28 января 2017г.
На рубеже XX-XXI веков одной из центральных тем в мировой художественной литературе стала тема человеческой памяти. Этот исторический период ознаменовался неким единством философского, психологического и нарративного подходов к проблеме воспоминания, а главное, к его художественной фиксации [2].
Современные англоязычные авторы (Стивен Кинг, Мартин Эмис, Грэм Свифт, Иэн Макьюэн, Кадзуо Исигуро и многие другие) нередко описывают какой-нибудь болезненный опыт, созданного ими героя, акцентируя внимание на его переживаниях и многочисленных рефлексиях по поводу произошедшего. Для достижения более мощного воздействия на читателя писатели, как правило, прибегают к повествованию от первого лица, которое всегда воспринимается как свидетельство очевидца и выглядит более правдоподобным благодаря быстро возникающему эффекту сопричастности: «Когда начинаешь писать от первого лица и получается так живо, что читатели верят, они почти всегда думают, что эти истории на самом деле случились с тобой» [3, с.2].
В дискурсивном поле многих коротких рассказов Джоанн Харрис эмоциональные и этических грани повествования накладываются друг на друга таким образом, что они зачастую создают иллюзорный образ повествователя-изгоя, незаслуженно преследуемого обществом, терпящего какие-либо лишения или испытывающего на себе несправедливое обращение со стороны близких ему людей [5].
По меткому замечанию Александровой М.И: «До последнего времени закономерности организации повествования от первого лица изучались в функциональном и системном, как коммуникативное событие, обладающее своей стратегией. Как представляется, для системного описания повествования от первого лица вышеуказанные аспекты целесообразно дополнить анализом роли подтекста, который характеризуется системно-структурным устройством (на уровне языка) и особыми механизмами реализации в художественной речи» [1, с.4].
Действительно, во многих рассказах Джоанн Харрис прослеживается исповедальная рефлексия. Однако повествование выстроено таким образом, что рассказчик, который делится с читателем своим печальным травматическим опытом, невольно выставляет себя ненадежным рассказчиком, который не только умалчивает о том, что на самом деле произошло, но и подсознательно хватается за возможность исповеди в слове.
Так, в рассказе «Завтрак у “Теско”» главная героиня, пожилая женщина по имени Молли, повествуя о своем знакомстве с молодой официанткой Шерил, к которой она испытывает необъяснимое духовное родство, фрагментарно рассказывает читателю историю своей жизни. Хотя тон ее повествования воспринимается как позитивный, в ее нарративе слова «осуждать», «вина», «надеюсь» являются итеративными и свидетельствуют о силе ее памяти и воспоминаний юности, отзывающихся против воли героини виной за содеянные ошибки молодости нынешним искуплением – одиночеством, а также страхом стать когда-нибудь такой же немощной, как ее больная сестра.
В данном рассказе мотив воспоминания является сквозным, а повествование – ретроспективным, поскольку Молли все время упоминает о своей младшей душевнобольной сестре Полли, которая находится в доме престарелых. Фразы «Я ни в чем не виновата» и «За мной нет никакой вины» проходят красной строкой через весь рассказ и звучат как исповедальные, иначе они не произносились бы так часто: «All that happened so long ago, when we were still young. Louis was only twenty-six when he died; almost a boy. I'm not certain now that I even liked him. I hope I did, that it wasn't simply the jealousy of an older sister that made me do it. He died the same summer; in a stupid sky-diving accident near Aix-les-Bains. An accident, that's all it was; so many young men threaten suicide when a girl walks out on them, and whatever people thought, it wasn't that serious between us [4, p. 178]. Как видим, Молли отрицает какую-либо причастность к несчастному случаю возлюбленного своей сестры, из-за которого последняя сошла с ума, но не скрывает, что во времена своей молодости пыталась вскружить голову Льюису только потому, что ее задевало то, что он ухаживает не за ней, а за ее младшей сестрой. Кроме того, процитированное выше предложение построено таким образом, что не понятно, то ли с Льюисом действительно случился несчастный случай, то ли он намеренно не раскрыл парашют.
Достаточно беглого взгляда на анализируемый рассказ, чтобы понять, что главная героиня пытается загладить свою вину перед сестрой, хотя это явствует только из подконтекста ее случайных реплик, которые свидетельствуют о едва заметных намеках главной героини на подсознательное признание своей вины, эгоцентризма, нравственного падения: « It must have been thinking about Polly that did it. In any case, I woke up at two in the morning again, and couldn't go back to sleep» [4, p.179]. Приведенный пример показывает, что Молли мучает бессонница, вызванная переживаниями по поводу ее былого эгоистичного отношения к сестре, хотя на вербальном уровне героиня объясняет свой недуг особенностями своего возраста и тонкого мироощущения.
Особенно невыносимым для Молли становится тот факт, что в больном сознании Полли Льюис все еще жив, потому она то и дело рассказывает старшей сестре, что они делала, что ели, что он ей подарил: « She still talks about him, on her good days; makes up stories about their life. How they married; had children; grew old together. She tells the nurses that the dress I bought her last Christmas is an anniversary present from him» [4, p. 178].
Помимо угрызений совести, связанных с младшей сестрой, подконтекст повествования Молли невольно открывает читателю болевые точки ее одиночества, хотя вербально она пытается выглядеть независимой, эрудированной и изысканной стареющей дамой: «Perhaps that's why I always try to make an effort with my appearance. They must think I'm rather ridiculous at the Meadowbank Home; always so correct in my black dress – a little shabby now, but still good – my gloves and my red spring coat. Who do I do it for, they wonder. Surely I'm far too old for vanity» [4, p.167]. Несмотря на свой преклонный возраст, героиня-повествователь носит строгое черное платье, перчатки, красное пальто и пользуется косметикой, но отрицает самолюбование, хотя подконтекст ее фраз и действий доказывает обратное. Говоря о том, как официантка Шерил обслуживает ее, Молли подчеркивает свою особенность и уникальность: «I sense that I fascinate Cheryl; to her I am a fragment from another world, like a piece of moon rock. She finds excuses to come and talk to me; to ask me questions» [4, p.168], исключая возможность того, что девушка, возможно поначалу, лишь заботится о том, чтобы в кафе, где она работает, были всегда постоянные посетители, поэтому и ставит гвоздику в вазу на столе клиентки, а молоко подает в молочнике вместо одноразового пластикового мини-контейнера.
Прозвище Молли – Мисс Голайтли – тоже не случайно. Так услужливо называет ее официантка Шерил. В переводе с английского это означает «иду легко по жизни». Однако, хотя это прозвище и льстит главной героине, подконтекс дискурсионного пространства рассказа вскрывает ее непрекращающиеся внутренние переживания и угрызения совести. Тем не менее, ее повествование продолжает оставаться ненадежным. Например, говоря о нитке жемчуга младшей сестры, героиня строит повествование так, что читателю не понятно, украла ли она ее, или сестра сама сделала ей такой щедрый подарок, но подконтекст фразы: «I shouldn't feel guilty, I know – her mind was quite sound when she gave them to me, and they are only cultured – yet somehow I always do» [4, p.167] звучит как явное оправдание. Именно поэтому почти в финале рассказа Молли срывает с себя маску благополучия и признается самой себе, что одинока, что прячется в старые фильмы, цепляется за прошлые воспоминания, заглядывает в чужие окна и что даже пьет чай в кафе с сестрой потому, что этот ритуал – часть ее счастливой юности: «Suddenly I see myself as she does: a lonely, sad old woman, hiding myself in movies, clinging to routine, looking in from the dark. Surely anything must be better than that; even Jimmy and his rages» [4, p.183].
Анализ рассказа Джоанн Харрис «Завтрак у “Теско”» показывает, что исповедальный тон рассказа не лишает его трагической пронзительности и заостряет внимание читателя на теме незыблемости человеческой памяти, с одной стороны, и теме одиночества, с другой. Подобный ракурс исследования художественного произведения позволяет выявить иерархичность организации повествования от первого лица и его многослойные имплицитные интенции, обусловливающие неоднозначность сочетания внутренней и внешней сторон дискурса, что, в свою очередь, приводит к появлению скрытого содержания.
Список литературы
1. Александрова М. И. Подтекст в повествовании от первого лица: автореф. дис. … канд. филол. наук:10.02.19 / М.И. Александрова. – Ростов-на-Дону: РГПИ, 2013. – 24с.
2. Джумайло О.А. Английский исповедально-философский роман 1980-2000гг.: дис. ... док. филол.наук : 10.01.03 / О. А. Джумайло. – М: МГУ, 2014. – 395с.
3. Хемингуэй Э. Праздник, который всегда с тобой. Острова в океане / Э.Хемингуэй. – М: Маст. лит.,1988. – 542 с.
4. Harris J. Jigs and Reel / J. Harris. – London: Doubleday, 2004. – 173p
5. Riggan W. Pícaros, Madmen, Naīfs, and Clowns: The Unreliable First-person Narrator / W. Riggan. – Univ. of Oklahoma Press: Norman, 1981.
