04 августа 2016г.
Роман М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени», как известно, имел несколько редакций: по утверждению специалистов, как минимум четыре — и следы этих вариантов в той или иной мере хранит в себе канонический текст. Сопоставление существовавших редакций и сравнение их с окончательным текстом романа позволяет и теперь, спустя более полутора сот лет после появления произведения, приоткрывать новые, незамеченные прежде романные смыслы.
Хорошо известно, что публикация романа происходила поэтапно — вначале отдельными повестями, затем цельным романом, отдельным изданием. Первой была опубликована повесть «Бэла» (с подзаголовком «Из записок офицера о Кавказе») в журнале «Отечественные записки» А.А. Краевского (1839. Т. 2. № 3. Отд. 3). Следом в том же журнале появилась повесть «Фаталист» (1839. Т. 6. № 11. Отд. 3). И в начале следующего года — повесть «Тамань» (1840. Т. 8. № 2. Отд. 3). Отдельное издание романа «Герой нашего времени. Сочинение М. Лермонтова. Ч. 1–2» вышло в Петербурге в 1840 г. Часть первую составляли главы «Бэла», «Максим Максимыч», Предисловие к «Журналу Печорина», «Тамань». Часть вторую — «Княжна Мери», «Фаталист». Второе издание романа (СПб., 1841) было дополнено Предисловием к роману.
Между тем обращает на себя внимание тот факт, что первоначально замысел романа выстраивался иначе, чем привычно воспринимать его в каноническом тексте. В ранних редакциях романа расположение глав- повестей было иным.
Согласно наблюдениям исследователей, первая редакция романа (1838) включала в себя только повести «Бэла», «Максим Максимыч» и «Княжна Мери». Здесь первую часть составляли повести «Бэла», «Максим Максимыч», написанные от лица путешествующего по Кавказу офицера и потому имевшие подзаголовок «Из записок офицера». Соответственно часть вторая — «Княжна Мери» — носила дневниковый характер, повествование в ней велось от лица главного героя Григория Печорина.
В последующей редакции (1839) вторую — «исповедальную» — часть романа составили уже две повести — «Фаталист» и «Княжна Мери». Причем повесть «Фаталист» следовала раньше, чем повесть «Княжна Мери».
При этом обе ранние редакции (1838 и 1839 гг.) носили отличное от привычного название — «Один из героев начала века».
С точки зрения современного читателя, кажется, нет серьезной разницы, будет ли значиться в названии герой начала века или герой нашего века (времени). Однако для современников Лермонтова подобные незначительные изменения были значимыми и принципиальными: в историческом контексте первой половины ХIХ в. эпоха царствования Александра I — 1820-е гг. — разительно отличалась от эпохи правления Николая I — 1830-е гг. Водораздел приходился на 1825 г. — год смерти Александра I и вступление на престол Николая. Для Лермонтова и его современников «герой нашего времени» не был равен «герою начала века», ибо в последнем случае речь должна была бы идти о высоких помыслах людей преддекабристской и декабристской эпохи, а не периода николаевской реакции. Т.е. выбор хронотопа романа — прежде всего времени — и его последующие изменения не случайны. Место действия романа — Кавказ — концептуально.
Учитывая выше означенные обстоятельства, можно предположить, что первоначально Лермонтов намеревался написать роман о герое, одном из тех людей начала века, с которыми ему довелось познакомиться в 1837 г., когда после смерти А.С. Пушкина и в связи с появлением предосудительного стихотворения «Смерть поэта» он был сослан на Кавказ. Сама ситуация политической ссылки и место ссылки — Кавказ — должны были рождать в сознании поэта именно такого рода интенции: желание продолжить идейно- творческое устремление, начатое стихотворением на смерть Пушкина, и отразить в задуманном (впервые для него — прозаическом) произведении живые впечатления от знакомства с подлинными «героями начала века».
По словам Н.П. Огарева, на Кавказе «среди величавой природы со времени Ермолова не исчезал приют русского свободомыслия», здесь «по воле правительства, собирались изгнанники, а генералы, по преданию, оставались их друзьями» [3, с. 381]. Известно, что ссыльный Лермонтов встречался с декабристами В. Голицыным, Р. Дороховым, С. Кривцовым, В. Лихаревым, Н. Лорером, М. Назимовым, М. Нарышкиным, А. Одоевским, А. Розеном, А. Черкасовым и близкими к декабристским кругам Н. Майером, Н. Сатиным и др.
Именно Пятигорск и Кисловодск давали Лермонтову возможность ближе сойтись с героями прежнего времени, реальными личностями героического века, лучше узнать о судьбе ссыльных офицеров, причастных к восстанию на Сенатской площади, разжалованных и сосланных на Кавказ. Именно эту интенцию знаменовал выбор узнаваемо «родственной», вытекающей из начала века фамилии героя — Печорин (гидроним Печора вслед за рекой Онега), так же как и имя персонажа — Григорий (от древнегреч. «бодрствующий, неспящий») вслед за благородным Евгением. Именно такой ракурс первоначального замысла дает объяснение тому, почему так «таинственна» биография Печорина, почему сохранившаяся в рукописях причина ссылки Печорина на Кавказ из-за дуэли была вымарана автором и в основной текст романа не вошла.
По словам В.А. Мануйлова, в черновиках «Княжны Мери» на дуэль было два прямых указания: «…первая запись Печорина от 11 мая заканчивалась первоначально словами: ”Но я теперь уверен, что при первом случае она спросит: кто я; и почему я здесь на Кавказе. Ей, вероятно, расскажут страшную историю дуэли…” <…> другое упоминание о дуэли в разговоре Вернера с Печориным: Вернер говорит Печорину: “Княгиня мне стала рассказывать о какой-то дуэли”…» [2, с. 237]. Однако в окончательном тексте романа указаний на дуэльную историю нет.
Более того, ориентир Лермонтова на начало века угадывался уже в том, что, например, в первой опубликованной повести «Бэла» в тексте едва ли не сразу возникает имя опального генерала А.П. Ермолова, который ко времени написания романа уже давно (еще в 1827 г.) указом императора Николая I был отозван с поста главнокомандующего Кавказскими войсками и отправлен в отставку по подозрению в связях с декабристами и за деятельное и покровительственное участие в судьбах сосланных на Кавказ офицеров. Причем, надо заметить, отсылок к Ермолову в повести не одна. В самом начале «Бэлы» о генерале Ермолове упоминает Максим Максимыч: «Да, я уж здесь служил при Алексее Петровиче…» [1, с. 751]. Вслед на тем Лермонтов дает сноску-примечание к словам штабс-капитана: «Ермолов» — хотя для современников писателя подобная отсылка была избыточной: читателям было ясно, что речь шла об А.П. Ермолове. Однако этого мало. Вскоре странствующий офицер, записывающий детали путешествия с Максимом Максимычем, зачем-то (как сказано в тексте — «Кстати…») дает описание Крестовой горы и словно бы случайно делает отступление от сюжета, чтобы рассказать о некоем кресте, стоящем на горе. И снова в тексте звучит имя Ермолова, по приказанию которого (как будто бы) и поставлен крест. Офицер-путешественник даже приводит дату установки креста — «а именно в 1824 году…» [1, с. 763]. Близость имени Ермолова и даты 1824 г. не могла не вызвать в сознании читателей-современников воспоминаний о событиях на Сенатской площади. Имя опального генерала, троекратно повторенное уже на первых страницах повести (позднее романа), становилось для читателей того времени знаком «скрытых» оппозиционных настроений писателя и вполне определенным указанием на его намерения. Т.е. даже только эти предварительные наблюдения позволяют высказать предположение, что первоначальный замысел романа, скорее всего, действительно был связан с образами героев восстания, декабристов, писатель действительно намеревался скорее всего создавать портрет «одного из героев начала века».
В этой связи то обстоятельство, что центральным персонажем первой повести — «Бэла» — избран «странный» герой, для читателя 1830-х гг. имело узнаваемо принципиальное значение. Эпитет «странный» представал в глазах читателя своеобразным словом-сигналом. Дело в том, что героев, подобных Онегину и Печорину, только позже назовут «лишними» (А.И. Герцен). В литературе начала ХIХ в. они чаще именовались «странными». И одним из первых признаков «странности» персонажа становилась скука — пушкинские «английский сплин» иль «русская хандра». При этом для героя начала века скука не была выражением праздности или лености: по словам Пушкина, «скука есть одна из принадлежностей мыслящего существа…» Именно таковым — странным и скучающим, мыслящим — должен был предстать и герой задуманного Лермонтовым романа.
Однако, как показывают различные редакции текста, замысел романа претерпевал постепенные изменения: героя начала века сменил герой нашего времени, герой александровской эпохи был вытеснен героем эпохи николаевской. Повести «Бэла» и «Фаталист» — первые по времени создания — в наибольшей степени сохранили в образах героев черты первоначальных, впоследствии трансформированных авторских интенций.
Список литературы
1. Лермонтов М.Ю. Герой нашего времени // Лермонтов М.Ю. Полное собрание сочинений: в 1 т. Калининград, 2000. 1064 с.
2. Мануйлов В.А. Роман М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». Комментарий. Изд. 2-е, доп. Л.: Просвещение, 1976. 280 с.
3. Огарев Н.П. Избранные социально-политические и философские произведения: в 2 т. М.: Госполитиздат, 1956. Т. 1. 684 с.
