Новости
09.05.2023
с Днём Победы!
07.03.2023
Поздравляем с Международным женским днем!
23.02.2023
Поздравляем с Днем защитника Отечества!
Оплата онлайн
При оплате онлайн будет
удержана комиссия 3,5-5,5%








Способ оплаты:

С банковской карты (3,5%)
Сбербанк онлайн (3,5%)
Со счета в Яндекс.Деньгах (5,5%)
Наличными через терминал (3,5%)

ТЕРНИСТЫЙ ПУТЬ ЕВРОПЕЙСКОЙ ЛИБЕРАЛЬНОЙ ДЕМОКРАТИИ

Авторы:
Город:
Москва
ВУЗ:
Дата:
20 марта 2016г.

Welfare State, социально ориентированное государство – модель европейской либеральной демократии – стало сегодня логическим завершением «классического либерализма» XIX - начала ХХ столетия. В его основу были заложены: изначально присущее человеку право на свободу и внутреннее личное пространство, ответственность как логическое развитие права на свободу, достоинство, возможность самореализации, обеспечиваемая собственностью и политико-правовыми институтами – положение, более всего акцентированное германским либералом  Людвигом  фон Мизесом  [12, С. 154,  14,  С. 17]. Либеральная система способствует раскрытию творческого потенциала человека, но тем самым приводит и к раскрытию потенциала общества. Следствием является принцип приоритета частной пользы: личный успех расценивается как результат деловой активности и трудолюбия и согласуется с интересами государства [9, С. 181-184, 19, С. 125, 20, С. 227, 12, С. 136- 139]. В центре внимания либералов находятся права личности, спонтанный порядок, баланс вертикали и горизонтали власти [17, URL] – и идеи правового государства, представительных институтов,  гражданской инициативы.

И либералы, и их предшественники – мыслители Гуманизма и Просвещения – рассматривали свободу с позиций прав человека, а вектором современной представительной демократии является формула the government of the people, by the people and for the people. Толчком к развитию идеи свободы стала теория естественного права, изложенная в 40-е гг. XVII в. Джоном Лильберном, обосновавшим главенство народа в процессе законотворчества, осуществляемого народом через парламент. Локк доказал, что личность, обладающая правом на жизнь, свободу, собственность – основа стабильного общества [12, С. 15-17, 84, 13, С. 137—138]. Таким образом, либерализм основан на парламентаризме, конституционализме, представительной демократии, а свобода человека, понимаемая как свобода выбора и как ответственность за выбор, ограничена лишь законом и не должна ущемляться ни властью, ни церковью. Залогом стабильности государства являются представительное правление и правовое государство, но народ должен иметь навыки исполнения возлагаемых на него прав и обязанностей [14, С. 17, 103, 18, С. 24, 28]. В ХХ в. адептом этой идеи стал Фридрих фон Хайек [16, С. 16, 23, С. 5-17].

Европейская либеральная традиция основана на свободной инициативе и предполагает ограниченное вмешательство государства в экономику – и в ХХ в., с утверждением кейнсианских механизмов. Государство должно стоять на страже закона, обеспечивать защиту собственности, деловой активности, конкуренции, рыночных механизмов. И Адам Смит, и Джереми Бентам полагали, что свобода есть смысл существования: в ней заключены частная польза и разумный, рациональный расчет и для человека, и для государства [9, 181-184, 12, 134, 16, С. 21-23, 30, 19, С. 34-35], а баланс частной и общей пользы является залогом стабильности в государстве [2, С. 234]. Но они (как и многие другие адепты либерализма) преисполнились убеждением: власти необходимо принимать меры к обеспечению минимального уровня бедных классов и расширению их образованности [19, С. 125-126, 130, 20, С. 151].

Либералы (Франсуа Кене, Адам Смит) обосновали возможность счастья на земле как естественного права человека: принцип личного счастья «срабатывает», когда он согласован с общей пользой, и служит развитию нравственности в обществе [20, С. 158, 253, 16, С. 29-30].

Механизмом осуществления права на свободу стала золотая середина – то есть толерантность политики, работающий маятник власти в системе сдержек и противовесов, контроль вертикали власти горизонталью, баланс частной и общей пользы, светской и духовной власти.

Новый этап национального самоопределения привел в середине XIX в. к осознанию народами своей идентичности в рамках государственного суверенитета, следствием чего стала к середине ХХ в. идея корпоративной свободы личности через отождествление ее с нацией – но без ущемления личной свободы каждого. Как следствие, к середине ХХ в. власть в развитых европейских странах стала отдавать предпочтение реформам, брутальный путь социального протеста рассматривался как тупиковый все большим количеством граждан, и либеральные демократии сместили фокус внимания на свободу совести, академическую свободу, privacy. Власть такова, каково само общество – эта мысль занимала и Милля, и немецких либералов Л. фон Мизеса и В. фон Гумбольдта [12, С. 178, 14, С. 119, 123].

Вектором современной либеральной традиции Европы являются базовые права человека, включая право на достойную жизнь, свободу как результат выбора и ответственность за этот выбор. Свободный образованный человек – подчеркивали либералы – не потерпит манипулирования, в какой бы форме оно ни преподносилось: через привилегии, СМИ, заигрывание власти с народом и т.п. Человек, понимающий свободу как ответственность, выбор, гарантию прав, не потерпит нарушение privacу властью, другими людьми даже ценой того, что власть во многом (или почти целиком – а именно такую пропаганду ведут автократии) освобождает его от ответственности [11, URL] .

Теоретики «социального государства»-«государства благосостояния» середины ХIХ в. немецкие философы и правоведы Лоренс  фон Штейн и Роберт фон Моль определили его как государство, где осуществляется равенство в правах для всех страт общества и отдельной личности, формально равный доступ к реализации разумных и не запрещенных законом целей путем создания институтов, которыми может воспользоваться любой гражданин.

Страны менее развитые, чем Великобритания, Франция, США, в какой-то мере, Италия, демонстрировали определенный интерес к либеральным идеям, но либеральная традиция не была воспринята ими из-за слабой политической культуры и низкого уровня правосознания, а также почти повальной неграмотности большинства населения. В ХХ веке население этих стран в той или иной степени стало жертвами великого социального эксперимента. Популистские вожди манипулировали населением и, опираясь на отсутствие привычки к свободе и регулярному творческому труду, дискредитировали ценности либерализма в тех странах, где либеральная традиция не получила развития [11, URL].

В конечном счете это стало одной из важнейших причин возникновения европейских автократий.

В начале ХХI столетия тоталитаризм как государственно-политический феномен остается в центре внимания: ряд исследователей считают его исключительным явлением ХХ века, другие полагают, что он имеет более глубокие исторические корни. В пользу первой позиции свидетельствует то, что тоталитарные модели максимально развились в ХХ веке: их появление связано с эрой простого человека с улицы и с приходом после первой мировой войны в политику малообразованных, но амбициозных людей. Сам термин «тоталитаризм» возник в середине 20-х гг. ХХ столетия и использовался (на VI Международном конгрессе исторической науки в Осло в 1928 г.) применительно к оформившемуся в те годы режиму Муссолини. Другие исследователи полагают, что определенные черты общества и государства, присущие данной модели, элементы тоталитарного сознания стали проявляться в древневосточных деспотиях, в государствах вотчинного типа – на ранних стадиях государственности, либо в моменты его глобального, системного кризиса [5, С. 607-608, 10, C. 144]. Так, в конце XVIII в. элементы тоталитарной модели социума во вполне узнаваемой форме получили развитие в якобинском Терроре.

В ХХ столетии две тоталитарные модели – германский национальный социализм и советский интернациональный социализм (или национал-большевизм) – являлись сложившимися, жесткими моделями социума. В процессе исследования их матрицы обращает на себя внимание сходство между ними.

Прежде всего, на первый план выходит несомненный приоритет Государства, отождествляемого с Партией и Вождем, который обладает всей полнотой власти в государстве [5, С. 371-372, 6, С. 69, 296-297, 7, С. 243-244, 22, URL, 24, P. 497]. Общество, нация, тем более человек играют по отношению к Государству-партии подчиненную роль. Речь идет уже не просто о наличии органической связи Вождь-Партия, Государство-Власть и Власть-собственностью, а о полном соединении, взаимопроникновении, слиянии Государства=Вождя=Партии=Власти=Собственности, что выражается и в слиянии на всех уровнях государственного, партийного, народнохозяйственного и профсоюзного аппарата [5, С. 175-176, 6, С. 307-308, 7, С. 190, 24, P. 497]. Происходит огосударствление экономики – национализация целых отраслей промышленности, директивные государственные заказы и поставки, создание государственных учреждений по управлению отраслями промышленности, планирование [5, С. 63-66, 6, С. 54-55, 24, Р. 497]. Даже с учетом того, что кейнсианские методы управления экономикой и социальной сферой были так или иначе взяты на вооружение в европейских странах и США начиная с 30-х гг., в тоталитарных системах роль государства имела всеобъемлющий характер: власть вмешивалась во все сферы и заниматься активным регулированием не только экономики, но и социальных отношений, политики, идеологии, личной жизни каждого человека, а бюрократический аппарат стал важнейшей опорой режима [6, С. 66-68, 70-71, 308-310, 24, Р. 497].

Важной особенностью тоталитарного государства становятся вождизм и четкое оформление продуманного культа Вождя – главного носителя власти в государстве. Миф о Вожде и Партии-духовно-рыцарском ордене (по утверждению исследователя тоталитарных режимов Н. В. Устрялова) – это важнейшая часть официальной идеологии [5, С. 175-176, 6, С. 68-69, 24, P. 497, 22, URL]. Обращает на себя внимание создание универсальной идеи (доктрины), а вследствие этого и официальной, то есть государственной идеологии. В итоге подобное государство постепенно оформляется как идеократическое: роль идеологии предельно завышена – до такой степени, что правители  становятся  ее заложниками. Особое значение приобретает контроль над  свободной мыслью, над СМИ [5, С. 289-290, 292, 6, С. 336, 346, 24, P. 497, 1, URL]. Государственная идеология оказывает решающее влияние на политику, религию, экономику, культуру, вторгается в повседневную жизнь каждого человека и ежеминутно корректирует их, заставляя развиваться по еѐ канонам: она с определенного момента начинает функционировать как саморазвивающийся организм, своего рода джинн, выпущенный из бутылки. Н. В. Устрялов акцентирует внимание на зацикленность власти на идеологии, которая выражена в концепции «идея- правительница» и которая заставляет людей на известном этапе принимать утопию за реальность, лишая их минимальной свободы, а Ханна Арендт использует термин идео-логика или даже идея-логика [1, URL, 22, URL]. По-видимому, наличие государственной идеологии является  условием sine qua non, а вот ее суть не имеет особенно большого значения. Зато почти всегда в таком государстве появляется теневая фигура серого кардинала, обладающего реальной властью,: именно он является главным идеологом, гарантом Системы.

Сущностно важной чертой, присущей тоталитарной модели социума, является экспансия идеологии. Эта идея в принципе не нова: убеждение о цивилизаторской миссии передовых европейских стран по отношению к отсталым народам распространилось в ряде развитых европейских государств, в особенности, в Великобритании, и особенно на рубеже XIX и ХХ вв. Однако в тоталитарных государствах она приобрела несравненно более выраженную и логически законченную форму. В свою очередь, идея Миссии Великой державы приводит к оформлению крайних форм национализма – шовинизма и антисемитизма, которые непременно заявляют о себе в тоталитарных моделях социума, какие бы «интернациональные» одежды на него ни примеряли [4, С. 263-264, С. 275-276, 5, С. 31, 475, 595, 6, С. 287-288]. Идея «пролетарского интернационализма», ставшая внешнеполитической стратегией СССР, была проявлением изощренного национализма. Конечно, пролетарский интернационализм противопоставлялся национализму в Германии, и таким образом в течение длительного времени мировое сообщество было убеждено в том, что советский «пролетарский интернационализм», а на самом деле классовый национализм, и германский расовый национализм не имеют между собой ничего общего [4, С. 263, 277, 5, С. 30-31, 61, 475, 595]. В нацистской Германии национализм, расовый шовинизм, антисемитизм были стержнем идеологии и пропаганды и самыми последовательными направлениями государственной политики [6, С. 288-289, 322-323]. Однако с середины 30-х гг. и советское руководство начало прибегать к мягкому, а в конце 40-х гг.) - очевидному антисемитизму, шовинизму и ксенофобии, выражавшейся в борьбе против космополитизма. До начала 30-х гг. официальная пропаганда осуждала колониальную политику царского правительства, но после издания «Краткого курса истории ВКП(б) (1937г.) колонизация народов Закавказья, Средней Азии уже представлялась не «абсолютным злом», а «относительным благом» для отсталых народов [4, С. 263-264], и СССР стал преемником царской России и в осуществлении государственной политики великодержавного национализма, а позднее – и антисемитизма [4, С. 340-341, 5, С. 409-411].

Анализ типологии жестких моделей социума выводит на культивирование образа врага, направленное на уничтожение инакомыслия: и в Германии, и в СССР уже в 20-е-30-е гг. была создана тайная политическая полиция – разветвленная сеть Гестапо и ОГПУ-НКВД - и всемерно поощрялось доносительство [1, URL, 5, С. 395-396, 6, С. 316-318, 7, С. 246-247, 22, URL, 24, P. 498]. Эта черта оказалась, в общем, характерной и для фашистской Италии, однако в борьбе с инакомыслием фашистский режим Муссолини не создал системы ГУЛАГ и массовых концлагерей, хотя и там была создана тайная полития – ОВРА [25, P. 84, 90-91, 26, P. 392, 558, 21, URL].

Далее, официальная тоталитарная идеология делала ставку на усредненного человека или, скорее, на серую массу. Общество физических лиц создавалось посредством пропаганды виртуального всеобщего равенства в счастливом Зазеркалье новой эры, которая в прямой форме осуществлялась лишь в СССР [4, С. 253-254, 5, С. 360, 408] но присутствовала и в нацистской Германии [6, С. 256, 266, 342-343] и, совсем слабо, в фашистской Италии, где приверженность коллективизму не принадлежала к числу традиционных черт и где личность и общество демонстрировали скорее конформизм [24, Р. 424, 25, Р. 92]. Но яркая, одаренная образованная личность представляла особую опасность для тоталитарного режима – интеллектуальная элита стала его главным врагом.

В основу политики тоталитарных режимов легло декларируемое, в той или иной форме, уничтожение частной собственности или хотя бы необходимость ее ограничения и создание общественной собственности на средства производства. Однако  в результате национализации собственности частных лиц или акционерной, словом, любых видов собственности, во многих случаях принявшей форму безвозмездной и незаконной экспроприации, она была сконцентрирована в руках тех, кто обладал реальной властью, получивших возможность пользования и владения ею [5, С. 176-177, 179]. Широкий характер приняла национализация в Италии и особенно в Германии [6, С. 63-64], где были созданы государственные учреждения по управлению отраслями экономики. В Германии на съездах национал-социалистической партии принимались четырехлетние планы экономического и социального развития страны [6, С. 68-69, 215].

Интересной особенностью тоталитарных режимов является размытость в понятиях прав и обязанностей граждан: официальная идеология декларировала права  человека, но оставляла лишь  право/обязанность неукоснительного выполнения его обязанностей.

Обратим внимание на массовую базу режимов и особенно на поддержку их маргинальными группами. Самые глубокие общественные низы оставались верной и постоянной опорой режима: не обладая умом, знаниями, трудолюбием или привычкой к систематическому трулу, savoir faire, они приобретали власть, не гнушаясь средствами, и приобщались к государственной собственности. Об этом свидетельствуют многочисленные примеры, извлекаемые из мощного пласта европейской и советской литературы ХХ в., факты повседневной и устной истории.

Выделим также эстэтизацию политики вождями, власть ради власти [15, С. 205-206], крайнюю степень идеализации человека (на уровне декларации – ярким примером стала Конституция 1936 г.), отрицание прежних законов, права, наконец, расчеловечивание и нарушение «меры вещей» в человеке, если использовать категории античной философии. В итоге режимы уничтожили «старую» мораль и создали новую, вектором которой стало культивирование нового человека (Лебенсборн в Германии).

Советская тоталитарная модель социума сумела опереться на более широкую массовую базу. Вера в утопические идеалы оказалась, по-видимому, не столь сильной в Германии, тем более, в Италии, где выдвигаемые режимом лозунги не были столь абстрактно-гуманистическими. Обращает на себя внимание и большая эклектичность идеологии как фашизма, так и национал-социализма [6, С. 270-271, 342-343, 24, Р. 425], по сравнению с марксистско-ленинской идеологией, и меньшая опора на догму; зато в них нашли отражение многие мистические и символические черты, что отсутствовало, по крайней мере, в официальной марксистско- ленинской доктрине. Очевидно, поэтому, несмотря на декларации гитлеровской пропаганды о «надклассовом обществе» лишь советская пропаганда сумела убедить мир в том, что «Великая Октябрьская социалистическая революция открыла новую эру в истории человечества».

Тоталитарное сознание усиливается в обществе в периоды глобального – системного – кризиса: власть демонстрирует слабость, неэффективность. Популистские вожди, обладающие определенной харизмой, выдвигают лозунги абстрактной, глобальной свободы и справедливости, а не цели борьбы за конкретную свободу и справедливость для отдельной человеческой личности, за соблюдение конкретных законов, за счастливое будущее всех людей, а не настоящее конкретного человека – и авторитарный режим имел тенденцию к перерождение в тоталитарный [10, С. 137-138].

В отсталых неграмотных странах на всем протяжении истории отсутствуют традиции уважения к образованному человеку, власть культивирует агрессивную безграмотность, а население не имеет представления о праве на свободу, равно как и о других базовых правах человека – и все это при отсутствии опыта контроля политических институтов над вертикалью власти.

Ушло ли в прошлое тоталитарное сознание в ряде европейских стран, отвергнувших автократическое прошлое после второй мировой войны? Или, подобно «микробу чумы, который... может десятилетиями спать… прячется в кладке стен новых социальных конструкций, и придет… такой день, когда чума пробудит крыс и пошлет их околевать на улицы счастливого города» [8, С. 383]? Стали ли в начале ХХI века тоталитарные эксперименты века ХХ закрытой страницей в книге европейской истории?

 

Список литературы

1.     Арендт, Ханна. Истоки тоталитаризма / Пер. с англ. И. В. Борисовой. М. ЦентрКом. 1996. URL: http://www.e-reading.club/book.php?book=1017156 (дата обращения 26.03.2015) http://www.e- reading.club/chapter.php/1017156/58/Arendt_Istoki_totalitarizma.html (дата обращения 26.03.2015)

2.     Бентам И. Введение в основания нравственности и законодательства. — М. 1998.

3.     Бердяев Н. Судьба России.М. 1991.

4.     Верт Н. История Советского государства. 1900-1990. М. Прогресс-Академия. 1994.

5.     Восленский М. С. Номенклатура. М. Советская Россия. 1991.

6.     Галкин А. А. Германский фашизм. М. Наука. 1989.

7.     Геллер М. Утопия власти. М. МИК. 1995.

8.     Камю А. Чума. М. Зарубежная классика. 2014.

9.     Князева С. Е. Идея свободы и инструмент "золотой середины" в теории и практике европейских либералов ХIX столетия. - М. Вестник РГГУ. 2013. Н. 13. Ноябрь. СС. 181-184.

10. Князева С. Е. Истоки и корни тоталитарного сознания в России. //Право на свободу. Сб. М. РГГУ. 2000.

11. Князева         С.Е.          Стратегия         успеха:         эффективное          лидерство         –          барьер         против манипулирования.URL:http://ineto.my1.ru/news/strategija_uspekha_kak_izbezhat_manipuljacij/2013-02-22-175 (дата обращения 23.03.2015)

12. Либерализм Запада XVII-XIX вв. М. 1995.

13. Локк Дж. Два трактата о правлении. М. 1988.

14. Мизес, Л. Индивид, рынок и правовое государство. СПб. 2010.

15. Оруэлл Дж. 1984. М. ДЭМ. 1989.

16. Очерки истории западноевропейского либерализма. (XVII-XIX вв). М. ИФРАН. 2004.

17. Палмер  Т.  Либерализм,  глобализация  и  проблема  национального  суверенитета  //Полит.ру.  URL: http://www.polit.ru/article/2005/12/09/palmer (дата обращения 25.01.2015).

18. Секиринский С. С. Шелохаев В. В. Либерализм в России. М. Памятники исторической мысли. 1995.

19. Смит  А.  Исследование  о  природе  и  причинах  богатства  народов.  М.  Издательство  социально- экономической литературы. 1962.

20. Смит А. Теория нравственных чувств. М. Республика. 1997.

21. Устрялов Н. В. Итальянский фашизм. М. 1999. URL:  http://www.e-reading.club/book.php?book=1017156 (дата обращения 29.03.2015).

22. Устрялов Н. В. Национал-большевизм. М. Эксмо. 2003. URL: http:// www.twirpx.com (дата обращения 27.03.2015).

23. Хайек Ф. Дорога к рабству. М. 2005.

24. Friedrich C-J. Brzesinski Z-K: Totаlitаriаn Dictаtorship аnd Аutocrаcy: New York. 1966. Cit: Brancati A. Civiltà nei secoli. 3. Firenze. La Nuova Italia. 1990.

25. Montanelli-Cervi. Storia d’Italia . L’Italia del Novecento. Milano. Fabbri Editore. 2001.

26. Tasca A. Nascita e avvento del fascismo. Vol. 2. Firenze. Editori Laterza. 1972.