15 октября 2016г.
Анализируя философию М. Хайдеггера, Левинас исходит из того, что опыт Dasein еще не является первоначальным опытом. Возможно такое переживание, которое осуществляется за пределами бытия-в-мире, за пределами того состояния, когда человек, по выражению Сартра, «обложен» бытием. Если постараться отказаться от восприятия любой вещи вокруг нас, в том числе и от вещи внутри себя, то есть Я, то мы, считает Левинас, не окажемся в окружении чистого ничто. Наоборот, для человека после проведения такой «редукции» останется опыт чистого бытия – чистого «имеется». Подобный опыт французский философ называет il y a, буквально означающее «оно здесь имеется». Это переживание некоторого безличного существования, растворяющего в себе любое возможное сущее. Как отмечает Ямпольская А.В., «Il y a - это наша вовлеченность в бытие, понимаемое как бытие до бытия сущего и сущих, анонимность и отсутствие формы, неконцептуализируемый факт чистого бытия при отсутствии людей и вещей» [4]. Левинас специально замечает, что хотя il y a довольно близко по форме к немецкому es gibt, оно все же лишено того момента «давания», на котором особенно останавливался Хайдеггер. Бытие, о котором пишет Левинас, не «дается», оно лишено той степени скрытости и ничто, откуда могло бы себя дарить – и в этом смысле такое бытие даже излишне навязчиво. Это бытие выступает как некий постоянно понукающий человека глагол, от которого очень трудно отделаться. Не случайно Левинас определяет его через состояние бессонницы, когда человек никак не может заснуть. Он уже просто бродит без цели, постепенно погружаясь в нечто монотонное и вязкое, в котором исчезает даже четкость сознания, размываемая безличным «не спится». «Не спится» означает, что человек и хотел бы уснуть, но это не в его власти, он вовлечен в бодрствование, которого не желает. В результате такого рассмотрения Левинас приходит к выводу, что ужас перед бытием, может быть, даже более фундаментален, чем ужас перед ничто. Это ужас перед бытийствованием (бдением), которое невозможно прервать.
В данном случае можно сразу поставить вопрос об оправданности рассмотрения опыта il y a как изначального для понимания бытия. Например, Деррида в своей работе «Насилие и метафизика», посвященной критическому разбору философии Левинаса, замечает, что «не является ли “il y a” скорее совокупностью неопределенного, нейтрального, анонимного бытующего, чем собственно бытием?» [1]. В данном случае Ямпольская отмечает, что «хотя il y a и не следует непосредственно идентифицировать с хайдеггеровским das Sein, но рассматривать его как своего рода совокупность сущего также было бы неверно. По нашему мнению il y a следует понимать не столько как "бытие вообще", сколько как факт нашей вовлеченности в бытие. Именно поэтому il y a и может быть разорвано актом сознания» [4]. В данном случае дескрипция il y a становится достаточно похожей на то бытие, которое подразумевал в своем трактате Сартр – на анонимное в-себе, монотонное, способное вызвать тошноту своей навязчивостью. Для- себя вовлечено в такое бытие, но оно для него – бытие чужое, для-себя выступает по отношению к нему как «узурпатор». Точно так же и сознание у Левинаса оказывается способным в конечном счете овладеть своим бытием (то есть il y a). Другое дело, что в философии Сартра это овладевание становится возможным в силу того, что сознание суть ничто: оно может быть только паразитируя на бытии - тогда как у Левинаса появления сознания становится своеобразным ответом на зов бесконечного.
Что такое бесконечное? Нечто, находящееся за пределами тотальности того, что «имеется». Это нечто есть что-то превосходящее бытие, причем даже в той его части, которая это самое бытие отрицает. Отрицание бытия, если оно полагает последнему какие-то пределы, одним соприкосновением с этими пределами подразумевает, что бытие имеет его в виду, то есть, опять же, предполагает в своей тотальности и собственное отрицание. Бесконечное превосходит бытие, потому что оно выступает как абсолютно инаковое бытию, инаковое еще до всякой возможности бытия утверждать или отрицать себя; его инаковость, как пишет Левинас, «предшествует любой инициативе, любому властному поползновению со стороны Тождественного» [3]. В качестве такой инаковости бесконечное не может быть «объектом» для тотальности бытия, точно так же как не может быть основанием бытия или же какой-либо другой его частью – тотальность не нуждается в бесконечном. Поэтому бесконечное никогда не может стать частью тотального, но всегда осуществляется как разрыв тотальности. Если бы бытие нуждалось в бесконечном, последнее не было бы инаковым для него, отношение к бесконечному строится не на основе недостатка или нужды. То, что образовывает это отношение, Левинас называет метафизическим желанием (или просто Желанием). Метафизическое желание – это желание абсолютно иного. Причем это Желание осуществляется «по ту сторону голода, который можно унять, жажды, которую можно утолить, смысла, который дал бы успокоение, словом, по ту сторону любого удовлетворения» [3]. Это Желание, которое не требует достижения своего объекта, оно принципиально ненасыщаемо. Подобная принципиальность строится на том, что «Желание есть стремление, вызываемое Желаемым: оно рождается от своего «объекта», оно — откровение, в то время как потребность — это пустота Души, исходящая от субъекта» [3]. Желание иного порождается иным, вот почему бытие над ним не властно. Бесконечное не потребно бытию, однако оно тем не менее пробуждает в нем Желание, первым движением которого оказывается появления сознания, Я. Из этого мы можем сделать вывод, что Я не появляется спонтанно, бесконечное творит его. Будучи сотворенным, Я, таким образом, изначально содержит в себе идею бесконечного. Левинас соглашается с Декартом, что подобная идея не может быть создана самим Я путем простого отрицания своей конечности, идея бесконечного именно вложена в Я, которое по отношению к этой идее описывается как «пассивность более пассивная, чем какая бы то ни была пассивность, свойственная какому бы то ни было сознанию: удивление или восприятие того, что невозможно воспринять… пробуждение, но напоминающее пассивность сотворенного» [2].
Заметим, речь идет именно об идее бесконечного, не бесконечном самом по себе. Я, сотворенное бесконечным, хранит в себе его идею, но такая идея вовсе не означает, что Я может каким-либо образом напрямую относиться к бесконечному. Бесконечное, как абсолютно иное, напрямую всегда отсутствует для Я. Именно поэтому Я бессильно перед ним. Желание невидимого, иного приводит к послушанию перед иным. Я не способно слиться с бесконечным, оно всегда встречается с ним опосредованно. То, что опосредует эту встречу, есть этический акт, отношение к Другому.
Вернемся немного назад. «Засыпая», Я «пробуждается» во сне, в существующем, которое наконец-то, будучи разрывом бытия, приобретает власть (сочетается) над безличным «имеется» (актом-существования). Во «Времени и другом» Левинас называет подобное сочетание гипостазисом. Такое Я есть то, что можно назвать отдельным: оно отдельно в тотальности, выделено в ней. Однако такое Я есть еще «атеистическое» Я – оно не признает в себе идеи бесконечного. Наоборот, выделившись из тотальности, оно определенным образом к нему возвращается, чтобы обладать. Атеистическое Я живет в мире экономики: в мире, в котором все предназначено ему в пищу. Оно может испытывать радость и удовлетворение от владения бытием. Однако свобода такого Я, в силу того, что оно сотворено, сразу же оборачивается несвободой. Она не может быть произволом, так как ограничена требованием со стороны иного, требованием, рождающим Желание.
Здесь важно указать на одно различие, весьма существенное для нашего понимания Левинаса. Дело в том, что то изначальное бесконечное, которое можно именовать Богом, Левинас отделяет от Другого, инаковость которого, тем не менее, ничуть не меньше инаковости бесконечного. Поэтому то Желание и пассивность, которые Творец изначально закладывает в Я, отзываются на зов Другого. В этом смысле становится достаточно сложно определить, в чем же различие Творца и Другого. Что значит, что Другой не является воплощением Бога, не является и посредником, но тем не менее он «являет нам высоту, где открывается Бог?». Логично было бы предположить, что Бог трансцендирует как Я, так и Другого, выступая тем третьим началом, что обеспечивает встречу тождественного с абсолютной инаковостью, но, однако, по-настоящему такая встреча у Левинаса и не возможна, и, кроме того, такое «третье» по сути своей тотализировало бы отношение Я и Другого. Заметим, Бог не обеспечивает встречу с Другим, но, скорее, Желание Другого. Точнее, речь идет о метафизическом желании иного, но оно неизбежно связано с Другим, так как последний есть иное, взявшее на себя свою инаковость – и в этом смысле Другой кардинально отличается от любого другого объекта в мире.
Из-за этого моральная деятельность субъекта по сути своей оказывается пассивной: человек лишь отвечает на требование, исходящее от иного. Желание иного закладывается в человека самим иным, никакого «трансцендентального» выбора ему фактически не остается. Не человек выбирает, но он выбран. Он выбран тем, что сотворен чем-то большим, чем он. В этом смысле Левинас действительно приходит к абсолютизации этического требования, но при этом, боясь за достигнутое, он не допускает человека к формированию этого требования. Формирование происходит за пределами человека, последний принуждается к уже сформированному требованию не собственным бытием, но чем-то гораздо более могущественным. Вначале Творцом, а после Другим.
В конце концов мы вынуждены сделать вывод, что абсолютность этического требования достигается Левинасом путем метафизического «насилия» над Я. Разумеется, термин «насилие» в данном контексте достаточно двусмысленен: речь скорее идет о послушании, лишенном возможности выбора к послушанию. Возможно даже и это уточнение еще слишком грубо, но мы, тем не менее, хотели бы остановить на нем внимание. Если Желание формируется объектом Желания, то Я, по сути своей, потеряно для морали. Мораль – это всегда деяние иного, не Я. Подросток, в таком случае, уступает место пожилому человеку в автобусе не потому, что выбрал это, но потому, что таково было требование самого пожилого человека. Это требование метафизически изначальнее человеческого выбора. Человек не делает выбор вслушиваться в требование Другого и следовать ему, но само это требование заставляет себя слушать. Нужда того, кому уступают, господствует над свободой того, кто уступает.
Список литературы
1. Деррида Ж. Насилие и метафизика. [Электронный ресурс]. URL:http://www.iampolsk.narod.ru/VM1.htm
2. Левинас Э. Бог и философия // Эманнуэль Левинас: Путь к Другому. [Электронный ресурс]. URL:http://www.e-reading.club/bookreader.php/1022033/Levinas_- _Emmanyuel_levinas_put_k_drugomu.html
3. ЛевинасЭ.Тотальность и бесконечное. [Электронный ресурс]. URL:http://fanread.net/book/10924451/?page=1
4. Ямпольская А.В. Левинас сороковых: проблемы времени и субъективности. [Электронный ресурс]. URL: http://www.iampolsk.narod.ru/Levinas.htm
