24 апреля 2016г.
Для отечественной исторической науки последних двух десятилетий характерно переосмысление однозначной трактовки лишения избирательных прав в качестве меры сопутствующей подавлению и «ликвидации эксплуататорских классов». Современные российские исследователи рассматривают процесс лишения избирательных прав как средство принудительного преобразования социальной структуры российского общества и инструмент дискриминационной политики режима [12, 15, 19].
В качестве меры социального давления на так называемых «врагов» новой власти лишение избирательных прав было введено Конституцией РСФСР, утвержденной на V Всероссийском съезде Советов (10 июля 1918 г.). В Конституции РСФСР (ст. 65) впервые были определены категории граждан, которые не могли избирать и быть избранными в советы. К ним относились лица, прибегающие к наёмному труду с целью извлечения прибыли; живущие на нетрудовой доход; частные торговцы; монахи и служители церквей и религиозных культов; служащие и агенты бывшей полиции, особого корпуса жандармов и охранных отделений; душевнобольные или умалишенные; осуждённые по приговору суда [10].
Лишение избирательных прав являлось репрессивной мерой, направленной, прежде всего против мелких производителей. Идеологическим обоснованием подобной политики были положения о классовом расслоении крестьянства и обострении классовой борьбы в деревне. Образ кулака был превращен в массовую политическую категорию, которая конкретизировалась в образ злейшего врага социализма и Советской власти. Формирование образа врага осуществлялось с целью исключить оппозицию и упрочить власть РКП (б). В этом смысле политику идеологического воздействия на психологию людей в советском государстве необходимо признать исключительно продуманной: она приводила к тому, что большинство среди лишённых избирательных прав («лишенцев»), попавших в категорию «врагов народа», отстаивало свою невиновность, но решения, принятые по отношению к другим, нередко считало правильными. Лишение избирательных прав осуществлялось на основе целого ряда документов, в том числе декрета ВЦИК «Об утверждении инструкции о выборах городских и сельских Советов и о созыве съездов Советов» (26 ноября 1926 г.), вторая и третья главы которого устанавливали порядок лишения избирательных прав и восстановления в них [18].
В 1928 г. по сельским советам Немецкого района Славгородского округа процент лишенных избирательных прав колебался от 1,3 до 17%. В качестве лиц, отнесенных к категориям «лишенцев», и причин лишения избирательных прав немцев назывались следующие: «использовали наемный труд −14,8%, жили на нетрудовые доходы − 8,6%, частные торговцы и посредники −5,6%, служители религиозных культов − 56,2%, осужденные судом−8%, умалишенные − 8%» [1, с.84].
Лишение избирательных прав являлось средством административного воздействия на население немецких колоний Сибири. Образ немцев-«лишенцев», искусственно созданный органами местной власти, один к одному совпадал с образом, признаки которого были определены в Основном законе РСФСР.
Лишение избирательных прав стало составной частью репрессивных акций, осуществляемых в процессе коллективизации и «раскулачивания». Неслучайно лишение избирательных прав крестьянства приобретает массовый характер только к 1929 г. С этого времени ограничение в правах было распространено на значительную часть сельскохозяйственного населения. Только по Немецкому району Славгородского округа в период избирательной кампании в местные советы 1928−1929 гг. 473 чел, (6,05%) решением местных органов власти признаны «лишенцами»; в 1927 г. процент лишенных прав голосования был значительно ниже и составлял 2,8% [20, д. 37, л. 163]. В отдельных немецких национальных сельсоветах Барабинского, Омского и Славгородского округов количество крестьянских хозяйств «лишенцев» достигало 12-14% [6, д. 927, л. 133 об.; д.1482, л. 163].
Ограничение немецких крестьян в правах сопровождалось изъятием имущества, невозможностью трудоустройства «лишенцев», изменением места жительства, разрывом родственных связей, вытеснением из ко- операции, которого потребовал ЦК ВКП (б) в постановлении «Об организационном построении сельскохозяйственной кооперации» (27 июня 1929 г.): «Считать необходимым лишение права голоса во всех видах кооперации кулаков и нетрудовых элементов, лишенных избирательных прав в Советы» [13, с. 225].
В динамике процесса лишения избирательных прав немецких крестьян выделяются два периода. Первый период массового лишения избирательных прав крестьян, причисленных к кулакам, связан с проведением коллективизации в 1929−1931 гг. Второй − с подготовкой списков в ходе избирательных кампаний 1933-1934 гг. и этнической чисткой конца 1934− начала 1935 г. По обстоятельствам лишения избирательных прав выделяются две крупные категории крестьян: «раскулаченные» и лишенные избирательных прав в связи с неуплатой налога. Практически все крестьяне-«лишенцы» характеризовались властью как кулаки, что не соответствовало действительному положению. Так, по состоянию на 1 июля 1930 г. в Немецком районе Славгородского округа из
2 776 крестьянских семей к 111 был отнесен тот или иной признак кулацкого хозяйства, в результате 705 крестьян лишено избирательных прав. Высоким был процент «лишенцев» и в немецких колониях Ново-Омском районе (12,3%) [6, д. 1164, л. 346, 347; д. 1482, л. 163].
Широкий и неточный перечень признаков давал возможность относить к числу «кулацких» и хозяйства бедняков и середняков. В результате в сферу действия инструкций об ограничении в правах вовлекались самые широкие слои крестьянства.
В докладе члена ВЦИК В. А. Курца «О положении немецкого крестьянства в Сибири» (6 июля 1930 г.) отмечалось: «...лишение права голоса превращалось в руках местных органов власти в орудие административного воздействия на «непокорных и непослушных». «При применении лишения права голоса у местных органов власти почти совершенно стиралась грань между середняками и кулаками. Как последствие имеется массовое незаконное лишение избирательных прав середняков и даже бедноты, причем значительное количество последних лишено права голоса на религиозной почве» [3, д. 384, л. 42].
В докладной записке в Западно-Сибирский крайисполком (3 июля 1930 г.), составленной по данным обследования положения немцев в Славгородском округе, указывалось, что избирательных прав «лишались се- редняки и бедняки главным образом за эксплуатацию чужого труда... у меннонитов существует традиция − даже бедняк имеет няньку или домашнюю работницу, за что в других местностях СССР не лишали права голоса, например на Украине» [6, д. 1164, л. 347].
Кроме того, в немецкой деревне середняки и даже бедняки лишались избирательных прав как «представители религиозного культа». Советские органы пренебрегали особенностями немецкого сектантства, не имевшего профессиональных священнослужителей. Игнорировалась и лукавая по своей сути резолюция Бюро Сибкрайкома ВКП (б) «О работе в немецких колониях» (6 ноября 1929 г.), которая требовала «окончательно изжить наблюдающиеся случаи лишения прав голоса кулаков не как эксплуататоров, а как представителей религиозного культа» [2, д. 135, л. 6, 7]. По данным Астраханского сельсовета Любинского района, в ходе избирательной кампании 1929 г. из 15 хозяйств-«лишенцев» (34 человека) 12 были лишены избирательных прав как принадлежащие «служителям религиозного культа». В Немецком районе из 163 человек 56,2% «лишены прав как проповедники» [6, д. 1164, л. 113, 337].
Механизм лишения избирательных прав отличался чрезвычайной гибкостью: если хозяйство ни по одному из признаков, предусмотренных постановлением СНК СССР от 21 марта 1929 г., нельзя было отнести к «кулацкому», то использовались иные пути, в частности, налогообложение [9, с. 163]. Хозяйство, намеченное в «жертву», облагалось невыполнимым налогом, в результате крестьяне теряли своё имущество, которое, как правило, распродавалось, и лишались избирательных прав. Для установления хозяйствам твердых заданий использовались различные поводы: от традиционно-хозяйственных до политико-религиозных (например, враждебное отношение к советской власти), в том числе установление родства с «раскулаченными», что давало возможность распространять этот вид репрессий на все слои населения, невзирая на степень зажиточности хозяй- ства. Нередко индивидуальному налоговому обложению подвергались хозяйства, восстановленные после раскулачивания.
В 45,7% исследованных личных дел крестьян-«лишенцев» немецкой национальности, хранящихся в фонде Сибкрайисполкома Государственного архива Новосибирской области, указано на повышение сельскохо- зяйственного налога, индивидуальное налогообложение . В Немецком районе из 254 хозяйств «лишенцев» 152 (59,8%) хозяйствам был назначен индивидуальный налог [6, д. 1408, л. 214 об.].
В информации Сибкрайисполкома во ВЦИК (12 июля 1930 г.) признавались допущенные в крае нарушения жестких советских законов 1926−1929 гг.: «рядом обследований Сибкрайиснолкому удалось установить довольно большое количество искривлений партийной линии и нарушений законности как в период проведения перевыборов сельских Советов, так и учёта объектов обложения сельскохозяйственным налогом...» [14, с. 127]. В Немецком районе было отменено индивидуальное налогообложение для 25% крестьян, подвергнутых налогообложению [6, д. 1408, л. 214 об.].
Анализ личных дел «лишенцев» приводит к выводу о том, что, как правило, избирательных прав кроме главы семьи лишались все её совершеннолетние члены − те, кто находился на иждивении, и дети, живущие
самостоятельно. При этом зачастую не учитывались ни наличие собственного крестьянского хозяйства, ни
работа в колхозе, ни стремление отдельных людей принимать участие в мероприятиях Советской власти. Показа- тельным в этом отношении является дело «лишенца» Фризена Якова Гергардовича, ставшего «лишенцем» в 1929 г. Из девяти членов семьи Шмидта И. А. «лишенцами» признаны шести человек (совершеннолетние члены семьи); из девяти членов семьи Фризена Я. Г., имевшего крестьянское хозяйство в пос. Марковка Немецкого района, семь человек автоматически были лишены избирательных прав. Из трех сыновей Фризена Я. Г. два жили самостоятельно и имели отдельные крестьянские хозяйства, тем не менее, они вместе с отцом были лишены избирательных прав [ 7, д. 664, л. 6, 30; д. 1114, л. 33, 35, 48]. Во второй период массового лишения избирательных прав, как и в первый, продолжалась практика учёта родственных отношений.
О характере существующей власти, методах ее борьбы против формальных и потенциальных противников можно судить и по тому, что она не останавливалась и перед разрушением семей. В делах «лишенцев» со- держатся сведения о том, что крестьяне были вынуждены расторгать брак, для того чтобы жены могли быть восстановлены в избирательных правах, однако и это не всегда приводило к позитивным результатам.
В начале 30-х гг. среди совершеннолетних детей крестьян-«лишенцев» имело место такое явление, как официальный отказ от своих родителей, лишённых избирательных прав, подвергнутых аресту и сосланных на спецпоселения. Отказ поощрялся и пропагандировался властями. Из этических соображений не назовем фамилии детей «кулаков», отказавшихся от родителей. Одни предавали своих родителей якобы «по идейным соображениям», в действительности руководствуясь стремлением сохранить своё благополучие, другие делали это по принуждению родителей, надеявшихся любой ценой спасти своих детей от суровых испытаний. Среди изученных личных дел немцев-«лишенцев» 19% составили дела высланных в северные районы «кулаков».
Проблема законодательного оформления правовой дискриминации спецпереселенцев, в том числе и в форме лишения избирательных прав, остро встала уже во время первой волны раскулачивания в 1930 г.. Однако в тот период официальных актов на этот счет принято не было, за исключением решения о восстановлении в правах незаконно лишенных прав и высланных крестьян.
Во второй период массового лишения избирательных прав (1933 − начало 1935 г.) в категорию «лишенцев» попадали, прежде всего, те, кому приписывались признаки «кулацкого» хозяйства задолго до коллективизации и утратившие их в результате конфискации, «раскулачивания» и других мероприятий. По данным секретаря Немецкого РК ВКП (б) Ю. Я. Бергера, в Немецком районе Западно-Сибирского края в период отчетно-выборной кампании 1934 года «сельизбиркомами и сельсоветами вновь выявлено 200 кулацких хозяйств...» [5, д.178, л. 3].
В октябре − ноябре 1934 г. президиум Немецкого РИК провёл несколько заседаний с повесткой: «О лишении избирательных прав вновь выявленных кулаков». Менялись только названия немецких поселков. В пос. Александровка было лишено избирательных прав две семьи, в Подсосново − 7, Ровнополье −4 семьи [6, д. 1989, л. 117−119 об., 120, 121]. На 1 декабря 1934 г. в Немецком районе было 465 (6,9%) «лишенцев» [5, д.178, л. 6].
Лишение немецких крестьян избирательных прав сопровождалось нарушением инструкций ВЦИК. В период коллективизации почти 12% взрослого населения немецких деревень были лишены избирательных нрав.
«Лишенцы» становились объектом пристального внимания советских и правоохранительных органов. Для многих восстановление в правах было единственным шансом вернуться к нормальной жизни. Личные дела «лишенцев» свидетельствуют о том, что большинство из них неоднократно подавало заявления в советы всех уровней с просьбой восстановить их в избирательных правах. Большое количество заявлений крестьяне направ- ляли во ВЦИК.
Реакцией на состояние дел в регионах стало постановление Президиума ВЦИК «О мерах к устранению нарушений избирательного законодательства и об упорядочении дел, касающихся избирательных прав граждан» (10 апреля 1930 г.) и циркулярное письмо ВЦИК (12 апреля 1930 г.) с шифром «совершенно секретно», которое обязывало крайисполком «принять срочные меры к исправлению допущенных перегибов и извращений директив в области колхозного строительства, лишения избирательных прав, раскулачивания, закрытия молитвенных домов и т. д., привлекая к строжайшей ответственности злостных нарушителей этих директив» [3, д. 384, л. 48; 6, д. 1164, л. 288−290]. Однако не удалось выявить ни одного архивного документа, содержащего информацию о наказании за нарушения избирательного законодательства.
Местные органы власти были вынуждены организовать кампанию по пересмотру списков лишенных избирательных прав. В августе 1930 г. член ВЦИК А. В. Курц предложил «создать при Омском и Славгородском окрисполкомах специальные комиссии для рассмотрения жалоб на неправильное лишение избирательных прав немецкою крестьянства, с широким оповещением», «Сибкрайиснолкому в месячный срок представить доклад о выполнении постановления Президиума ВЦИК от 10 апреля 1930 г. «О мерах к устранению нарушений избирательного законодательства и об упорядочении производства дел, касающихся избирательных прав граждан в Омском и Славгородском округах» [3, д. 384, л. 42, 48].
К октябрю 1930 г. в Немецком районе Славгородского округа из 254 хозяйств лишенцев было восстановлено в правах 113 (44,5%) [6, д. 1164, л. 211 об.]. Аналогичная ситуация была характерна и для других районов округа. В докладной записке Сибкрайисполкома во ВЦИК (13 октября 1930 г.) отмечалось, что заявления крестьян о неправильных действиях местных органов власти рассматриваются краевой комиссией по пересмотру дел лишенных избирательных прав [6, д. 1164, л. 211 об.].
Часть крестьян-«лишенцев», не доверяя краевой и районным комиссиям, направляла ходатайства о восстановлении в избирательных правах непосредственно во ВЦИК. Однако, следуя бюрократическим тради- циям, ВЦИК возвращал заявления «лишенцев» в органы местной власти. Так, в письме Секретариата Президиума ВЦИК (10 декабря 1930 г.) Немецкому РИК ЗСКИКа сообщалось о пересылке заявлений «лишенцев» и рекомендовалось рассмотреть ходатайства «в точном соответствии со статьями 28-31 Инструкции о выборах Советов и исполкомов Советов в РСФСР от 4 ноября 1926 года и с циркуляром Президиума ВЦИК № АП/849 от 13 марта 1929 года» [7, д. 1114, л. 12].
В распоряжении краевой и районных комиссий находились личные дела «лишенцев», характерной чертой которых являлось включение в них документов с разным авторством, материалов, как личного происхождения, так и исходящих от официальных и частных лиц. В личных делах «лишенцев» различные источники содержат отличное друг от друга толкование тех или иных фактов, одних и тех же событий. Наибольшие противоречия присутствуют в сведениях, которые «лишенцу» имело смысл скрывать или искажать,− о собственности и нетрудовых доходах. С другой стороны, именно на эти сведения особое внимание обращали избирательные комиссии и члены специальных комиссий по пересмотру дел лишенцев, которые активно собирали материал. Информация из документов комиссий (выписки из протоколов, акты обследований, переписка, резолюции) присутствовала практически в каждом случае несоответствия сведений. Характер несоответствий между сведениями документов серьезно влиял на дальнейшую судьбу «лишенца». Несоответствия были между личными документами и сопроводительными, между различными видами сопроводительных документов. В личных делах «лишенцев» нередко сопроводительные документы подтверждали только часть личных сведений. Чем более ярко выражены несоответствия в документах, тем чаще человек проходил процедуру лишения избирательных прав, чем мягче были противоречия, тем больше шансов восстановиться в правах и меньше неясности в дальнейшей судьбе «лишенца». Итак, жёсткие противоречия в документах личных дел лишенцев, созданные при активном участии комиссий, снижали возможности «лишенцев» на восстановление в избирательных правах. В 1930 г. не было никаких шансов на восстановление в правах у спецпереселенцев.
Комиссия А. Андреева, на которую возлагалось «наблюдение и руководство работой по выселению и расселению кулаков», 15 мая 1931 г. приняла особое решение о возможности восстановления в правах спецпе- реселенцев по истечении пятилетнего срока высылки при условии их полного законопослушания и хорошей работы. На заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 30 июня 1931 г. было принято решение «О восстановлении кулаков в гражданских правах», которое было опубликовано от имени ЦИК СССР 3 июля 1931 г. [18, с. 15, 16, 310]. В дополнение к документу от 3 июля 1931 г. ЦИК СССР издал в феврале 1932 г. постановление о досрочном (до истечения установленного пятилетнего срока с момента выселения) восстановлении в гражданских правах выселенных «кулаков». Эта мера могла применяться исключительно в отношении лиц, проявивших себя высокопроизводительным трудом и лояльным отношением к Советской власти, и проводилась по представлениям органов ОГПУ, согласованным с соответствующими хозяйственными организациями [18, с. 310].
Однако, как свидетельствуют архивные документы, к немецким крестьянам-спецпереселенцам данная мера применялась лишь как исключение. Попытки немцев-спецпереселенцев решить проблему восстановления избирательных прав через индивидуальное обращение с заявлениями в специальные комиссии заканчивались отказом либо пересылкой документов в органы НКВД [6, д. 1989, л. 64, 82, 83].
Первыми восстановлению в правах подлежали дети выселенных «кулаков», достигшие совершеннолетия. В постановлении Президиума ЦИК Союза ССР от 17 марта 1933 г. «О порядке восстановления в избирательных правах детей кулаков» указывалось: «Дети высланных кулаков, как находящиеся в местах ссылки, так и вне её, и достигшие совершеннолетия, восстанавливаются в правах районными исполкомами по месту их жительства при условии, если они занимаются общественно-полезным трудом и добросовестно работают» [16].
Инструкции Западно-Сибирского крайисполкома (31 мая 1934 г., 31 июля 1934 г.) разъясняли областным, районным и городским советам порядок восстановления в избирательных правах и возвращения с мест расселения бывших кулаков, восстановленных в избирательных правах [7, д. 170, л. 20, 21,27].
Процедура восстановления в правах взрослых спецпереселенцев носила усложненный характер. При составлении списков спецпереселенцев, которые направлялись на рассмотрение в советские органы на предмет возможности восстановления в избирательных правах, велико было влияние субъективного фактора, ибо окончательное решение зависело от администрации комендатур СибЛАГа. Президиум Омского облисполкома (28 октября 1936 г.) рассмотрел список трудпоселенцев (спецпоселенцев), представленный администрацией Тарской комендатуры СибЛАГа ОГПУ, и принял постановление «О восстановлении в избирательных правах трудпоселенцев, являющихся ударниками на производстве и активно участвующих в общественной работе». Из 316 трудпоселенцев, включённых в список, был лишь один немец, Шварц Николай Яковлевич [4, д. 64, л. 1, 8, 12 об.]. Восстановление в гражданских правах главы семьи распространялось на всех её членов.
25 января 1935 г. все бывшие «кулаки» должны были быть восстановлены в избирательных правах наравне с другими гражданами СССР [8, с. 128]. Однако личные дела «лишенцев»-немцев показывают, что и в 1936 г. их восстановление в избирательных правах проводилось строго в индивидуальном порядке и постановления Президиума ЗСКИКа и Омского облисполкома, отклоняющие ходатайства лишённых избирательных прав, не были редкостью [4, д. 6, л. 101, 123, 133, 137; 7, д. 1104, л. 25; д. 1114, л. 49; д. 1298, л. 41; д.1398, л. 22].
Итак, с начала массовой коллективизации, которая сопровождалась экспроприацией имущества и высылкой части крестьян на спецпоселения, лишение избирательных прав из дискриминационной меры трансформировалось в репрессивную, так как списки крестьян-лишенцев являлись основой при составлении списков лиц, подлежащих выселению [15].
«Лишенцы». Слово-ярлык, слово-клеймо, которое прошлось по судьбам бывших «врагов народа». Но и восстановление в избирательных правах не являлось синонимом полноправности. Крестьяне оставались в местах выселения. В соответствии со статьей 135 Конституции СССР, принятой 5 декабря 1936 г., трудпоселенцы были объявлены полноправными гражданами [11, с. 29, 30]. Однако «полноправие» трудпоселенцев было декларатив- ным.
Список литературы
1. Бруль В.И. Немцы в Западной Сибири. Топчиха, 1995. Ч. 1. 192 с.
2. Бюджетное учреждение «Исторический архив Омской области» (БУ ИсА). Ф. 7. Оп. 5.
3. БУ ИсА. Ф. 28. Оп. 1.
4. БУ ИсА. Ф. 437. Оп. 22.
5. Государственный архив Новосибирской области (ГАНО). Ф. П-3. Оп. 7. 6. ГАНО. Ф. 47. Оп. 1.
7. ГАНО. Ф. 47. Оп. 3.
8. Земсков В.Н. Судьба «кулацкой ссылки» (1930−1954 гг.) // Отечественная история. 1994. № 1. С. 118−147.
9. Коллективизация сельского хозяйства: важнейшие постановления Коммунистической партии и Советского правительства: 1927–1935 / отв. ред. П. Н. Шарова. М.: Изд-во АН СССР, 1957. 575 с.
10. Конституция (Основной Закон) Российской Социалистической Федеративной Советской Республики 1918 г. [Электронный ресурс]. URL: http://constitution.garant.ru/histor y/ussr-rsfsr/1918/chapter/13/ (дата обращения: 29.02.2016).
11. Конституция (Основной Закон) Союза Советских Социалистических Республик 1936 г. М., 1991.
12. Красильников С.А. Маргиналы в постреволюционном российском обществе в 1920-1930-е гг. //Вестник РГНФ 2003. №4. С. 5−13.
13. Крестьянство Сибири в период строительства социализма (1917−1937 гг.) /Н.Я. Гущин, Л.М. Горюшкин, В.Т. Агалакова. Новосибирск: Наука, 1983. 389 с.
14. Малиновский Л.В. Немцы в России и на Алтае. Барнаул: Позиция, 1995. 186 с.
15. Саламатова М.С. Лишение избирательных прав как форма социально-политической дискриминации в середине 1920-х−1936 гг.: на материалах Западной Сибири: автореф. дис…канд. истор. наук. Новосибирск, 2002. [Электронный ресурс]. URL: http://cheloveknauka.com/lishenie-izbiratelnyh-prav-kak-forma-sotsialno- politicheskoy-diskriminatsii-v-seredine-1920-h-1936-gg (дата обращения: 21.08.2015).
16. Сборник законов Союза СССР. 1933. № 21, ст. 117.
17. Славко Т.И. Идеологическое обеспечение процесса лишения избирательных прав в 20–30-е гг. // История репрессий на Урале в годы Советской власти. Екатеринбург, 1994. С.90–93.
18. Спецпереселенцы в Западной Сибири. Весна 1931−начало 1933 г. / Сост. С.А. Красильников, В.Л. Кузнецова, Т.Н. Осташко. Новосибирск: ЭКОР, 1993. 287 с.
19. Царикаев А.Т. Власть и общество: политика лишения избирательных прав в
1918−1936 гг. (на материалах Владикавказа и Северной Осетии. [Электронный ресурс]. URL: http://iratta.com/materials/novaya/15892-vlast-i-obschestvo-politika-lisheniya-izbiratelnyh-prav-v-1918-1936-gg- na-materialah-vladikavkaza-i-severnoy-osetii.html (дата обращения: 17.02.2016).
20. Центр хранения архивного фонда Алтайского края (ЦХАФ АК). Ф. П-38. Оп.7.
