23 января 2017г.
Искусство является одним из важнейших источников познания истории человечества, изменения культурных и нравственных ценностей. Мораль на каждом этапе своей истории фиксировалась в художественных произведениях, дошедших до наших дней в виде священных текстов и поучений, сводов правил, картин и скульптур. Помимо того, что искусство наглядно демонстрирует эволюцию человеческих ценностей, оно также выявляет вечные, или, по крайней мере, стабильно актуальные темы: свободы воли, поиска истины, верности религиозной морали... Одной из таких повторяющихся тем является преступление: в широком плане – как трансгрессия, преодоление границ, позволяющее разрешать проблемы права на власть (например, история войн как преступлений глобального масштаба); в узком смысле – как нарушение фундаментального общественного порядка, посягательство на жизнь и свободу (здесь речь идёт о юридическом акте нарушения закона, и в рамках этого определения преступление всегда является негативным поступком).
Для этиков, историков, культурологов, антропологов и этнографов очевидна материальная и информационная ценность произведений искусства. По-другому дело обстоит с эстетикой: при вынесении эстетической оценки историческая составляющая принимается во внимание лишь с точки зрения уровня развития искусства на данном этапе; содержательная часть в большинстве случаев не имеет значения, поскольку работа идёт с объектом, с его формой, структурой. Анализу содержания эстетического объекта часто препятствуют этические чувства, мешающие вынесению чистого суждения. Особую сложность представляет категория безобразного: сцены жестокости и насилия вызывают столь сильный эмоциональный отклик, что чисто эстетический их анализ не представляется возможным.
Этика и эстетика имеют ряд принципиальных отличий, в первую очередь, в основаниях: предметом внимания этики является поступок или действие человека, эстетики – форма объекта и его свойства. Тем не менее, в данной статье мы говорим о таком явлении, как эстетика преступления. Следовательно, речь идёт не о форме, а о поступке? Здесь перед нами встаёт проблема сохранения этической нейтральности при эстетической оценке преступления. Также нужно обратить внимание, что эстетическая оценка преступления в контексте художественного произведения не может считаться оценкой описанного в нём события или поступка: для вынесения эстетического суждения о каком-либо происшествии необходимо быть его очевидцем. Но что же тогда оценивается – только ли картина или роман? Отличительная черта подобного эстетического чувства, возникающего при столкновении с преступлением, в том, что оно возникает от чисто умозрительного предмета, тогда как во всех остальных проявлениях ему предшествует непосредственный чувственный контакт – визуальный, тактильный, слуховой – с эстетическим объектом.
Полное отделение эстетических переживаний от этических вызывает сложности, т.к. существует нравственная красота, вызывающая чувство удовольствия как эстетического, так и этического. Нравственную красоту можно приписать как реально совершённым поступкам, так и вымышленным, в контексте произведения. Стоит отметить, что при вынесении вердикта о нравственной красоте речь всегда идёт о поступке, причём уже совершённом. Оценка выносится в сверке с невидимым трафаретом, который подсказывает, что если так правильно – значит, хорошо и красиво. О таком говорят «красивый поступок» или «красивый жест».
Следуя заданной нами теме, обратимся к эстетическому переживанию, которое можно условно противопоставить вышеописанному чувству нравственной красоты. Противопоставление это действительно условно, так как этическая составляющая присутствует только в случае переживания нравственной красоты, в эстетическом переживании она преднамеренно отбрасывается. Для вынесения эстетической оценки преступлению необходимо поместить его в эстетический контекст, нейтральный к мотивам, обстоятельствам и последствиям (если только они не являются эстетическими элементами, о чём будет сказано, когда речь пойдёт об эстетике замысла). Такой взгляд со стороны позволяет нам почувствовать себя в безопасности, как экран или сцена отделяют зрителя от пространства внутри фильма или спектакля. Как написал английский писатель Томас Де Квинси, один из первых поднявший проблему эстетики преступления в сочинении «Убийство как одно из изящных искусств», «отдав должную дань сожалениям по поводу разразившегося бедствия, мы неминуемо и без малейшего стеснения взираем на пожар, как на спектакль» [2, с.27]. Исторически момент отстранения зрителя от преступления присутствовал всегда: до изобретения фото- и кино-технологий, пожары и казни наблюдались очевидцами прямо на месте событий, но воспринимались как театральное действо, как нечто внешнее замкнутому миру социума. Таким образом легче становится сохранять нейтралитет, ведь в искусственно созданном пространстве законы нашего мира работают по-другому. Так можно объяснить, почему в художественном произведении и в реальной жизни одни и те же поступки, в том числе и преступление, оцениваются по-разному. В контексте художественного произведения преступление перестаёт быть актом нарушения закона, поэтому оценивать его с законодательных и этических точек зрения не совсем верно. Насилие в искусстве приобретает эстетический характер, как, например, вызывают восхищение картины батальных сцен или графические кадры разрушений в фильмах-катастрофах.
Итак, в художественном контексте преступление нередко вызывает удовольствие, но всегда ли эстетическое? Этот вопрос весьма спорный, и его решение во многом зависит от определения удовольствия: если оттолкнуться от классического определения Иммануила Канта, согласно которому удовольствие делится на три типа (приятное, хорошее, прекрасное), то мы обнаружим, что да, «наблюдение» преступления, как бы ужасно это не звучало с точки зрения морали, нам эстетически приятно. Но не всегда мы способны преодолеть свой субъективный интерес, а Томас Де Квинси утверждал, что наслаждение убийством как изящным искусством в принципе основывается на наших внутренних желаниях, поэтому достижение уровня прекрасного для преступления, даже «ненастоящего», всё-таки редкость. Оставаясь же на уровне хорошего-приятного, мы также можем предположить, что подобного рода удовольствие носит исключительно психологический, животный даже характер: как подсознательное переживание своей греховности, как удовлетворение первобытной жажды крови, как акт преодоления страха смерти или даже как удовлетворение мазохистских желаний. Однако в таком случае исключается акт сознания, что исключает и возможность вынесения эстетической оценки. Поэтому подобное удовольствие от «созерцания» преступлений относится к области психологии или даже психиатрии, но не к эстетике.
Эстетику преступления можно рассматривать с позиций классической и современной традиций. С точки зрения классической традиции, где преобладающими критериями являются гармоничность элементов и чистота воплощения замысла, оценивать в преступлении следует не предметную составляющую, а как раз то пространство мотивов и смыслов, откинутых нами вначале для сохранения этической нейтральности. Именно о такой оценке преступления говорил Т. Де Квинси: о красоте замысла и чистоте его воплощения. Размышляя таким образом, мы восходим к восхищению человеческим разумом и свободой воли. И. Кант относил подобные переживания к чувству возвышенного, т.е. безграничного, чрезмерного даже торжества стихии или свободной воли. Однако стоит заметить, что И. Кант не мыслил возможность эстетического суждения для человека безнравственного, поэтому преступление как эстетический объект не вписалось бы в его теорию эстетики.
В контекст современного искусства преступление хорошо вписывается, так как является разрушающим, деструктивным элементом. Если современное искусство ставит своей основной задачей «выбивание почвы из-под ног зрителя», то преступление отлично справляется с этой задачей. Оно поднимает вопросы о том, где лежат пределы и что лежит за пределами. В своей шокирующей сути современное искусство само является преступлением в положительном смысле слова: как преодоление оков и обретение свободы.
Отдельно стоит выделить преступление как объект внимания эстетики безобразного. Оно подходит под категорию дисгармоничного, или уродливого, согласно которой оценка производится по соответствию (в данном случае – несоответствию) некоторому шаблону. Этические рамки и ожидания чего-то хорошего, доброго, блага создают контрастный фон, на котором преступление приобретает черты морального уродства. Однако, как уже говорилось выше, подобный подход нельзя назвать чисто эстетической оценкой, так как на результат в конечном итоге повлияли этические принципы. Эстетическое суждение в данном случае возможно только с чувственной (например, визуальной – сильно ли изуродован труп) точки зрения. Если же обратиться к категории отвратительного, то в неё, пожалуй, в первую очередь помещаются преступления физического характера: вид вскрытого или изуродованного тела вызывает реакцию отвращения. Ещё раз подчеркнём, что здесь из области умозрительного преступление становится материальным, чувственно осязаемым, поскольку в категории безобразного вряд ли возможна оценка замысла без затрагивания этической стороны дела.
Преступление как эстетический объект пока что является мало исследованной областью, однако определение его эстетической значимости в современном мире стремительно возрастает: культурные тенденции показывать насилие в кино и литературе при остро стоящих и активно обсуждаемых этических вопросах побуждают и эстетику обратиться к этому столь необычному для неё предмету. В большинстве из уже существующих исследований эстетика преступления рассматривается либо как элемент художественной литературы, либо в контексте кино. Рассмотрение преступления в литературе часто происходит на стыке литературоведения, социологии и эстетики. Например, американский писатель-критик Раймонд Чандлер в статье «Простое искусство убивать» выявил причины привлекательности детективных романов для современного читателя. В кинокритике уделяется особое внимание визуальной эстетике насилия, которое встречается у таких режиссёров, как Квентин Тарантино, Алекс ван Вармердам и др.
Эстетическое суждение всегда выносится относительно конкретного объекта, говорить об эстетической оценке преступления как явления невозможно. Тем не менее, поскольку существуют эстетические схемы-шаблоны для оценки эстетической ценности художественных произведений, возможно создание теории эстетической оценки преступлений. Однако при попытке реализации замысла подобного масштаба сразу же встаёт множество вопросов, один из которых: «во всяком ли преступлении можно выделить эстетическую линию?» Как уже говорилось выше, некоторые философы эстетики, например И. Кант, не допускают существования эстетических характеристик в области безнравственного. Другие мыслители отталкиваются от чистоты реализации замысла: так, Т.Де Квинси, сравнивая различные известные убийства своего времени, отдавал предпочтение тем, что произошли под руководством разума, а не под влиянием эмоционального порыва. Для искусствоведов крайне важна визуальная составляющая преступления, здесь можно говорить о наличии некоторых канонов изображения преступления в искусстве (в живописи мифологические и библейские сюжеты преступлений – к примеру, убийство Каином Авеля – часто пишутся в соответствии со сложившейся изобразительной традицией). Таким образом, в эстетике пока нет устоявшегося представления о преступлении в целом – только набор канонов, различных для разных видов искусств.
Обобщая всё вышесказанное, мы можем сказать, что эстетика преступления является пока что малоизученным разделом эстетики, так как не имеет ни чётко обозначенного предмета (что такое преступление именно как эстетический объект), ни сложившихся схем вынесения эстетической оценки. Однако с ростом популярности в современном искусстве и мире вообще сюжетов насилия и нарушения закона – юридического и/или нравственного, эстетика преступления становится всё более актуальной темой исследования, а вопрос о возможности и необходимости сохранения этической нейтральности важен не только при вынесении эстетического суждения, но и как проблема объективности в целом. Возможно, выход за привычные рамки в оценке такого, казалось бы, очевидно негативного явления, как преступление, поспособствует развитию гуманитарных наук, в том числе и эстетики.
Список литературы
1 Гахова Ирина Насилие в искусстве: от эстетизации к ужасу. Электронный ресурс:http://dailyculture.ru/stati/art/nasilie_v_iskusstve_ot_estetizatsii_k_uzhasu
2 Де Квинси Т. «Убийство как одно из изящных искусств» Перевод С.Л. Сухарева. Серия "Литературные памятники". - М.: Научно-издательский центр "Ладомир", "Наука". – 2000г.
3 Дэш. Убийство как одно из изящных искусств.
4 Кант И. «Эстетика». Издательство “НАУКА”. – Москва. - 1975
5 Чандлер Р. «Простое искусство убивать». Издательский дом: Random House Inc.- 2003.Электронный ресурс: http://detectivemethod.ru/laboratory/murder-as-one-of-the-fine-arts/
