобразие толкования законов, заключается в грамматических, логических, исторических и систематических элементах3. Они же выступают видами толкования, использование которых составляет как бы необходимую картинку или мысль законодателя. Наиболее же затруднительным выступают так называемое толкование неудовлетворительных законов. Неудовлетворительные – это такие законы, которые имеют неопределенное выражение, не дающее законченной мысли и где мысль отличается от истинной идеи закона. Следовательно, Савиньи хоть и поднимает важные вопросы, например вопрос смысла в процессе толкования, конкретизации (правоконкретизации), однако при этом не дает нам каких либо существенных прояснений по поводу сущности, особенностей и методов его выявления. Так, по его мнению, толкование возникает либо при неполноте (недосказанности) выражения закона, либо при его многозначности. Следует отметить, что данные положения неоднократно высказывались его предшественниками, рассматривавшими проблемы толкования и конкретизации (правоконкриетизации). Таким образом, никакой новой составляющей в отношении данных тезисов мы не находим.
3 См. там же. С. – 391.
Наряду с Савиньи проблемой толкования в его время занимались такие ученые как Форстер, Хельфельд, Хофакер, Хюбнер, Хуфеланд и другие. Однако, одним из самых ярких последователей Савиньи был Г.Ф. Пухта. В своем труде, «Энциклопедия права» он дает довольно подробное описание процесса толкования. При этом, так же как и у Савиньи мы не находим каких либо революционных подвижек в отношении выяснения таких понятий как например смысл, значение, знак и т.п. И все же при этом многие его выводы относительно других проблем толкования и конкретизации (правоконкретизации) заслуживают своего анализа.
Итак, Пухта говорит, что для законодательного права важнейшим средством познания служит слово, в котором оно выражено, документ, в котором оно изложено4. В противовес некоторым современным авторам Пухта утверждает, что право нельзя сделать более определенным, бесспорным и более доступным познанию каждого, приводя его только в форму закона. В качестве затруднений, он приводит намеренное искажение слов, их сомнительный смысл. Исследование же смысла слов, следовательно, (по мнению Пухты – выделено мной Адерихин Р.Н.), воли законодателя, называется интерпретацией5. Вслед за Савиньи, Пухта различает легальную и доктринальную интерпретацию. По его мнению, основу интерпретации составляет выяснение смысла слов, юридические принципы, выводимые из определения закона, выяснение обстоятельств, влиявших на волю законодателя. При этом, интерпретацией смысла слов занимается, по мнению автора грамматическая интерпретация, в то время как логическая интерпретация занимается всеми остальными вышеперечисленными обстоятельствами.
При дальнейшем анализе работы Пухты, наше внимание привлекло весьма ценное замечание ученного, по поводу того, что если в словах нет никакой двусмысленности, не следует пускаться в споры по поводу подлинной воли законодателя. Что он хотел сказать данным умозаключением? Как нам кажется, в данном случае, на первый план в процессе конкретизации (правоконкретизации) и толкования выходят принципы разумности и целесообразности преследуемой цели, которые выполняют так сказать стабилизирующую и телеологическую установку в процессе конкретизации (правоконкретизации) и толкования. Пухта не зря делает акцент на данном вопросе, так как в своей работе он хотел отразить наиболее существенные свойства, принципы и функции процесса толкования и конкретизации (правоконкретизации). В данном случае принцип разумности и целесообразности выступают индикаторами категории «понимаемость» и «восприятие». Последние в свою очередь являются необходимыми составляющими процесса конкретизации (правоконкретизации) и толкования, а точнее выступают как целевые и предельные когнитивные установки субъекта или интерпретатора. Следовательно, процесс конкретизации (правоконкретизации) и толкования заканчивается или завершается тогда, когда в определенный исторический момент времени интерпретатор доходит до определенной степени «достаточности» и смысловой «определенности», которая по его мнению в полной мере «удовлетворяет» как его целевые установки, так и сообразуется со степенью «целесообразности» и «определенности» других субъектов и их целевых установок в конкретный исторический, политический, экономический, информационный, ментальный и т.д. момент времени. Что касается недостатка или так сказать существенного факта данной концепции в раскрытии понятий конкретизации (правоконкретизации) и толкования, так это то, что данные целевые установки, степень «достаточности» и «удовлетворенности» постоянно меняется в неизбежном процесс развития онтологических единиц мира, в том числе и права.
4 Немецкая историческая школа права. – Челябинск: Социум, 2010. – С. – 444.
5 См. там же. С. – 445.
Заканчивая рассмотрение работы Пухты данным проблемным вопросом мы постепенно переходим к третьему, не менее выдающемуся мыслителю XX века Хансу- Георгу Гадамеру. По его словам классической дисциплиной, занимающейся искусством понимания текстов является герменевтика6. Герменевтика включает в себя все сферы искусства и ее проблемы. Для того, что бы понять, о чем идет речь, рассмотрим некоторые взгляды философа относительно искусства, эстетики других категорий.
Онтология произведения искусства и ее герменевтическое значение у Гадамера эксплицируется посредством понятия игра. Игра выступает в качестве способа бытия самого произведения искусства7. В игру, по словам Гадамера вовлечены две стороны – зрители и непосредственно играющие. Зрители обладают одним методическим преимуществом, так как игра осуществляется для них, и она, таким образом, становится наглядным ее смыслового содержания. Исследуя процесс игры как искусства, философ наталкивается на необходимости рассмотрения вопроса о том, что представляет из себя процесс «узнавания»? Радость узнавания состоит в том, что познается большее, нежели было известно8. Если перефразировать данный тезис применительно к теме нашего исследования, то можно увидеть вывод Шлейермахера относительно того, что интерпретирующий субъект с неизбежностью выходит за рамки смысла, который подразумевал сам автор. То есть толчком к процессу развития мысли, служит разность опыта интерпретатора и интерпретирующего. «Интерпретация может в определенном смысле считаться посттворчеством, которое, однако, не следует процессуально за актом творчества, но относится к облику сотворенного произведения и имеет целью воплотить его с индивидуальным осмыслением»9. Следовательно, заключает автор, подражание и изображение – это не только копирующее повторение, но и познание сущности, они несут в себе сущностную связь со всяким, для кого изображение предназначено10. Эта же сущность, во всей своей полноте реализуется посредством артистов и слушателей, которые воспринимают образы такими, какими их замыслил автор. Гадамер называет этот процесс двойным мимесисом: «Автор изображает, изображает и исполнитель. Но именно такой двойной мимесис един: ведь то, что обретает бытие в том и в другом случае, тождественно»11.
6 Гадамер Х.Г. – Истина и метод: Основы филос. Герменевтики: Пер. с нем./Общ. Ред. И вступ. Ст. Б.Н. Бесссонова. – М.: Прогресс, 1998. С. – 110.
7 См. там же. С. – 75.
Далее Гадамер говорит, что само произведение отличается от своего «представления». Имеется в ввиду то, как сам субъект познания, а в нашем случае автор текста или законодатель представляет действие или изложение своих мыслей и то, как эти мысли «вписываются» в представления других субъектов (инерпретаторов), а так же как они взаимодействуют так сказать на практике с реальным их воплощением. Это то, как раз о чем мы говорили, развивая принципы разумности и целесообразности преследуемой цели у Пухты. Что касается Гадамера, то он приводит в пример проблемы, связанные с началом реставрации: «Например, можно задаться вопросом относительно архитектурного сооружения, как оно выглядело бы при солитерном расположении или как оно должно увязываться со своим окружением»12. Таким образом, данным примером автор хочет донести мысль о том, что само произведение отличается от своего «представления». Ученый поднимает говорит о том, что даже сам автор произведения уже выступает в качестве интерпретатора своего детища, при его непосредственной реализации или объективации, так сказать воплощении в жизнь. Таким образом, интерпретация, по мнению Гадамера, может в определенном смысле считаться посттворчеством, которое однако, не следует процессуально за актом творчества, но относится к облику сотворенного произведения и имеет целью воплотить его с индивидуальным осмыслением13.
9 См. там же. С. – 85.
10 См. там же. С. – 82-83.
11 См. там же. С. – 84.
12 См. там же.
Другой вопрос, поднимаемый Гадамером в своем исследовании звучит так: «Мы спрашиваем в первую очередь: с чего начинается герменевтическая работа?...»14. Для ответа философ обращается к герменевтическому правилу о том, что целое следует понимать, исходя из частного, а частное – исходя из целого. Так, процесс понимания постоянно переходит от целого к части и обратно к целому. При этом соответствие всех частностей целому суть критерий правильности понимания. Отсутствие такого соответствия означает неверность понимания15. Под целостностью Гадамер понимает, например духовную жизнь автора текста или совокупность произведений автора. То есть, для понимания вообще необходимо изучить не только знак текста, закона и т.п., но необходимо учитывать и другие так сказать жизненные компоненты или атрибуты, которые наравне с текстом входят в такое понятие как смысл: «Мы движемся в таком измерении осмысленного, которое само по себе понятно и потому никак не мотивирует
обращение к субъективности другого. Задача герменевтики и состоит в том, чтобы объяснить это чудо понимания, которое есть не какое-то загадочное общение душ, но причастность к общему смыслу»16. При этом, следует отметить, что «причастность к общему смыслу» не далеко уходит от «загадочного общения душ», так как при этом необходимо выяснить, что представляет из себя «общий смысл», и чем он отличается от других видов смысла? Что есть «причастность»? Это проникновение или это
поверхностное наблюдение? и т.п. Следует отметить, что тема смысла, поднятая, в том числе в работах Гадамера требует своего самого пристального внимания со стороны научного сообщества не только в философских трудах, но так же и в юридических науках, занимающимися вопросами конкретизации и толкования в юриспруденции.
Далее, при анализе произведения, существенным выводом Гадамера, как нам кажется является выделение так называемого нами «внутреннего ситуационного контекста», который выражается, по словам философа в предвосхищении завершенности, руководящим всем нашим пониманием. Так, например, читатель постоянно руководствуется в своем понимании еще и трансцендентными смыслоожиданиями, вытекающими из его отношения к истине того, что говориться в тексте17. То есть Гадамер, вслед за Шлейермахером, предлагает выделить момент нашего собственного предварительного отношения к существу дела, момент внутреннего «субъективного» истолкования. Что же касается последнего, то, по мнению философа – это, не какой то, отдельный акт, задним числом и при случае дополняющий понимание; понимание всегда является истолкованием, а это последнее соответственно суть эксплицитная форма понимания18. К слову сказать, понятие «понимание» напрямую коррелирует к понятиям конкретизации (правоконкретизации) и толкования. Более того, понимание является необходимой составляющей и целью любого толкования, что в свою очередь порождает и вызывает к жизни процесс конкретизации (правоконкретизации) и толкования. Таким образом, данный вопрос, требуют своей серьезной разработки.
14 См. там же. С. – 177.
15 См. там же.
16 См. там же. С. – 178.
17 См. там же. С. – 179.
Далее, не обходит стороной Гадамер и проблемы юридической герменевтики и толкования. Так, сравнивая, функции историка права и юриста он говорит о том, что смысл закона конкретизируется лишь благодаря учету всей сферы его применения целиком. Имеется ввиду его историческое изменение и становление. То есть, по мнению Гадамера конкретизация (правоконкретизация) есть процесс уяснения и уточнения исторической справки закона и положений в него входящих. Забегая вперед, скажем лишь, что исторической составляющей так называемого «ситуационного контекста» дело не ограничивается. Необходимо учитывать и иные факторы, окружающие и входящие в конкретный исторический контекст. При этом наличие самого «ситуационного контекста» не отрицается автором, напротив он заключает: «Разумеется, юрист всегда имеет в виду сам закон. Однако его нормативное содержание должно быть определено с учетом того случая, к которому его следует приложить»19.
Что касается вопроса разграничения категорий конкретизация (правоконкретизация) и толкование, то Гадамер не делает между ними какого либо различия, по крайней мере это отношение к данному вопросу звучит так: «Задача истолкования суть задача конкретизации закона в том или ином случае, то есть задача аппликации…задача конкретизации не исчерпывается простым знанием параграфов»20.
По сути, он приравнивает конкретизацию к юридическому толкованию закона применительно к определенному случаю. То есть, конкретизация выражает прагматический аспект применения права. Аппликация же – это не приложение к конкретному случаю некоего всеобщего, которое было изначально дано и понято по себе, но аппликация и есть действительное понимание самого всеобщего, которым является для нас данный текст. Понимание оказывается родом действия (Wirkung) и познает себя в качестве такового21. Следовательно, можно сделать вывод о том, что «понимание» присуще и конкретизации (правоконкретизации) и интерпретации и другим подобным понятиям. Данное заключение коррелирует к другому достаточно проблемному современному вопросу, а именно к вопросу так называемого «понятийного хаоса», то есть совокупности того набора понятий, которые выработало научное сообщество в течении долгого времени и которые предстают в современной литературе в великом множестве порождая и сильно раздвигая рамки научных исследований в постановке и раскрытии проблемы, а как следствие значительно усложняя процесс выработки единых позиций по проблемам конкретизации (правоконкретизации) и толкования права. В чем их смысл? В чем смысл их разнообразия? Каковы критерии разграничения понятий «конкретизация», «толкование», «детализация», «уточнение», «уяснение» и т.п. Такова постановка проблемы, порождающей те вопросы, на которые необходимо будет ответить в дальнейшем.
18 См. там же. С. – 187. 19 См. там же. С. – 197. 20 См. там же. С. – 199. 21 См. там же. С. – 206.
Таким образом, исходя из вышеперечисленного, видно насколько глубоки и продуктивны были исследования по вопросам конкретизации (правоконкретизации) и толкования в работах немецких ученых. До сих пор, как показывает анализ, они ставят перед нами ряд важнейших вопросов требующих своего решения современным научным сообществом.
Список литературы
1. Гадамер Х.Г. – Истина и метод: Основы филос. Герменевтики: Пер. с нем./Общ. Ред. И вступ. Ст. Б.Н. Бесссонова. – М.: Прогресс, 1998.
2. Немецкая историческая школа права. – Челябинск: Социум, 2010.
3. Фридрих Карл фон Савиньи. Система современного Римского права. Том I. Перевод с немецкого Г. Жигулина. Под редакцией О. Кутателадзе и В. Зубаря. Статут Москва 2011.
4. Хабибулина Н.И. - Идеи юридической герменевтики в трудах немецких мыслителей Г.Х. Пухты и Х.Г. Гадамера // Известия ПГПУ им. В.Г. Белинского. 2012. №28.
