19 марта 2016г.
В настоящей статье в качестве материала, который подвергается анализу, выступает язык, на котором были написаны древнейшие тюркские письменные памятники VII-IX вв. — памятники древнетюркской рунической письменности. В историю тюркологии этот язык вошел под условным обозначением – язык древнетюркских рунических памятников (далее язык ДТРП).
В исследуемом языке большой интерес вызывает грамматическая категория залога. Дело в том, что вся система залоговых отношений, проявляющая себя в тюркских языках, отличается от той, которую исследователи обычно обнаруживают в индоевропейский языках. Своеобразием тюркских языков можно назвать то обстоятельство, что категория залога, по всей видимости, формируется не вокруг оси активный залог – пассивный залог (действительный – страдательный), как это обычно происходит в европейских языках, а в опоре на какие-то иные основания.[2: 159]. Этим объясняется наличие в этой категории более чем двух грамматических форм, среди которых в языке ДТРП наиболее развитым выглядит не привычный для носителей флективных языков страдательный залог, а залог понудительный (каузатив).
Как показывает фактический материал письменных текстов, уже в самых ранних рунических памятниках понудительный залог оказывается весьма продуктивным. Морфема понудительного залога согласно фактам рунических памятников имеет несколько алломорфов: -tYr, -(Y)t, - Yr.
Aŋar adynčyg bark jaraturtym(1), ičin tašyn adynčyg bädiz urturtym(2), taš tokytdym(3)…(Ktm, 12). “Им я поручил устроить(1) особое сооружение, внутри и снаружи приказал покрыть(2) (вырезать) особой резьбой, приказал поставить(3) камень”.
…ädgü bilgä kisig ädgü alp kisig jorytmaz ärmiš (Ktm, 6) “ не сбивали (не заставляли сойти) с пути хороших мудрых людей, хороших храбрых людей”.
Ičikdük üčün täŋri ölütmis ärinč (Tk, 3). “Из-за того, что подчинился, оказалось, что Небо (Бог) умертвило”. В этом примере встречается форма понудительного залога с показателем -(Y)t, но имеется более употребительный вариант от этого же глагола с показателем понудительного залога -(Y)r:
Kyrkyz kaganyn ölürtümiz (Kt, 36). “Мы убили кагана Кыркызов”.
В тюркском языкознании существуют разные позиция относительно определения собственно значения понудительного залога. Возникающие в этом отношении трудности вполне понятны. Дело в том, что, в основном, при анализе тех или иных грамматических форм тюркских языков исследователи тюркологи нередко опирались на уже имеющиеся толкования аналогичных форм европейских языков. Но в этих языках отсутствует морфологическая форма рассматриваемого залога, похожая семантика передается, как правило, лексическим путем, с помощью каузативной конструкции. Таким образом, анализ формы понудительного залога был сопряжен с рядом трудностей, одной из которых, безусловно, необходимо признать уникальность этого средства как элемента морфологической подсистемы языка. Как известно, категория залога выражает различные отношения, будучи глагольной категорией, одним их участников любого их отношений предстает действие. Тем не менее, основные споры вращаются вокруг определения либо второго участника рассматриваемой связи, либо двух участников в целом. Так самой распространенной точкой зрения следует признать ту, относительно которой категория залога выражает отношения, возникающие между субъектом и объектом действия. [5 : 160]. Согласно другой позиции, залоговые формы это морфологические средства передачи отношений между действием и связанными с ними предметами. [1: 291]. Автор настоящей статьи полагает, что залоги, по крайней мере, в языке ДТРП передают связи, возникающие исключительно между действием и его грамматическим субъектом.
Многие тюркологи считали, что понудительный залог указывает на то, что субъектом действия является реальный производитель, который в предложении выступает в качестве дополнения в форме дательного падежа. [4: 201]. Так, согласно концепции С.Н. Иванова, аффикс -дур (т.е. показатель понудительного залога) показывает, что субъект того действия, которое выражено исходной основой, побуждается к действию другим лицом, что это действие вызвано внешними по отношению к этому субъекту причинами. [3: 123]. Надо думать, что в этом случае реальный производитель действия также должен выступать в высказывании в качестве некоего дополнения. Тем не менее, такой подход в характеристике понудительного залога обусловлен распространенным среди многих языковедов смешением разных планов: плана реальной объективной действительности и плана конкретного языка. Рассмотрим турецкое высказывание:
Sen bana bu kitabı okuttun. ‘Ты попросил меня прочесть эту книгу’. На наш взгляд, ошибочно полагать, что тот, кто в объективной реальности совершает собственно действие ‘читать’, и является субъектом действия, выраженного понудительным залогом. Не стоит смешивать реального производителя действия с сугубо грамматическим (языковым) понятием «субъект действия». Под субъектом действия следует понимать языковое понятие, соотносимое не с реальным производителем действия, а с субъектом мысли. Если говорить упрощенно, субъект действия это всегда то, что в высказывании является подлежащим. Таким образом, субъектом действия okut- является sen, как и в высказывании, в котором близкий смысл передан иными лексическими средствами sen (benim) bu kitabı okumamı rica ettin ‘ты попросил, чтобы я прочел эту книгу.’
Рассмотрим пример из рунических текстов:
… jyrgaru Jir Bajyrku jiriŋä tägi sülädim, bunca jirkä jorytdym (Ktm, 4). “Налево я пошел с войском вплоть до земли Йыр-Байырку, вплоть до стольких земель (стран) я доводил[войска](заставлял идти)”. Наверняка, действие, выраженное исходной основой, в объективной действительности совершается не «подлежащим» предложения, который передается с помощью личного показателя при сказуемом. Но, явно сомнительной оказывается попытка перенести отношения, существующие в объективном мире, на связи, которые возникают между языковыми единицами. В этом примере важной информацией для носителя языка является то, что субъект высказывания выступает в качестве инициатора действия, его «побудителя». Этим можно объяснить то, что объект понуждения (т.е. производитель действия в реальной ситуации) в этом примере, как и во многих других примерах этих памятников, не выражен самостоятельным словом, так как, очевидно, не представляет в данном случае большого значения для коммуникации.
Таким образом, автор статьи предлагает рассматривать значение понудительного залога в тюркских языках несколько в ином ракурсе, нежели это происходило до сегодняшнего момента. То есть его значение сигнализирует не о том, что «между действием и связанным с ним предметом имеет такое отношение, при котором предмет побуждается к совершению действия, о котором идет речь». [1: 292]. Ведь с этих позиций фокус интереса вновь направлен на объект действия как на второго участника залоговой связи, что едва ли правомерно и соответствует имеющимся фактам. В большей части высказываний, взятых из рунических памятников, отсутствует слово, выражающее именно указанный объект, т.е. предмет, побуждаемый к действию.
Ordu örgin anta ititdim(1) čyt anta tokytdym(2) (Мч, 20) “я приказал сделать(1) там военный дворец, я приказал возвести(2) там стены”.
Этот пример демонстрирует, что интерес говорящего сосредоточен не на том, кого побуждают к действию, т.е. говорящего совсем не интересует личность реального производителя действия, как обычно стремятся объяснить ученые. Посредством введения аффикса понудительного залога происходит указания исключительно на того, кто побуждает к действию. Таким образом, понудительный залог предлагается рассматривать как морфологическое средство указания на такую связь между действием и субъектом, при которой субъект понимается как инициатор действия, о котором идет речь. В значении этой залоговой формы содержится сигнал, что (исходное) действие совершается по инициативе субъекта, т.е. субъект действия выступает в качестве инициатора исходного действия. Тем самым, хотя действие совершается и не «его руками», его ведущая роль остается неизменной. Исходя из сформулированного значения залога, понятным становятся те многочисленные случаи употребления этой формы в высказываниях, в которых носители языка не чувствуют потребности в обозначении самостоятельным словом того, кто в реальном мире производит действие. В приведенном диалоге можно увидеть, что информант В полностью уверен в том, что действие совершил именно он:
А: Sen bunu aldın mı? –В: Evet, aldırdım. (Информант) ‘А: Ты это купил? – В: Да, я дал указания купить’.
Список литературы
1. Гузев В.Г. Глагольное словоизменение в турецком языке//Очерки по теоретической грамматике восточных языков: Существительное и глагол. СПб, 2011. – С. 289-351.
2. Дубровина М.Э. Категория залога языка древнетюркских рунических памятников //Очерки по теоретической грамматике восточных языков: Существительное и глагол. СПб., 2011. – С. 159-178.
3. Иванов С.Н. Родословное древо тюрок Абу-л-Гази-хана. Грамматических очерк (Имя и глагол. Грамматические категории). Ташкент, 1969. – 203 с.
4. Кононов А.Н. Грамматика современного турецкого литературного языка. М.; Л., 1956. – 571 с.
5. Лингвистический энциклопедический словарь/ Гл. ред. В.Н. Ярцева. М.: Советская энциклопедия, 1990. – 685 с.
