Значимость антропологии для разработки фундаментальных проблем права подчеркивал в свое время еще немецкий философ и социолог Макс Шелер. Однако последнее время предельно актуализировали, заострили это значение. Повсюду (а в западном культурно – историческом пространстве – особенно) фиксируется все возрастающее отчуждение человека от права. Половина всех действующих в современном мировом пространстве законов создана менее чем за тридцать последних лет. Человек тонет в море правовых актов. Его третирует чиновник – бюрократ, обирает недобросовестный и неквалифицированный юрист, его собственность, права и свободы, здоровье, благополучие, моральное состояние и сама жизнь не имеют надежной защиты от преступных посягательств. Создается впечатление, что не право существует для человека, а человек для права; что он лишь объект правового регулирования, но отнюдь не его субъект и, тем более, не цель. Сверхсложное строение социума, многообразный набор предписываемых индивиду социальных ролей все более ведут к фрагментации человеческой личности. Индивид превращается в деталь общественного механизма, а правовые предписания − в своего рода техническую инструкцию. В ее состав в обязательном порядке включаются и правила «техники безопасности», т.е. предусматривается (по крайней мере, на уровне деклараций) защита прав человека. Люди в современном праве предстают в качестве продавцов и покупателей, собственников и пользователей, потерпевших и обвиняемых, наследодателей и наследников и т.п.

Разумеется, мы ни коим образом не отрицаем значения юридической стороны права, но «исчезновение» из него самого понятия «человек» весьма симптоматично, прежде всего, для Запада. Традиционные правовые системы в определенном смысле гораздо более человечны. Преодоление такого рода тенденций возможно лишь путем антропологизации, «очеловечивания» права. При этом права и свободы человека должны стать не декларируемой, а реальной ценностью. Человек должен присутствовать в праве не только как носитель определенной социальной функции, но во всем богатстве своего человеческого бытия. Другими словами, человека необходимо «вернуть» в право не только как абстрактного носителя некой универсальной человеческой сущности и обладателя соответствующих прав, но и как полноценного участника разнообразных общественных отношений, как члена конкретной этнической, профессиональной группы для которого и создается, принимается закон.

Антропологизация права все более осознается в качестве первоочередной задачи представителями различных отраслей знания. Так, один из крупнейших отечественных специалистов в области теории права А.В. Малько предлагает ввести в юридическую науку понятие «правовая жизнь». Она определяется как совокупность всех форм юридического бытия общества, характеризующая специфику и уровень существующей юридической действительности, отношение субъектов к праву и степень удовлетворения их интересов. Криминологи подчеркивают, что осмысление проблемы преступности следует начинать не с социологии преступности, а с антропологии преступления.

Особая роль принадлежит юридической антропологии. В ее рамках осуществляются междисциплинарные исследования на стыке культурологи, социологии и права. Как отдельная дисциплина юридическая антропология появилась лишь два – три десятилетия назад, однако уже серьезно обогатила наши представления о праве. Юридическая антропология сегодня необходима. Но как она возможна? Очевидно, через обоснование юридической антропологии методами антропологии философской, через признание способности к праву и стремления к праву имманентными свойствами человека. Ученые, пытаясь проникнуть в природу человека, наделяют его различными характеристиками: «человек разумный», «человек умелый», «человек символический», «человек творящий». Антропологи права обогащают этот впечатляющий список указанием на существование «Homo juridicus» – человека юридического. Но, на наш взгляд, феномен «Homo juridicus» есть проявление другого, более фундаментального свойства, относящегося к самой человеческой сущности. Человек всегда выступает как человек упорядочивающий. По мере своих возможностей он противостоит энтропии, в океане хаоса он создает островки относительного порядка. При этом наряду с внешним миром упорядочивается и внутренний мир человека. Точнее говоря, речь идет о различных сторонах одного и того же процесса, элементы которого могут быть отделены друг от друга лишь в абстракции. По отношению к внешнему миру утверждение порядка выступает как один из  видов практической деятельности,  что сближает нас  с марксистской антропологией.

Акцентирование же внимания на самом человеке отсылает прежде всего к построениям А. Гелена и Г. Плеснера, за которыми явно просматривается фигура Ницше с его идеей человека как незавершенного. Упорядочивание может осуществляться различными средствами. Одним из таких средств как раз и выступает право. Заметим, что право известно практически всем человеческим обществам. Этот факт является эмпирическим подтверждением его условия в человеческой природе. Итак, способность человека к праву вытекает из самой человеческой сущности, предполагающей упорядочивающее отношение к миру. Однако положение права в ценностной иерархии различных культур может варьироваться. Кроме того, возможны различные варианты правового порядка. Мы приходим к проблеме правовых различий, которые, по большому счету, и есть непосредственный предмет изучения антропологов права. Конкретизируя исходное понятие применительно к предмету нашего исследования, мы приходим к понятию моделей правовой жизни. Такого рода модели непосредственно определяют правосознание и правовое поведение представителей различных групп. Очевидно, что в одинаковых ситуациях носители различных моделей правовой жизни будут вести себя по- разному. На практике этот факт порождает две острейшие проблемы, пути решения которых пока до конца не ясны. Во-первых, это проблема правового плюрализма. Американская исследовательница С.Э. Мэрри определяет его как ситуацию, «при которой две или более правовые системы сосуществуют в одном и том же социальном поле». Правовой плюрализм характерен практически для любого современного социума и повсеместно он чреват серьезными конфликтами. Во – вторых, не менее острые конфликты возникают между обществами, в которых доминируют различные модели правовой жизни. Ярким примером являются предпринимающиеся колониальными державами попытки правовой аккультурации, то есть более или менее насильственной «подгонки» традиционных культур под европейские правовые стандарты. Ученые и политики предлагают различные варианты разрешения обозначенных проблем. Они варьируются от установки на жесткий правовой централизм, нивелирование любых различий в сфере права, до постмодернистского принципиального отказа от поиска каких – либо объединяющих правовых начал, абсолютизации существующих различий. Очевидно, необходимо нахождение взаимоприемлемого компромисса, некой «золотой середины» между культурно – правовым авторитаризмом и фактическим распадом единого правового поля. Его принципиальная возможность вытекает из постулированного выше представления о жизни в праве как единственно возможной для человека, о единой сущности всех правовых явлений. Нахождение же конкретных (по необходимости не универсальных) вариантов решения названных проблем предполагает взаимное познание, изучение различных моделей правовой жизни. Мы приходим к выводу, что именно антропологический подход к праву выступает и как предпосылка, и как единственный реальный способ их разрешения.

 

Список литературы

1.     Ковлер А.И. Антропология права. М., 2002.

2.     Кондратюк Л.В. Антропология преступления. М., 2001. С. VI.

3.     Малько А.В. Современная российская правовая политика и правовая жизнь. Саратов, М., 2000. С 21.

4.     Шелер М. Человек и история // Указ. Соч. С. 73.