19 марта 2016г.
«Прекрасный наш язык, под пером писателей неученых и неискусных, быстро клонится к падению. Слова искажаются. Грамматика колеблется. Орфография, сия геральдика языка, изменяется по произволу всех и каждого. В журналах наших еще менее правописания, нежели здравого смысла…» (Пушкин 1981). Российская Академия, 1836). Очевидно, что и в 1836 г., когда Пушкин писал эти строки, и сейчас далеко не все благополучно с культурой устной и письменной речи, и это предмет особой тревоги писателей и ученых.
Современное общество – и в этом сходятся практически все исследователи языка – стало медиацентричным. Сейчас человек не только получает информацию в СМИ – он ее производит, распространяет в социальных сетях, использует медиа (прежде всего, конечно, Интернет) как рабочую сферу, делает свою частную жизнь достоянием многих. И средства массовой информации, в каком бы виде их ни использовать, влияют и на формирование картины мира современного человека, и на особенности его речевой деятельности. В последнем случае можно говорить о продолжении той, особо свойственной российской культуре традиции, когда слово написанное или изреченное в СМИ воспринималось как образец для подражания.
Столь же очевидно, что современные СМИ далеко не всегда придерживаются норм грамотной, литературной речи. Причин тому – и объективных, и субъективных – много, и мы здесь рассмотрим только один (но весьма важный) аспект современной медиаречи, а именно точность словоупотребления. Данная проблема является одной из ключевых в современной речевой среде, поскольку прямо связана с культурой речи.
Культура речи – это одновременно и часть общей духовной культуры общества, и одна из активно развивающихся прагматических лингвистических дисциплин, цель которых – изучение современной речи в самых разных ее проявлениях. То есть речеведение.
Для современного журналистского дискурса характерна ярко выраженная субъективизация, т.е. усиление личностного начала в тексте, актуализация самых разнообразных речевых средств, говорящих о присутствии автора в текстовом пространстве. И от того, какой предстанет перед читателем, зрителем, слушателем языковая личность журналиста, во многом зависит эффективность его деятельности.
Точность словоупотребления в медиатексте не тождественна понятию правильности использования тех или иных лексических единиц. Следование существующим орфографическим, пунктуационным, орфоэпическим нормам – это condiсio sine qua non для профессионального журналиста. К сожалению, именно этот, собственно ортологический аспект культуры речи стал весьма частотным, если брать весь массив нарушений норм в российском медиапространстве. Приходится говорить о том, что современные СМИ остро нуждаются в возрождении профессиональной корректорской и редакторской службы. Это связано и с общим снижением уровня владения родной речью, что не могло не сказаться и на журналистской профессии, и с тем, что практикуемый многими информационными ресурсами рерайтинг (Лащук 2013) далеко не всегда выправляет речевые недостатки первичного текста, хотя и ориентирован на это.
Мы не ставим перед собой цель описать все типы встречающихся в СМИ грубых орфографических, грамматических и пунктуационных ошибок, нарушений известных еще со школы правил. Каждый может составить свой объемный список подобных «речевых преступлений». Например, А. Хинштейн допускает ошибку, описанную еще М.В. Ломоносовым в «Российской грамматике» и известную всем школьникам, сдающим ЕГЭ по русскому языку: Оказавшись в СИЗО, нервы и язык у Малова не выдержали… (МК, 11.04.2014). А радио «Эхо Москвы» на своем сайте сообщает: Первая жертва появилась после взрыва и пожара на Тайвани. (27.06.2015).
Но давайте обратим внимание на несколько «горячих точек» современного правописания, актуальных именно для практики СМИ. Это образование и употребление сложных слов (эконом-класс и экономкласс, клиенто-ориентированный и клиентоориентированный и др.), написание новейших заимствований (чайлдфри, массмедиа) и, естественно, употребление прописных букв в названиях должностей и организаций. Последнее заслуживает более подробного рассмотрения.
Собственно говоря, многое из того, чем мы сегодня руководствуемся при выборе прописной либо строчной буквы в названиях, определяется в известном справочнике Д.Э. Розенталя (Розенталь 1984). Некоторые написания были очевидно мотивированы идеологически: так, при обозначении высших государственных органов власти социалистических стран и некоторых стран третьего мира предлагается прописная (Государственное собрание Венгерской Народной Республики, Народная палата Индии, Союзное исполнительное вече Социалистической Федеративной Республики Югославии), в то время как по отношению к США, Великобритании и под. в соответствующих контекстах использовалась строчная – конгресс США, бундестаг ФРГ, палата общин в Великобритании.
С течением времени некоторые способы обозначения имен собственных изменились. Например, согласно современным нормам мы пишем Первая мировая война, Средневековье, Новое время, Гражданская война в США и др. Для журналистов очевидно, что президент Путин – это обычное наименование высшей государственной должности, если речь не идет об официально-деловом стиле, и Президент Российской Федерации В.В. Путин – это сугубо официальная номинация.
Однако некоторые трудности еще сохраняются по отношению к тем именованиям, которые имеют важный исторический контекст. Например, Госдума.
Первым документом, регламентирующим статус и название этого учреждения, был манифест, изданный Николаем II 6 августа 1905 года, в котором указывалось: «… признали Мы за благо учредить Государственную Думу и утвердили Положение о выборах в Думу». Отметим, что манифест изобиловал характерным для официальной традиции того времени употреблением прописных букв – «Мы», «Самодержавные Цари, Наши Предшественники», «Министр Внутренних Дел» и т.п. При этом вряд ли кто обратил внимание на то, что использование прописных букв в обоих компонентах нового названия вошло в логическое противоречие с другим, возникшим столетием ранее. Это был Государственный совет, высший законосовещательный орган Российской империи. Причем это различие отразилось даже в названии царского манифеста «О изменении Учреждения Государственного совета и о пересмотре Учреждения Государственной Думы» от 20 февраля 1906 г.
В статье 95 действующей Конституции РФ обнаружим: «Федеральное Собрание состоит из двух палат - Совета Федерации и Государственной Думы». Таким образом, с прописной буквы пишутся все компоненты составных названий высших органов законодательной власти РФ (кстати, аналогично Президиум Верховного Совета СССР).
В то же время в «Орфографическом словаре русского языка. Прописная или строчная?» В.В. Лопатина, Л.К. Чельцовой и И.В. Нечаевой, в §33 «Правил употребления прописных букв», указано, что «в официальных названиях органов власти, учреждений, организаций … с прописной буквы пишется первое слово и входящие в состав названия имена собственные…». Далее приводятся примеры – Федеральное собрание РФ, Государственная дума, Конституционный суд РФ (Лопатин, Чельцова, Нечаева 1999: 26).
Написание Государственная дума дает и «Орфографический словарь русского языка» Б.З. Букчиной, И.К. Сазоновой и Л.К. Чельцовой, выпущенный в серии «Словари XXI века» (Букчина, Сазонова, Чельцова 2008). Отметим, что этот словарь открывает «Список грамматик, словарей и справочников, содержащих нормы современного русского литературного языка при его использовании в качестве государственного языка Российской Федерации», утвержденный приказом Министерства образования и науки Российской Федерации от
8 июня 2009 г. № 195. То есть поступать нужно так, как требует этот словарь. Или все-таки согласно Конституции?
Очевидно, что логика употребления, да и законопослушание, в конце концов, подсказывают написание обоих слов с прописной буквы.
Итак, ортологический аспект точности словоупотребления заключается в строгом следовании системе норм, сложившихся в современном русском литературном языке, т.е. в правильности речи.
Следующий аспект – содержательный. В данном случае мы имеем в виду фактологическую точность текста, соответствие объективным реалиям, что, к сожалению, также не всегда наблюдается в журналистских текстах. Несколько примеров.
На сайте «Российской газеты» 9.04.2014 появилось сообщение с заголовком «Ракетный крейсер ВМС США войдет в Черное море 10 апреля». Далее в тексте: Второй американский эсминец ВМС США Donald Cook войдет в акваторию Черного моря в рамках договоренностей с Киевом к четвергу. Обратим внимание на ошибку в порядке слов (договоренностей с Киевом к четвергу), но самое главное, отметим несоответствие заголовка тексту: сначала речь идет о крейсере, затем – об эсминце.
Этот же корабль назвали крейсером такие авторитетные информационные источники, как Russia Today на русском, МИР24, портал Korabel.ru, агентство «Аксакал».
Возможно, кому-то это покажется незначительной неточностью. Но это не так. Автор и редактор текста (скорее всего, не думая об этом) повысили не только класс американского боевого корабля, но и градус военного и политического противостояния в черноморском регионе: здесь у России единственный ракетный крейсер «Москва», флагман флота, и получается, что в Черное море вошел такой же по мощи корабль.
Еще пример. 16.04.2014 было сообщено о возбуждении уголовного дела в отношении президента ракетно- космической корпорации «Энергия» Виталия Лопоты. РБК, «Московский комсомолец», «Независимая газета» и Интерфакс назвали его Лапотой, не удосужившись заглянуть на сайт корпорации. «Эхо Москвы» сделало эту же ошибку, но затем на сайте было помещено исправление.
Неточность может касаться не только фактов, но и предлагаемых оценок и выводов. Также 16.04.2014 ИТАР-ТАСС, РИА Новости и другие ведущие ресурсы сообщили, основываясь на оценках директора департамента Минфина Орешкина, что «бюджет России в 2014 году может недополучить 1 трлн рублей». Фиксируется предположение. Business FM и BBCRussian.com эту же информацию представляют с другой модальностью – уверенности: «Бюджет РФ в 2014 году недополучит свыше 1 трлн рублей».
Таким образом, фактологическая неточность, в том числе изменение модальности сообщения, может привести к искажению содержательного пространства текста.
Наконец, третий аспект проблемы точности словоупотребления – понятийный. В этом случае следует говорить о неправильном выборе автором слов и словосочетаний, что искажает смысловую структуру сообщения, нарушает коммуникативные конвенции общения адресанта и адресата, в том числе и с точки зрения лингвоэтики.
Затонувший лайнер Costa Concordia доставлен в Геную для утилизации («Эхо Москвы в Петербурге», 28.07.2014). Можно обсуждать, насколько реальная степень погруженности этого круизного судна в воду позволяет назвать его затонувшим, но в любом случае в Геную был доставлен все-таки поднятый на поверхность воды лайнер.
Вряд ли автор следующего предложения задумался о том, какой абсурдный смысл оно имеет: В Москве погибшим журналистам вручили премию имени Анны Политковской (сайт «Новости регионов России», 8.09.2014). Налицо элементарное непонимание словарного значения слова вручить.
У журналиста должно быть особое, обостренное чувство слова. Требование это тем более существенно, что значительная часть лексических элементов в медиаречи обладает социальной оценочностью (термин Г.Я. Солганика). И эта оценочность базируется на множестве факторов, среди которых не последнюю роль играет культурный код, принятый в обществе в данное время. Журналисты, не учитывающие его, могут назвать легендарных корифеев МХАТа мастодонтами, а победу в Великой Отечественной войне – великолепной (прямо как в спорте!).
Проблема точного выбора слова связана в том числе и со степенью допустимости просторечия в журналистском дискурсе. Не случайно в 2013 г. законодательная власть была вынуждена запретить нецензурную лексику в СМИ (хотя это и так вытекает из федерального закона о русском языке как государственном языке СМИ). Значит, при том, что данный запрет был облечен в не самые совершенные языковые формы, он отразил потребность общества в ограничении нелитературной речи в публичном пространстве.
Столь же серьезную тревогу вызывает широко распространившаяся манера речевой деятельности журналистов, которую люди сдержанные называют «излишне свободной», а молодежь – «отвязной». Показательным и скандальным стал эфир программы «Болячки» на «Маяке» 4.10. 2012, где Виктория Колосова и Алексей Веселкин в недопустимом, оскорбительном тоне говорили о больных муковисцидозом. Ведущие строили рожи, засовывая сушки в рот и изображая клыки, острили про то, что с больными детьми «хорошо текилу пить» (из-за нарушения обмена веществ на коже у больных муковисцидозом выступает соль), или по- детсадовски хохотали при слове «меконий» (фекалии новорожденного). К чести нашей аудитории, подобное стёбное поведение авторов (журналистами их не хочется называть) вызвало шквал негодования в интернете и привело к серьезным мерам административного воздействия. К сожалению, подобной манеры ведения придерживаются многие ведущие электронных СМИ и авторы печатных текстов, полагая, видимо, что профессионализм заключается прежде всего в хлёсткости оценок, а не в их соответствии культурным и нравственным нормам поведения в обществе.
Итак, для журналистского текста точность словоупотребления заключается в следовании языковым нормам, в правильном воспроизведении фактов окружающей действительности и в уместном, стилистически верном и адекватном употреблении лексических единиц. В совокупности данные факторы являются залогом эффективной журналистской речи, соответствующей культурным канонам нашего общества.
Список литературы
1. Букчина, Сазонова, Чельцова 2008 – Букчина Б.З., Сазонова И.К., Чельцова Л.К. Орфографический словарь русского языка. – М.: АСТ-ПРЕСС. 2008.
2. Лащук 2013 – Лащук О.Р. Рерайтерские новостные сообщения: создание и редактирование. – М.: МедиаМир. 2013.
3. Лопатин, Чельцова, Нечаева 1999 – Лопатин В.В., Чельцова Л.К., Нечаева И.В. Орфографический словарь русского языка. Прописная или строчная? – М.: АСТ-ПРЕСС. 1999.
4. Пушкин 1981 – Пушкин А.С. Российская Академия. – Собр. соч. в 10-ти томах. – М.: Правда. 1981. – С. 244.
5. Розенталь 1984 – Розенталь Д.Э. Прописная или строчная? (Опыт словаря-справочника). – М.: Русский язык. 1984.
