03 мая 2019г.
Трансформация смыслов при изменении нехудожественного дискурса на художественный имеет как общетеоретическое значение в современной ситуации лидерства литературы non-fiction, так и частное – применительно к исследованию автобиографической природы прозы С. Довлатова. Анализ переработки публицистического материала в прозаический осуществляется на основе детального сравнения эссе и повести С. Довлатова схожей тематики. В конце делается вывод об изменениях, возникших при появлении художественного произведения.
Ключевые слова: интертекст, Довлатов, Филиал
FICTION AND NON-FICTION LITERATURE LAYERS IN THE DOVLATOV’S
STORY THE OUTPOST
Vlasova E.A.
Transformation of meanings through the rendering of non-fiction essay into fiction story is one of contemporary research issues. Due to the submitted in the article analysis of intertextual allusions between of two works of Dovlatov there are investigated reasons and mechanisms of writer’s intentions.
Key-words: Dovlatov, The Outpost, intertext.
Внимание учёных часто обращается к исследованию особенностей документального жанра в условиях популярности литературы non-fiction. Об особом интересе литературоведов к бытованию non- fiction свидетельствует, например, монография Е.Г. Местергази «Литература non-fiction» [4]. В этой связи особенно актуальны оказываются исследования, направленные на изучение документальных черт у прозаических произведений, например, на материале произведений С. Довлатова [5]. Параллельно с анализом документального – автобиографического характера прозы Довлатова в последнее время появляется всё больше работ, направленных на анализ интертекстуальности на материале творческого наследия писателя [1]. Особое значение при анализе «документального» характера прозы С. Довлатова имеют причины, побуждающие автора прибегать к автоцитации при создании прозаического художественного произведения.
В повести «Филиал (Записки ведущего)», написанной в 1988 году в США и впервые опубликованной в петербургском (ленинградском тогда) журнале «Звезда», Сергей Довлатов, очевидно, использует материал публицистического эссе «Литература продолжается» [3].
В основе сюжета повести лежат действительные события, а именно — международная конференция «Литература в эмиграции. Третья волна» (1981, май), заметки о которой были подготовлены Довлатовым для «Нового американца» и опубликованы в «Синтаксисе» под названием «Литература продолжается»1. Т.е. события реальной конференции получили отражение в двух жанровых литературных формах — эссе (1982 год) и художественной повести (1988 год).
Связь между двумя текстами — эссе «Литература продолжается» и повестью «Филиал» поддерживается на уровне системы персонажей.
Возникает вопрос: почему один и тот же персонаж обретает совершенно иные коннотации?
Можно предположить, что нейтрально выдержанный текст 1982 года, публицистический, информативный, «объективированный», гарантировал некоторую «защищенность» Довлатову-художнику от упреков со стороны коллег-литераторов (мол, фактология выдержана в эссе, в повести — домысел и вымысел)2.Однако на самом деле задача художника Довлатова, вероятно, состояла в другом. Возможное сопоставление весьма близких по материалу произведений (одно с доминирующими плюсами, другое с минусами) позволяло в совокупности создать (сформировать) действительно объективную картину, демонстрирующую диалектичность (двойственность) характера каждого героя (человека). (Авто)интертекст становился для Довлатова условием писательской достоверности и художнической честности, подлинной объективности, когда посредством различных повествовательных дискурсов приоткрывалась сложность и неоднозначность противоречивой человеческой природы3.
В повести происходит фактическое слияние двух самостоятельных главок эссе — «Дезертир Лимонов» и «Старик Коржавин нас заметил», Лимонов и Коржавин оказываются в непосредственной близости, почти в «дуэльной ситуации».
Эпизод с Лимоновым подвергается в повести «Филиал» кардинальной переработке — точнее нарратором использована (воспроизведена) совершенно иная ситуация. Если в эссе Довлатов делает акцент на высказывании Лимонова о том, что он «не хочет быть русским писателем» [2, 276] и «многоголосо» обсуждает реакцию участников симпозиума на это «дезертирское» заявление, то в повести в центре оказываются «филиппики» Коржавина — «проклятия» Ковригиным Лимонова в продолжение отведенного ему регламента, а затем продолжение браниещена семь минут, щедро предоставленных ему самим Лимоновым.
Итак, «лимоновские» эпизоды в эссе и в повести категорически разные (прежде всего они утрачивают самостоятельность), и акцентированные в них моменты тоже различны, однако обращает на себя внимание то, что и там, и там Лимонов у Довлатова предстает неизменно «талантливым человеком» [2, 278], на счет которого рассказчик не иронизирует (вероятно, последнее и позволяет сохранить подлинную фамилию героя повести Лимонов, хотя фамилии других повестийных персонажей изменены).
Таким образом, интертекстуальные связки между довлатовскими эссе и повестью (и между современным текстом и классикой) вновь нацелены на создание правдивого образа, но в данном случае генерируют его по совершенно иной повествовательной (и аксиологической) схеме — образ Лимонова сохраняет в себе константные черты «бескрылого», «хамского», но талантливого «материалиста», каким он и видится Далматову-Довлатову. Столкновение Коржавина — Лимонова (Ковригина — Лимонова) разрешается в пользу последнего, как и в тургеневской паре героев «старший Кирсанов — Базаров». Неслучайна реплика рассказчика «Филиала» по окончании заседания: «Можно было отправиться и в ресторан с тем же Лимоновым…» (с. 33). Неслучайна и цель поездки на симпозиум героя эссе —«Посмотреть на живого Лимонова» [2, 274]. Авторитетность личности и героя Лимонова остаются для Довлатова (Далматова) константно неизменными.
1 Впервые опубл.: Синтаксис. Париж, 1982. № 10.
2 Хотя, как уже отмечалось, один только «Компромисс» свидетельствует, что у Довлатова это далеко не так.
3 Заметим, что в одном из эссе «на литературные темы» Довлатов характеризует Синявского таким образом:«Андрей Синявский <…> человек сложный, замкнутый и остроумный» [2, 318]. Как видно из эпитетов, использованных автором, однозначности в характере Синявского для Довлатова действительно нет.
Завершая эссе о международной конференции «Литература в эмиграции. Третья волна», Довлатов подводит итог и говорит о том, что «должна быть в литературе кошмарная, невероятная, фантасмагорическая путаница» [2, 285], «священный беспорядок» [2, 284]. Сопоставление текстовых пространств эссе «Литература продолжается» и повести «Филиал» словно бы подтверждает эту мысль Довлатова. Несовпадение характеристик, «неуточненность» фактов, разница в составе участников симпозиума и проч. — так же, как и во многих других произведениях Довлатова, которые содержат в себе противоречивые сведения об одних и тех же событиях и лицах — становится знаком многоликости человеческой природы, неоднозначности человеческого характера, противоречивости поведения персонажа (личности) в различных обстоятельствах, подтверждением максимы, сформулированной Довлатовым еще в «Зоне: «Человек <…> — tabularasa».
Автоинтертекст в повести Довлатова привлекается и через трансполяцию одних и тех же цитат и реплик персонажей, ранее использованных прозаиком в эссе, но позднее оказавшихся в тексте художественной повести.
Список литературы
1.Доброзракова Г.А. Сергей Довлатов: диалог с классиками и современниками: монография / Г.А. Доброзракова, Самара : ИУНЛ ПГУТИ, 2011.
1. Довлатов. С.Д. Филиал: Записки ведущего. // Собрание сочинений С.Д. Довлатова в 4 томах, 1999, с. 200-287.
2. Довлатов С.Д. Литература продолжается. Синтаксис. Париж, №10, 1982.
3. Местергази Е.Г. Литература non-fiction. 2007.
4. Поливанов А.С. "Псевдодокументализм" в русской неподцензурной прозе 1970-1980-х годов: Вен. В. Ерофеев, С.Д. Довлатов, Э.В. Лимонов. Диссертация канд. филологических наук. 2010.
