19 марта 2016г.
Исследованию политического дискурса посвящено немало работ как отечественных, так и зарубежных лингвистов (B. Н. Базылев, 1998; А. Н. Баранов, 1997; Р. Водак, 1997; О. Л. Михалева, 2005; О. Н. Паршина, 2007; Е. А. Попова, 1995; Е. И. Шейгал, 2000; А. П. Чудинов, 2007; T. A. van Dijk, 1997; M. Edelman, 1977; K. L. Hacker, 1996 и др.).
В лингвистической литературе наряду с термином «политический дискурс» употребляются, такие как «общественно-политическая речь» (Т.В. Юдина, 2001), «политический язык» (О. И. Воробьева, 2011), «политическая коммуникация» (А.П. Чудинов, 2007). Более того на сегодняшний день отсутствует единство в толковании данного феномена, который может рассматриваться как в широком, так и в узком значении.
Политический дискурс в узком смысле не выходит за пределы сферы политики. Согласно такому подходу, политический дискурс – это дискурс политиков. Его образуют правительственные обсуждения, парламентские дебаты, партийные программы и речи политиков [Гаврилова 2004: 128]. Один из приверженцев подобной трактовки голландский лингвист Т. А. ван Дейк, в частности, отмечает, что политический дискурс формируется в контексте функционирования политических институтов (заседание правительства, сессия парламента, съезд партии). Другими словами, дискурс является политическим, когда он сопровождает политический акт в соответствующей институциональной обстановке [цит. по Гавриловой 2004: 128].
Согласно концепции А. Н. Баранова и Е. Г. Казакевича политический дискурс образует «совокупность всех речевых актов, используемых в политических дискуссиях, а также правил публичной политики, освященных традицией и проверенных опытом» [Баранов, Казакевич 1991: 6]. При таком узком понимании политический дискурс ограничивается институциональными формами общения [Шейгал 2000].
Широкий подход к анализу политики и политической коммуникации представлен, в частности, точкой зрения Е. И. Шейгал. Под политическим дискурсом понимается «любые речевые образования, субъект, адресат или содержание которых относится к сфере политики» [Шейгал 2000: 23]. Как справедливо замечает Гаврилова, при таком подходе исследование политического дискурса предполагает анализ всех семиотических систем искусства, а языковым материалом выступают заявления политиков, политических обозревателей и комментаторов, публикации в СМИ, материалы специализированных изданий, касающиеся различных аспектов политики [Гаврилова 2004: 127].
Широкое понимание политического дискурса позволяет включать в него элементы не институционального общения и выявить точки пересечения с другими видами дискурса: юридическим, научным, педагогическим, рекламным, спортивно – игровым, бытовым и художественным. Вследствие прозрачности границ дискурса нередко происходит наложение характеристик разных видов дискурса в одном тексте. Так, например, интервью с политологом сочетает в себе элементы масс – медиа, научного и политического дискурсов. Политический и рекламный дискурс пересекаются в жанре политической рекламы. Юридический дискурс пересекается с политическим в сфере государственного законодательства. Пересечение политического и религиозного дискурса возникает в сфере мифологизации сознания, веры в магию слов, признании божественной роли лидера, использовании приемов манипулятивного воздействия и ритуализации общения. Политический дискурс граничит со спортивно – игровым, ожесточенная борьба за власть разыгрывается как состязание, как большие национальные игры, для которых важны зрелищность, определенные имиджи, формы проявления речевой агрессии и т. д. [Карасик 2004: 282].
Политический дискурс как особый вид коммуникации обладает специфическими функциями. Общественное предназначение политического дискурса – внушить адресатам (гражданам общества) необходимость «политически правильных» действий и оценок [Демьянков 2001: 17].
По мнению Е.А. Поповой, основными функциями политического дискурса являются завоевание и удержание власти, всяческое препятствие деятельности политических противников, разъяснение и оценка политической ситуации в обществе, формирование нужного мировоззрений и убеждений [Попова1995: 34].
Е.И. Шейгал в качестве основной функции политического дискурса предлагает считать его использование в качестве инструмента политической власти. К частным проявлениям этой функции автор относит следующие:
1) функция социального контроля (создание предпосылок для манипулирования общественным сознанием); 2) функция легитимизация власти (объяснение и оправдание решений относительно распределения власти и общественных ресурсов); 3) функция воспроизводства власти (укрепление приверженности системе, в частности через ритуальное использование символов); 4) функция ориентации (через формулирование целей и проблем, формирование картины политической реальности в сознании социума); 5) функция социальной солидарности (интеграция в рамках всего социума или отдельных социальных групп); 6) функция социальной дифференциации (отчуждение социальных групп); 7) агональная функция (инициирование и разрешение социального конфликта, выражение несогласия и протеста против действий властей); 8) акциональная функция (проведение политики через мобилизацию или «наркотизацию» населения: мобилизация состоит в активизации и организации сторонников, «наркотизация» означает процесс умиротворения и отвлечения внимания населения) [Шейгал 2000:36].
Политический дискурс обладает набором структурообразующих признаков, создающих его специфику по сравнению с другими видами дискурса.
Наиболее подробно признаки политического дискурса описаны в работе Е. И. Шейгал, в которой автор выделяет следующие: 1) специфика институциональности; 2) специфика информативности; 3) смысловая неопределенность; 4) дистанцированность и авторитарность; 5) театральность; 6) динамичность [Шейгал 2000: 57-88].
Одной из важнейших характеристик политического дискурса является его технологичность [Плотникова 2011]. Технологичность, по мнению С. Н. Плотниковой, предполагает кодификацию дискурса, состоящую в отборе необходимых типов дискурса на научных основаниях, в том числе и лингвистических, осознанное закрепление в памяти принципов порождения технологически необходимого дискурса и автоматическое пользование им в зависимости от обстоятельств [Плотникова 2006: 97].
Технологичность политического дискурса, на наш взгляд, обусловлена в первую очередь его институциональными характеристиками. Напряженное отношение между экспрессивной и коммуникативной функциями общения в рамках политической коммуникации побуждает к активному лингвистическому конструированию. При этом технологичность политического дискурса может проявляться в нескольких направлениях: осуществление воздействия, аргументирование, манипулирование сознанием, управление восприятием действительности.
По мнению большинства исследователей политического дискурса, важнейшим его признаком является тематический определитель цели – «борьба за власть» [Паршина 2007, Чудинов 2007, Шейгал 2000], а значит, овладение ею, сохранение, осуществление, стабилизация и перераспределение [Шейгал 2000: 35].
Основная интенция политического дискурса – борьба за власть – отражается в таком его свойстве как агональность (от греч. агон «состязание», «борьба двух идей, которые защищают соперничающие стороны, причем борьба азартная, страстная») [Михалева 2005, Михальская 1996: 68]. Таким образом, агональность, как и всякая борьба, не может быть реализована без соперника и всегда предполагает наличие противоборствующих сторон. В политическом дискурсе агональность предполагает конфликт двух разных взглядов, идеологий, политических партий. Исходя из этого положения, можно выделить еще два признака политического дискурса, такие как конфликтность и партийность.
Партийность политического дискурса проявляется в разделении всей сферы политики на определенные политические партии, которые формируются вокруг определенной идеологии, определенных политических интересов и взглядов, а также в приверженности, ориентации на интересы и идеологию одной из этих партий, и абсолютного отрицания идей других политических партий; иными словами здесь формируется оппозиция «свои- чужие». Конфликтность политического дискурса проявляется в борьбе между этими партиями, в отстаивании интересов своей партии как единственно правильных, тo есть в борьбе за «своих» против «чужих».
Следует также отметить, что партийность политического дискурса проявляется не только в приверженности определенной политической позиции, но и в поиске и сплочении сторонников. Нередко основным источником сторонников выступает народ, чьи внимание и заинтересованность являются целью деятельности политиков.
Принимая во внимание все вышеизложенное, можно сделать следующие выводы: политический дискурс представляет собой сложное коммуникативное явление, которое включает в себя текст (как фиксированный результат определенной политической деятельности), участников общения (их цели, коммуникативно- прагматические установки) и экстралингвистический контекст. Основными признаками политического дискурса являются институциональность, партийность, конфликтность, дистанцированность и технологичность.
Итак, как уже говорилось ранее, основной интенцией политического дискурса является борьба за власть. Политическая власть явление зыбкое и крайне нестабильное. В рамках политической коммуникации существует множество факторов, способных поставить под угрозу авторитет политика или вовсе привести к потери его власти. В борьбе за власть и за ее удержание политические лидеры нередко прибегают к использованию различных коммуникативных стратегий и тактик. Так, например. Е.И. Шейгал выделяет следующие виды стратегий в политическом дискурсе: 1) стратегия вуалирования, затушевывания нежелательной информации (позволяет притушить, сделать менее очевидными неприятные факты); 2) стратегия мистификации (сокрытие истины, сознательное введение в заблуждение); 2) стратегия анонимности (деперсонализации) как прием снятия ответственности [Шейгал 2000: 115].
Наиболее полно отражает существующие стратегии и их соотношение с тактиками политического дискурса классификация стратегий и тактик О. Н. Паршиной. В основу классификации была положена конечная цель, которую исследователь понимает как прогнозируемое искомое, как представление о результате, который должен быть достигнут по отношению к адресату. Автор выделяет следующие стратегии и тактики политического дискурса:
I. Стратегия самопрезентации (построение имиджа политика): 1. тактика отождествления (демонстрации символической принадлежности к определѐнной социальной, статусной или политической группе.); 2. тактика солидаризации (стремление создать впечатление общности взглядов, интересов, устремлений, ощущение "психологического созвучия" говорящего и аудитории.); 3. тактика оппозиционирования (разграничение "своих" и "чужих").
II. Стратегии борьбы за власть включают следующие виды: 1. Стратегия дискредитации и нападения (очернение оппонента в глазах избирателей): а) тактика обвинения; б) тактика оскорбления. 2. Манипулятивная стратегия (различного рода уловки в дискурсе, имеющие целью обманным путем убедить адресата встать на позиции отправителя речи, несмотря на несостоятельность фактического или логического обоснования вопроса): а) демагогические приемы (высокопарные рассуждения, использование пустых обещаний, недоказанных фактов, а также гиперболизация своих достоинств, гиперболизация всего положительного с точки зрения адресата); б) манипулятивные тактики (тактика вежливости, тактика гиперболизации, утрирования, тактика отвлечения внимания от основной проблемы). 3. Стратегия самозащиты (убеждение в необоснованности разного рода обвинений): а) тактика оправдания (объяснения поступка говорящего); б) тактика оспаривания (несогласие с предъявляемыми обвинениями, но и опровержение негативной оценки и обозначение своей позиции); в) тактика критики;
III. Стратегии удержания власти включают следующие виды: 1. Информационно-интерпретационная стратегия (информирование граждан о важнейших событиях социальной, экономической и политической жизни): а) тактика признания существования проблемы; б) тактика акцентирования положительной информации; в) тактика разъяснения; г) тактика комментирования (использование высказываний, поясняющих смысл контекста или некоторых слов и выражаемых ими понятий); д) тактика рассмотрения проблемы под новым углом зрения; е) тактика указания пути решения проблемы. 2. Стратегия формирования эмоционального настроя адресата: а) тактика единения (объединение слушателей как "единого народа", стремление к единству и общности); б) тактика обращения к эмоциям адресата; в) тактика учета ценностных ориентиров адресата (апелляция к ценностной системе адресата).
IV. Стратегии убеждения включают следующие виды: 1. Аргументативная стратегия (убеждение адресата при помощи аргументов): а) тактика обоснованных оценок (суждения, при помощи которых оратор стремится объективно оценить предмет и обосновать свою оценку); б) тактика контрастивного анализа (сопоставление фактов, событий, результатов, прогнозов воспринимаемое адресатом как убедительные аргументы); в) тактика указания на перспективу (прогнозирование политиками развития событий, выражение стратегических целей, позиций и намерений говорящего); г) тактика иллюстрирования (проявляется в использовании фактов и примеров). 2. Агитационная стратегия (воздействие на поступки слушателей, чтобы побудить их к совершению определенного поступка): а) тактика обещания; б) тактика призыва [Паршина 2007: 42-117].
Необходимо обратить особое внимание на то, что в научной литературе отсутствуют четкие критерии выделения типов стратегий и их соотношения с тактиками. В связи с этим нередко тактики, относящиеся к одной стратегии, могут способствовать реализации другой стратегии.
Помимо стратегий политического дискурса отдельными исследователями выделяются его технологии. Так, например, К. В. Никитина, исследуя речевоздействующий потенциал политического дискурса СМИ, выделяет пять основных технологий речевой манипуляции, используемых в рамках политического дискурса: 1) технология речевой манипуляции «свои/чужие»; 2) технология речевой манипуляции «хорошо/плохо»; 3) технология речевой манипуляции «комическое/трагическое»; 4) технология речевой манипуляции «герой/антигерой»; 5) технология речевой манипуляции «истина/не-истина» [Никитина 2007].
Следует отметить, что не все исследователи, занимающиеся изучением стратегий и технологий политического дискурса, проводят четкое терминологическое разграничение между понятиями «стратегия» и «технология». Нередко эти два понятия используют как взаимозаменяемые. Как отмечает С. Н. Плотникова, стратегия, тактика, технология – эти три понятия, используемые в анализе дискурса, еще не имеют непротиворечивого лингвистического обоснования [Плотникова 2008: 138]. Многие выделяемые в научной литературе стратегии являются на самом деле технологиями, поскольку они представляют собой поэтапный технологический процесс производства конечного продукта, а именно: дискурса. Подобно промышленным и коммерческим технологиям технологии производства дискурса строятся на обдуманном использовании научных знаний – в данном случае лингвистических. Дискурс как конечный продукт, получаемый в результате применения той или иной дискурсивной технологии, служит целям управления социальным адресатом в заданных технологом параметрах. [Плотникова 2008: 138]. Их различие в том, что стратегии чаще всего дорефлексивны и используются неосознанно, спонтанно и автоматически; технологии же рефлексивны, осознаны, обдуманы и спланированы [Плотникова, Серебренникова 2013: 187].
Анализ лингвистических исследований политического дискурса позволяет утверждать, что существует достаточно большое количество различных стратегий и тактик политического дискурса. Существуют их различные классификации. Однако, полагаем, что ни одну из существующих классификаций не следует считать исчерпывающей и завершенной. Поскольку политический дискурс явление динамическое, его цели постоянно меняются и требуют все более новых и более эффективных языковых способов их достижения, то список стратегий, тактик и технологий открыт и потенциально пополняем.
Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научного проекта № 15-34-01246
Список литературы
1. Баранов А.Н., Казакевич Е.Г. Парламентские дебаты: традиции и новации. – М.: Знание, 1991. – 42 с.
2. Гаврилова М.В. Политический дискурс как объект лингвистического анализа // Полис: политические исследования. – 2004. – № 3. – С. 127-139.
3. Демьянков В. З.Интерпретация политического дискурса в СМИ // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. М.: изд-во МГУ, 2001. С. 116-133.
4. Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. – М.: Гнозис, 2004. – 477 с.
5. Михалева О. Л. Политический дискурс как сфера реализации манипулятивного воздействия: монография. – Иркутск: Иркут. ун-т, 2005. – 320 с.
6. Михальская А. К. Русский Сократ: Лекции по сравнительно исторической риторике: Учебное пособие для студентов гуманит. факультетов. – М.: Академия, 1996. – 192 c.
7. Никитина К. В. Технологии речевой манипуляции в политическом дискурсе СМИ (на мат. газет США): дис. … канд. филол. наук: 10.02.04. – Уфа, 2007. – 197 с.
8. Паршина О.Н. Российская политическая речь: теория и практика. – изд. 2-е, испр. и доп. – М. : ЛКМ, 2007.– 232 с.
9. Плотникова С.Н. Стратегичность и технологичность дискурса // Лингвистика дискурса – 2: Вестник ИГЛУ. Сер. Лингвистика и межкультурная коммуникация. – Иркутск, 2006. – С. 87-98.
10. Плотникова С.Н. «Дискурсивное оружие»: роль технологий политического дискурса в борьбе за власть // Вестник ИГЛУ. – Иркутск, 2008. №2. – C. 138-141.
11. Плотникова С.Н. Дискурсивные технологии и дискурсивное оружие как реалии современной информационной эпохи // Технологизация дискурса в современном обществе: коллективная монография. Иркутск: ИГЛУ, 2011. – С. 6-44.
12. Плотникова С.Н., Серебренникова Е.Ф. Когнитивная траектория дискурсивизации: дестинация, стратегия, технология // Вестник ИГЛУ. № 1 (22). – Иркутск, 2013. №2. – C. 186-191.
13. Попова Е. А. Культурно-языковые характеристики политического дискурса (на материале газетных интервью): дис. ... канд. филол. наук. – Волгоград, 1995. – 250 с.
14. Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса: монография. – Волгоград: Перемена, 2000. – 368 с.
15. Чудинов А. П. Политическая лингвистика: учеб. пособие. – изд. 2-е, испр. – М.: Флинта: Наука, 2007. – 256 с.
