20 марта 2016г.
В.В. Налимов, исследуя современную науку, во-первых, подчеркивает ее сущность как европейскую.
«Различие в культурах – это прежде всего различие в разрешенных вопросах» [2,18]. Сущность европейской культуры определила перечень научных вопросов. Наличие разрешенных вопросов подразумевает негласное существование запрещенных вопросов, вопросов, которые не принято задавать и их не задают ни природе, ни мирозданию в целом. Автор книги на различных примерах подтверждает эту мысль, показывая отличия одной культуры как системы разрешенных вопросов от другой. Современная наука активно овладевает природой, поэтому истинным признается знание, способное принести практическую пользу человеку в достижении его целей. В рамках европейской традиции, по мнению В.В. Налимова, познание есть процесс овладения Природой, тогда уверенность в познавательной силе науки будет безусловной. Что такое истинное познание без овладения - европейское сознание не знает. Это запрещенный вопрос. По мнению мыслителя, основной проблемой современной науки выступает малое количество задаваемых вопросов или даже их полное отсутствие, что негативно сказывается на развитии научного знания. Поэтому В.В. Налимов выражает надежду на появление новых вопросов (курсив - В.Н.) как стимулирующих новый виток в развитии науки.
Во-вторых, В.В. Налимов показывает априоризм научного знания. Парадигмальность научного мышления проявляется не только в системе разрешенных вопросов, но и в интерпретации полученных ответов. Их толкование также заранее определены рамками господствующей в науке парадигмы. Принятие тех или иных гипотез обусловлено «необъяснимыми побуждениями», априорно. Ученый должен верить (курсив - В.Н.) в них, «в научном творчестве человек опирается на свои априорные представления» [2,315]. «…теории в науке – это только метафоры (курсив – В.Н.), они создают модели, которые ведут себя так и не так (курсив – В.Н.), как описываемые ими явления» [2,51-52].
В-третьих, рассматривая идею философии Древней Индии о том, что знание есть разрушение незнания, В.В. Налимов подчеркивает, что «индийские мыслители оказались слишком последовательными и не могли допустить того непоследовательного пути развития науки, на который встала европейская философия» [2,53]. Поэтому древнеиндийская философия отказывается от построения утвердительных концепций, ограничиваясь только критикой незнания, так как любая утвердительная концепция – это усиливающееся незнание. По мнению российского мыслителя, теория роста научного знания К. Поппера может быть рассмотрена через понимание знания как разрушения (фальсификации) незнания. «В концепции Поппера борьба с незнанием – это цепь построения все более и более сильного незнания. Оправданием этого петляющего пути служит сопровождающий его процесс овладения Природой. Но сам процесс познания превращается в ряд, который не обязан сходиться к истинному знанию (без овладения природой, оно неизвестно европейской науке – С.Е.), если процесс можно было бы мыслить уходящим в бесконечность (истинное как абсолютное знание не достижимо – С.Е.). И хуже того, процесс познания, как это нам представляется не может (курсив - В.Н.) не обрываясь, продолжаться достаточно долго. На каждом шагу старое незнание разрушается путем построения нового, более сильного незнания, разрушать которое со временем становится все труднее и труднее» [2,53-54]. «..в познавательном плане все результаты науки можно интерпретировать не более как овладение природой, ибо все сегодняшнее знание, с позиций завтрашнего дня, это парадигматически закрепленное незнание (курсив - В.Н.)» [2,173]. Получается, что современное научное знание – это растущее и усиливающееся незнание, разрушать которое становится все сложнее и сложнее. Современная наука по сложности своего предмета и своих моделей, конструкций, теорий подошла к определенной границе – принципиальной невозможности описания изучаемых процессов и явлений. Поэтому современное «ученое незнание» не имеет ничего общего с невежеством, с незнанием как случайностью. Вероятностные и детерминистические описания явлений и процессов, хотя и выступают противоположностями, используются в современной науке на равных. На наш взгляд, они должны рассматриваться и применяться дополнительно друг к другу, а не отдельно, как это часто происходит.
В философии термины «незнание, ученое незнание» свое классическое толкование получили в работах Н. Кузанского. Считая, что «всякое разыскание состоит в более или менее трудном сравнивающем соразмерении» [1,10], точность которого в телесных вещах «выше человеческого разума», «то все, чего мы желаем познать есть наше незнание.
Если мы сможем достичь этого в полноте, то достигнем знающего незнания…всякий окажется тем ученее, чем полнее увидит свое незнание» [1,11]. Поэтому, по мнению Н. Кузанского, все великие мыслители (Сократ, Соломон, Аристотель и др.) говорили о незнании, о сложности и непостижимости даже самых простых вещей. Точная истина недостижима и «чем глубже будет наша ученость в этом незнании, тем ближе мы приступим к истине» [1,14].
Таким образом, по-кузанскому незнание – это форма нашего знания, приближающее нас к истине. Это не невежество, это реальное знание, открывающее нам пропасть нашего незнания. Процесс осознания, что увеличивающееся знание расширяет нам горизонт нашего незнания Н. Кузанский и называет ученым незнанием, а не просто незнанием.
Если применить такую трактовку к современной науке, то можно утверждать, что она достигла достаточно полного «знающего незнания».
Таким образом, проанализировав и сопоставив выделенные особенности современной науки, мы можем обнаружить некоторое противоречие. Наука как «полное знающее незнание», не способное само себя разрушать и дошедшее до принципиальных границ своего незнания (познания), связанного со сложностью изучаемых объектов, в рамках господствующей парадигмы – овладения природой - вряд ли сможет ставить принципиально (!!! – С.Е.) новые вопросы. В этом отношении современная наука сама себя «исчерпала»: перечень разрешенных вопросов истощен, ответы даны априорно, форма знания – «полное знающее незнание». Новые вопросы, по всей видимости, могут возникнуть только в рамках отказа от господствующей парадигмы и от овладения природой как формы истины, но тогда наука перестанет быть европейским явлением, то есть самой собой, а это проблематично. Господство технологий в современном мире, скорее, говорит о последовательном и окончательном овладении природой, чем об отказе от этой идеи.
В-четвертых, современная наука - это игра, в которой критически мыслящий ученый «стирает самого себя», но только для того, чтобы построить себя самого заново - измененным, по-другому вписывающимся в существующее знание. Вероятностный язык, на который уповает В.В. Налимов, на наш взгляд, принципиально не меняет положение дел в науке. Он лишь делает мышление ученого гибче, тесня детерминистический подход, что приводит к модификации господствующей парадигмы, расширению ее границ как количества рассматриваемых явлений и процессов и их иного толкования, но не к отказу от нее, не к отказу от истины как овладения природой. Даже вероятностный язык остается языком - языком человека, что неизбежно, на наш взгляд, приводит к социоантропоморфизму любое познание, в том числе и научное.
Таким образом, можно говорить о принципиальной ограниченности и конечности научного познания, которое социоантропоаморфно. Это означает, что через науку «человек открывается в своем видении мира. Наука моделирует скорее природу самого человека (курсив - В.Н.), чем природу, описываемого им мира. Отсюда изучение природы самой науки – это прежде всего путь к пониманию человека» [2,14], выйти за рамки такого познания невозможно. На наш взгляд, такую трактовку науки можно назвать крайней формой социоантропоморфизма, так как мир как таковой («мир в себе») непознаваем, априорно познается только «человек в мире» и то как «знающее незнание» в процессе «игры в науку».
Наиболее ярко и метко, хотя и неполно, сущность социоантропоморфизма, на наш взгляд, выразил Л. Витгенштейн в своем знаменитом высказывании о том, что «границы моего языка означают границы моего мира», моего познания. Принципиально изменить язык – язык человека – вряд ли представляется возможным. Создать отдельно язык науки, не связанный с человеческим – проблематично. Познавать вне, без языка – невероятно. Таким образом, познание всегда ограничено и априорно, то есть социоантропоморфно.
На наш взгляд, социоантропоморфизм науки выступает современной разновидностью отчуждения, которое проявляется в своей абсолютной форме и обнаруживается как всеобщее и универсальное. Современные технологии закрепляют и углубляют это отчуждение, превращая его в неизбежное, воспринимаемое как «естественное, само собою подразумевающееся» - экологический кризис – это неполное овладение природой, овладеем до конца – преодолеем… или…???
Список литературы
1. Кузанский Н. Об ученом незнании. – М.: Академический Проект, 2011. – 159 с. – (Философские технологии).
2. Налимов В.В. Облик науки.- СПб. – М.: Центр гуманитарных инициатив, Издательство МБА, 2010. – 368 с.
