12 марта 2016г.
Николай Васильевич Гоголь видел в театре огромную воспитательную, преобразующую силу, способную сплотить тысячи людей и заставить их «вдруг потрястись одним потрясением, зарыдать одними слезами и засмеяться одним всеобщим смехом» [2]. Театр для него был школой добра. Драматург понимал, что сущность психологии театра состоит в этом общем переживании. И если автор пренебрегает этим законом, ему грозит равнодушие зрителей. Но если он сможет употребить все свои духовные и творческие силы для того, чтобы создать волнующие всех образы, он обретет огромную власть над театральной публикой. Поэтому, когда Гоголь приходит в русскую культуру в 1830-е годы, он сразу становится центральной фигурой художественной жизни XIX столетия. С его драматургией рождаются новые связи автора и зрителя-читателя, происходит эстетический сдвиг, как в восприятии искусства, так и в восприятии жизни, как его источника.
Ни театр, ни публика, ни критика в целом не поняли сразу новаторской поэтики драматурга. В театре того времени человек привык чувствовать, волноваться за героев исторических драм, следить за ловким развитием легкомысленного сюжета водевиля, сострадать персонажам слезной мелодрамы, уноситься в миры грез и фантазий, но не размышлять, не сопоставлять, не задумываться. Гоголь, предъявляя к спектаклю требование быть основанным на важных общественных конфликтах, правдиво и глубоко раскрывать явления жизни, насыщая свои произведения болью за человека, ждал от зрителя невольного, неожиданного смеха, порожденного «ослепительным блеском ума» и обращения к себе, узнавания самих себя в этих «безгеройных» персонажах. Он заговорил на другом эстетическом языке.
Театр первой половины XIX века показывал мир яркий, страстный, полный подвигов и невероятных событий. Гоголь вводит в театр реальную жизнь, взрывает спокойное бесконфликтное сознание зрителей. Драматург обновляет природу конфликта: доминирующий любовный он заменяет социальным. И поскольку фальшь, пошлость, невежество, взяточничество, грубость нравов распространены повсеместно, даже добродетельный человек живет с мертвой, пустою душою, то мир гоголевских комедий лишается положительного героя, оказывается миром однородного зла или посредственности. Лишь смех остается единственным честным и в то же время карающим лицом. Гоголевский смех направлен на нас самих, на каждого из нас, смех очищающий и просветляющий, смех сквозь слезы. Зритель должен был, по замыслу Гоголя, найдя в себе черты Хлестакова или Чичикова, мужественно противостоять духовной тьме, привести себя к христианскому идеалу.
Гоголь видит смысл искусства в служении своей земле, в очищении от «скверны», а способ усовершенствования общества – в нравственном самоусовершенствовании личности: в требовательном отношении к самому себе, в ответственности каждого за свое поведение в мире.
Современный Гоголю театр не ставил еще перед собой таких задач. Поэтому не удивительно, что первые постановки «Ревизора» вызвали массу споров и неоднозначных откликов. Театр не знал еще такой драматургии и не понимал, как ее играть. Актеры, пользуясь приемами сценического существования в водевиле, пытались насмешить публику карикатурными гримасами или кривлянием. В то же время спектакли ставились всерьез, и заняты в них были замечательные актеры.
Премьеры спектакля состоялись в 1836 году сначала в Санкт-Петербургском Александринском театре, затем в Московском Малом театре.
Реакция в Петербурге на «Ревизора» была очень разной. Но при этом у большинства зрителей она вызывала недоумение.
Сам Гоголь был очень недоволен постановкой, несмотря на его личное участие в работе над спектаклем. Он опасался, что актеры начнут играть карикатурно, преувеличенно. Беспокоило автора и отсутствие репетиций в костюмах. Так, драматург хотел видеть Щепкина и Рязанского в ролях Бобчинского и Добчинского, опрятными, толстенькими, с прилично приглаженными волосами. На премьере актеры вышли на сцену с взъерошенными волосами, выдернутыми огромными манишками, нескладными, неопрятными. Актер Н.О. Дюр представил Хлестакова традиционным плутом, водевильным шалуном. Лишь городничий в исполнении И.И. Сосницкого понравился Гоголю. Огорчила Гоголя и «немая сцена». Он хотел, чтобы онемевшая мимика окаменевшей группы две-три минуты удерживала внимание публики до закрытия занавеса. Но театр не давал этого времени на «немую сцену».
Но главная причина недовольства Гоголя заключалась даже не в фарсовом характере спектакля, а в том, что при карикатурной манере игры сидящие в зале воспринимали происходящее на сцене без применения к себе, так как персонажи были утрированно смешны. Между тем замысел Гоголя был рассчитан как раз на противоположное восприятие: вовлечь зрителя в спектакль, дать почувствовать, что город, обозначенный в комедии, существует не где-то далеко, а в той или иной мере в любом месте России. Гоголь обращается ко всем и каждому: «Чему смеётесь? Над собой смеётесь!».
В Москве первое представление давалось для аристократической публики, которую «Ревизор» «не занял, не тронул, только рассмешил слегка» [2]. Несмотря на это спектакль продолжал ставиться. В Москве не подчеркивали водевильных и фарсовых моментов – на первый план театр выдвинул ее идейно-обличительное содержание.
Уже первые спектакли дали два направления трактовки комедии, с которой мы сталкиваемся и сегодня: фарсовое и социально-обличительное.
Необходимо отметить и рожденные в тоже время традиции прочтения одной из ведущих ролей – роль городничего Сквозника-Дмухановского в исполнении Ивана Ивановича Сосницкого и Михаила Семеновича Щепкина. Сосницкий подчеркивал больше то, что драматург говорил о благообразии, уравновешенности, внешнем приличии своего героя («хотя и взяточник, но ведет себя очень солидно»); Щепкин – то, что касалось его природной грубости, резкого перехода «от страха к радости, от низости к высокомерию». Всем преемникам их приходилось только выбирать, кому из двух образов следовать. Так, например, москвич Иван Васильевич Самарин, по свидетельству современника, «придерживался щепкинской традиции». Пример взаимодействия – трактовка роли Городничего Владимиром Николаевичем Давыдовым [4].
В первые годы революции, по свидетельству историков театра, «Женитьба» и «Ревизор» являются самыми репертуарными пьесами и стоят на первом месте по количеству постановок и числу зрителей.
В 1920 году «Ревизор» был возобновлен на сцене Государственного академического театра драмы (бывш. Александринский). Этот спектакль, еще во многом обремененный штампами, замечателен тем, что в нем принимали участие прославленный русский актер В.Н. Давыдов (городничий) и Кондрат Яковлев (Осип).
Значительным событием в жизни советского театра, во многом определившим современное истолкование классики, явилась новая постановка «Ревизора» на сцене Московского Художественного театра (премьера 8 октября 1921 года).
У старого театра не было средств выявить гоголевское обобщение «Ревизора» как «картины и зеркала нашей общественной жизни», обобщенную в форме высокой комедии. Оно впервые появилось в театре Мейерхольда, в форме большого спектакля и мощной сценической поэмы.
Постановка «Ревизора» Мейерхольдом вызвала массу обвинений в издевательстве над классикой. Режиссер смонтировал текст из всех шести редакций пьесы, присоединил отрывки из Собачкина, Кочкарева,
«Мертвых душ» и «Игроков» [5].
«Ревизор» Мейерхольда создан как большой спектакль с монументальной архитектурой. Этим спектаклем он утверждает самостоятельность сценического искусства как творческого театра.
Режиссер поставил перед собой художественную задачу показать мир старой России как кунсткамеру, как кривое зеркало, в котором гипертрофированно отражаются самые уродливые его моменты. Поэтому так логично сочетались в спектакле крайний символизм и реалистичность изображения. Атмосфера спектакля должна была быть страшно-смешной, чтобы публика смеялась над персонажами, но никогда не захотела их возвращения в мир живых. Пространственное решение сцены, освещение, пластика актеров – все сделано так, чтобы изображаемый мир казался ирреальным, чуждым, и вместе с тем «до безобразия живым».
Спектакль был насыщен богатыми деталями и в то же время поражал ясностью и простотой основных композиционных приемов. Так, например, все сцены с чиновниками, в основу которых положено хоровое начало, проведены на затемненной сцене, при свете свечей, отражающемся в лакированной под красное дерево задней перегородке с 15-ю дверьми. Все женские сцены – разработаны под ярким светом прожектора, с четко выделенными деталями, разоблачающими безудержный порыв к «цветам удовольствия», который владеет сердцами эгоистичных дам и барышень разложившейся семьи чиновника.
Постепенное нарастание динамики спектакля ведет к грандиозной концовке – к «немой сцене». В этой финальной части Мейерхольд целиком овладевал вниманием зрителя и заставлял его воспринимать «немую сцену», которая всегда и во всех театрах оставалась неразыгранной до конца. Мейерхольд находит блестящее разрешение: в последней мизансцене персонажи заменялись двойниками-манекенами. Куклы образуют «окаменевшую группу» – ироническое воплощение николаевской Руси, с ее Держимордами и «свиными рылами» чиновничества и бюрократизма. И эта задача разрешена Мейерхольдом монументально, с мощным размахом поэтической фантазии и уверенными средствами, превращающими замысел в реальное художественное творение.
Значение его в нашей театральной жизни огромное и исключительное, потому что «Ревизор» Мейерхольда есть сигнал к поднятию уровня советского театрального искусства, переживающего в первой четверти XX века опасный и глубокий кризис. Он открывает собою дискуссию о значении театрального мастерства в обстановке становления молодого советского государства.
Таким образом, каждая эпоха видела в «Ревизоре» Н.В. Гоголя свое отражение. Насколько смелыми были театральные деятели, настолько правдивым получался спектакль: от водевильно-фарсового петербургского представления, через смелую щепкинскую постановку Малого театра, обытовленную МХТ, социально- заостренные прочтения 1917-20-х гг., к гиперболизированному зеркалу В. Мейерхольда.
Список литературы
1. А. Б. В. (Надеждин? Н.И. (?)) Театральная хроника // Н. В. Гоголь в русской критике: Сб. ст. М.: Гос. издат. худож. лит., 1953. С. 316 – 322.
2. Гоголь, Н.В. О театре, об одностороннем взгляде на театр и вообще об односторонности: (Письмо к гр. А. П. Т.....му) // Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений: [В 14 т.] / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). [М.; Л.]: Изд-во АН СССР, 1937-1952.Т. 8. Статьи. 1952. С. 267 – 277.
3. Загорский, М.Б. Гоголь и театр / Составитель и автор комментариев М. Б. Загорский; общая редакция Н. Л. Степанова. М.: Искусство, 1952. 568 с.
4. Манн, Ю.В. Сквозник-Дмухановский в двух ликах // Творчество Гоголя: смысл и форма. СПб.: Изд-во С.- Петерб.ун-та, 2007. С. 579 – 586.
5. Слонимский, А.Л. Новое истолкование «Ревизора» // «Ревизор» в театре имени Вс. Мейерхольда: Сборник статей А.А. Гвоздева, Э.И. Каплана, Я.А. Назаренко, А.Л. Слонимского, В.Н. Соловьева / Издание подготовлено Е.А. Кухтой и Н.В. Песочинским, отв. ред. Н.А. Таршис. [Переиздание 1927 года.] Спб., 2002. С.7 – 20.
