23 марта 2016г.
Республика Южная Осетия – государство, созданное южной ветвью осетинского народа в границах бывшей Юго-Осетинской автономной области Грузинской Советской Социалистической Республики Союза Советских Социалистических Республик. Республика была провозглашена 20 сентября 1990 г., т. е. в нынешнем году ей исполняется 25 лет. На тот момент в Южной Осетии проживало 100 000 человек [10.39], ныне – около 50 000. Для сравнения – население Грузии составляло около 5 млн. человек.
Провозглашѐнная Республика выдержала кровопролитную оборонительную войну, начатую национал- экстремистским режимом З. Гамсахурдиа, с января 1991 г. по июль 1992 г., вооружѐнный нажим в августе 2004 г., и, наконец, геноцидную агрессию 8 – 9 августа 2008 г. режима М. Саакашвили, неотличимого по своей идеологии и политической практике от режима З. Гамсахурдиа. 26 августа 2008 г. Республика Южная Осетия была признана Россией в качестве суверенного государства. Южные осетины выстояли и в изнурительном противоборстве с террористическим давлением грузинских силовых структур, убивших десятки граждан Южной Осетии (и, подчеркнѐм, России – так как почти все южные осетины имеют российское гражданство). Наконец, народ нашѐл в себе силы не поддастся изощрѐнному психологическому воздействию, осуществляющемуся Грузией на югоосетинское общество все эти годы, а также, что следует подчеркнуть особо, в целом удалось удержаться от соблазнов подкупа, от коррупционного проникновения грузинского влияния в югоосетинские госструктуры и гражданские организации.
За эти годы борьбы за право собственного исторического выбора южные осетины продемонстрировали поразительную стойкость, массовый героизм, готовность к самопожертвованию в судьбоносные моменты национального бытия. Так, к 8 августа 2008 г. ни в одной из структур, занимавшихся Южной Осетии, не предусматривалось того, что южным осетинам удастся отстоять Цхинвал от грузинской армии вторжения. Но подразделения югоосетинских силовых структур, даже лишѐнные централизованного командования, вступили тем не менее в смертельное сражение и в беспощадных уличных боях сломили наступательный дух агрессора и выбили его из Цхинвала уже к вечеру 8 августа, ценой собственных жизней предотвратив истребление гражданского населения и "окончательное решение" "осетинского вопроса" Грузией. Очень важно то, что готовность к подвигу (т. е. презрение к смерти) продемонстрировали не только ветераны войны 1991 – 1992 гг., но и новое поколение южных осетин, выросшее уже в независимой от Грузии Республике.
В чѐм же причина этого феноменального, без всякого преувеличения, результата национально- освободительной борьбы южных осетин?
Такой вопрос эксплицитно до сих пор не ставился никем из осетинских исследователей, однако он, несомненно, представляет серьѐзный научный интерес, а предполагаемый ответ имеет большое значение в плане использования в принятии политико-управленческих решений в дальнейшем, как в Южной Осетии, так и в России. Так, может, пора методологически правильно сформулировать эту исследовательскую задачу – тем более, что 25 лет истории самоопределившейся Республики уже дают для этого если и (может быть) не достаточный, то (по крайней мере) минимально необходимый материал?
Из российских исследователей можно назвать, пожалуй, единственного автора, задавшегося указанным вопросом и попытавшегося предложить свой ответ. "На всем постсоветском пространстве невозможно отыскать регион, – пишет Александр Сергеев в своей, в своѐм роде, пионерной работе, – которому выпало бы тягот и лишений больше, чем маленькой южноосетинской республике. В отношении южных осетин применялась практика массовых убийств, сгон с земель. Грузинская военщина не жалела никого: ни женщин, ни стариков, ни детей" [5]. А. Сергеев, что называется, прямым текстом пишет о "неразгаданном феномене" стойкости малочисленных южных осетин против пятимиллионной отличной вооружѐнной Грузии, и выражает уверенность в том, что «исследуя южноосетинский социокультурный феномен, отечественное и мировое обществоведение добудет для себя исключительно богатый социологический и антропологический материал" [5].
Как российский гражданин и патриот, А. Сергеев понимает, что задача реализации российских интересов на югоосетинском направлении "не может решаться эффективно без хорошего знания "социального рельефа" территории, на которой приходится постоянно работать"; и даже более того – «познание южноосетинской социальной матрицы в очень значительной степени сможет помочь (..) России обретать заново собственные идейно-смысловые начала и вставать на собственную геополитическую траекторию" [5] (!).
А. Сергеев уже ряд лет занимается югоосетинской проблематикой, неоднократно бывал в Республике, жил в гостях, приобрѐл широкий круг знакомств во всех социальных стратах, и его наблюдения весьма примечательны: "Несмотря на два десятилетия военных действий и тяготы четырех лет особого, послевоенного периода коренное население республики показывает исключительные морально-нравственные образцы повседневного поведения и личностного достоинства. Человечность, сплочѐнность, братское отношение друг к другу, верность идеалам и национальным традициям – всѐ это не перестает восхищать людей, приезжающих в этот удивительный край. В глаза сразу же бросается практически полное отсутствие бытовой преступности, наркомании, алкоголизма, на улицах населенных пунктов люди стараются поддерживать максимально возможную чистоту" [5]. Разумеется, югоосетинское общество не обходят стороной изъяны, характерные для всех постсоветских обществ, и лучше нас, южных осетин, о них никто не знает; но действительно, например, даже проституция, которую российский эксперт не упомянул, не имеет в Южной Осетии социально значимого распространения.
А. Сергеев полагает, что в югоосетинском обществе "действуют особые цивилизационные социокультурные коды", расшифровку которых он и считает научно-исследовательской задачей. "Матрицу жизнедеятельности» югоосетинского общества он описывает следующим образом:
1) Общинность, А. Сергеев правильно подметил, что для югоосетинского общества характерна атмосфера большой семьи – люди тесно связаны не только многочисленными кровнородственными связями, но и многолетним соседством с живым общением, длительной работой в общих трудовых коллективах, наконец – участием в неформальных группах, начиная от военного братства отрядов самообороны и заканчивая любителями парной бани;
2) Особое положение личности в общине; автор верно указывает, что югоосетинская община не поглощает личность, а ставит еѐ в чѐтко определѐнное положение в той или иной иерархии, и приводит в пример традиционное осетинское застолье;
3) Гармоничная взаимосвязь поколений; да, уважением к старшим сохраняется в югоосетинском обществе, последний тому яркий пример – общенациональное чествование 90-летнего патриарха осетинского литературоведения, писателя и поэта Нафи Джусоева; равным образом сохраняется и коллективная защита детства (так, считается нормальным, когда дети остаются ночевать где-нибудь у соседей, в таких случаях родителям просто сообщают об этом, чтобы те не беспокоились);
4) Почитание святилищ; здесь надо сказать, что мало кто из гостей Южной Осетии, и даже учѐных, понимает социокультурную значимость системы святых мест; силу этой смыслообразующей ритуализации не удалось переломить даже в годы самых свирепых гонений на религию в СССР;
5) Особое положение женщины; А. Сергеев не первый из исследователей Осетии, кто обращает на это внимание – и действительно, место женщины в осетинском обществе кардинально отличается от еѐ места во многих соседских (особенно северокавказских) сообществах;
6) Любознательность, которую А. Сергеев обозначает как "стремление к освоению новизны"; это качество проявляется и в исконной тяге осетин к образованию, и одним из ярких маркеров югоосетинского общества следует признать первое место Южной Осетии по образовательному цензу среди национально-государственных образований СССР (например, в 60 – 70 гг. прошлого века в Юго-Осетинской АО работало пять докторов философских наук, что само по себе из ряда вон выходящее обстоятельство);
7) К любознательности примыкает такое качество югоосетинского социума, как коллективное (групповое) стремление и готовность к максимально глубокому размышлению над теми или иными важными вопросами, проблемами, темами; А. Сергеев обозначает его как "чуткость и чувствительность к идейно-смысловым началам";
8) Традиционность быта, т. е. сохранение обычаев, культурных предпочтений, неатомизированность социума, столь присущая жителям обществ, пропущенных через "мясорубку" урбанизации и постмодернистских образцов поведения;
9) Органичная связь с природой – да, осетины еѐ не прервали, и в коллективном бессознательном ощущают себя частью природы.
Разумеется, каждый из этих пунктов при более углубленном изучении может быть развѐрнут в отдельные обширные исследовательские работы [10, гл.4] некоторые уже так или иначе затрагивались, но для целей данной статьи изложенных обозначений "матрицы жизнедеятельности" достаточно. Надо признать, что автору удалось в первом приближении увидеть сущностные черты югоосетинского общества, проявив незаурядную проницательность, не говоря уже о профессионально-исследовательских способностях.
В самой Южной Осетии, естественно, также предпринимались попытки аналогичных исследований, и в данной статье мы укажем на две публикации одного из авторов, где данная тематика также рассматривалась.
Первая публикация знаменательна своей датой: она появилась в те дни, когда в Цхинвал 6 января 1991 г. обманом были введены около 2,5 тысяч грузинских милиционеров и "неформалов" З. Гамсахурдиа, захвативших центр города и попытавшихся подавить осетинское национально-освободительное движение. В первые же дни цхинвальцы ответили быстрым созданием отрядов самообороны, начавшими вооружѐнную борьбу с захватчиками. В этих условиях сам выпуск газеты можно считать военно-трудовым подвигом коллективов редакции и типографии.
Разгоравшийся этнополитический конфликт между грузинами и осетинами обязывал к попытке научно обоснованного прогноза развития событий, и уже тогда было очевидно, что одним лишь политологическим анализом справиться с этой задачей не удастся: нужен был более глубокий анализ – философско- культурологический, этнопсихологический. Для его осуществления мы обратились к нартовскому эпосу [9.,536] – национальной осетинской мифологии, оказывающей огромное влияние на мировоззрение, на ментальность народа. Сопоставимых по влиянию на осетин текстов – единицы: пожалуй, поэтический сборник Коста Хетагурова "Осетинская лира" ("Ирон фæндыр"), в советское время в известной мере – моральный кодекс строителя коммунизма, а нынче, пожалуй, на эту роль претендуют также Библия и Коран.
Термин "мифология" понимается в данном случае в широком смысле, т. е. как учение об устройстве мира, общества, неписаных законах жизни т. п.Нартиада хорошо изучена, поэтому в целях указанного рассмотрения не составляло особого труда выделить следующие основные мировоззренческие доминанты, в комплексе воспроизводящие в поколениях ядро осетинской духовности:
1) Радость бытия: человек озарѐн Солнцем и окружѐн цветущим садом природы, на нѐм нет ничего
изначально отягощающего его жизнь – ни первородного греха, ни неизбежного по природе страдания; нарт приходит в этот мир для того, чтобы прожить полноценную, яркую жизнь в боях и пирах, он счастлив жизнью, и его чувство к ней формулируется в ѐмком выражении "цард у диссаг" (в дословном переводе – "жизнь есть удивительное") [3];
2) Моральный императив: совесть – имманентное сущностное начало человека, она не вынесена за его пределы на суд высшей надчеловеческой инстанции (идея карающего и милующего Бога нартиаде в целом не присуща, Бог как действующая сила появляется лишь в финале истории нартов); высший судья человеку – сам человек, его родовая сущность, человечность; человек ответственен за свои действия перед своей совестью, являющейся естественной мерой человечности;
3) Преодоление (а в идеале – отсутствие) страха смерти: уход человека – горе, но не есть переход в небытие; "тотальность смерти" (Тейяр де Шарден), со всей своей бесчеловечностью наличествующая в советском варварском атеизме, в нартиаде отсутствует: личность продолжает быть в ином качестве в Стране Мѐртвых, при определѐнных обстоятельствах с ней возможен контакт;
4) Человек свободен: нет и не должно быть никакой силы над нартом, что заставила бы его согнуться и пасть на колени, отказаться от радости жизни; лучше смерть, чем несвобода, и логически отсюда – война с богами, посягнувшими на свободу нартов, как предельное постижение этой категории. Поистине уникальный монолог произносит старейшина нартов Урузмаг в судьбоносный момент их истории: "Мы победили на земле врагов. Не побоимся и самих богов. В былые дни мы жили с ними дружно, но час настал, и нам решиться нужно. Должны мы все откинуть всякий страх, теперь сражаться будем в небесах. Час пробил – нартов наступило время, чтоб рассчитаться с недругами всеми. А на богов мы не хотим смотреть. Чем в рабстве жить, уж лучше умереть. И клятву дал весь нартовский народ, что в бой с богами смело он пойдѐт". При этом, что характерно, нигде в нартиаде нет мотивов этнического превосходства: в своих контактах с представителями других рас и народов нарт исходит из принципа суверенитета личности, и в завершение своей истории, в смертельный час от самого Бога – Творца мира (повествование о гибели нартов, по нашему мнению, ещѐ ждѐт своего вдумчивого и всесторонне подготовленного исследователя; есть разные точки зрения на появление Бога в понимании монотеистических религий в финальной части эпоса. В любом случае, в христианстве, равно как и в исламе и иудаизме, такое отношение к Богу расценивается как смертный грех) требует того же: "Как равные, мы говорим с тобой, и вызываем на открытый бой".
Таковы, в самом кратком изложении, этнопсихологические направляющие духовного ядра осетин, структурообразующего социальную ткань этноса и в фиксированном виде выступающего в виде идеологии нартовского учения. Отсюда ясно, что ставящийся вопрос: как будет реагировать народ, в национальном характере которого заложены радость жизни, бесстрашие перед смертью и абсолютный примат свободы, на силовое навязывание чуждого ему исторического выбора, приобретает риторическое звучание. Ответ-прогноз был очевиден: осетины Южной Осетии не подчинятся диктату грузинского нацизма и будут бороться за свою родину всеми доступными способами, включая и готовность к вооружѐнному противоборству; и сломить эту решимость народа не удастся никакими средствами. Прогноз движения этноса, как это сегодня вполне видно, оправдался.
Во второй публикации [3] по данной тематике подход был несколько изменѐн. Суть в том, что мифология всегда содержит в себе набор некоторых программ поведения, программ человеческой деятельности; как бы заданных установок действия, предписаний, как нужно человеку поступать в тех или иных обстоятельствах. Эти программы, поведенческие стереотипы задают этический, мотивационный вектор мышления, накладывающийся на индивидуальность каждого отдельного представителя этноса. Соотношение этих программ между собой, степень их влияния составляют ту особенную и неповторимую конструкцию, которая имеет важнейшее значение для формирования национального характера, лица народа.
Ясно, что эти программы-стереотипы выступают в мифологии в виде судеб персонажей эпоса – их поступков, сюжетов из их жизни, то есть носителями и демонстраторами этих программ являются герои эпоса. Они известны каждому осетину (и не только), мы коротко напомним о главных из них под этим углом зрения. Урузмаг – воплощение спокойной мудрости, ясной мысли, силы всеобъемлющего знания, внимательности и точности в поступках, безошибочности, основанной на жизненном опыте, ответственности авторитетного старшего. Батрадз - олицетворение всепобеждающей, непреоборимой силы, силы честной и благородной, прямой, истовой, беззаветно служащей своему народу и не признающей даже намѐка на возможность поражения. Сослан – мифологема жестокой, безжалостной и коварной силы, признающей пригодными любые пути достижения цели.
Сырдон – образ хитрого ума, его сила в изворотливости, умении неожиданных ходов, в способности к хитроумному, прагматически-расчѐтливому поступку. Пожалуй, на этом можно остановиться – для целей данного рассмотрения указанных четырѐх главнейших персонажей достаточно.
Что же мы видим, оглядываясь на исторический путь нартов-скифов-алан-осетин и вглядываясь в наше сегодня? Мы видим бросающееся в глаза очевидное доминирование мифологемы-программы Батрадза. Уже нарты были (отвлечѐмся от проблемы реальности существования нартов, речь идѐт о событиях в этнопсихологическом пространстве-времени) – или, правильнее сказать, оказались – наиболее могучим из всех народов, которые они знали: своѐ первое и последнее поражение они потерпели от небожителей. Военную доблесть скифов красноречиво описывали античные авторы, они оказались народом, победившим величайшую военную силу того времени – войско персов. Аланы не поступились свободой перед монголами – и, как и нарты, потерпели своѐ первое и последнее решающее поражение и сошли с арены истории. Осетины доказали свою воинскую доблесть уже в войнах Российской Империи, а в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг. заняли первое место среди народов СССР по относительному количеству Героев СССР – факт, известный каждому осетину и оказывающий мощное влияние на национальную психологию. Отсюда становится понятной сентенция одного из руководителей Северной Осетии Т.Мамсурова о том, что "мы выигрываем войну, но проигрываем мир".
Более детальный анализ не входит в задачи данной работы, мы лишь обозначили контуры той исследовательской программы, которая призвана в должной мере осветить аксиологическое ядро осетинского менталитета. Мы полагаем, что эти исследования актуальны, так как Осетия, в обеих своих национально- государственных ипостасях, имеет большое, или очень большое геостратегическое значение для России, для российских интересов на южном направлении.
Что касается непосредственно Республики Южная Осетия, то мы уверены – и уверенность эта опирается на научные данные – что еѐ народ, добившийся независимости от Грузии, дождавшийся признания от России, достигнет и вековой своей мечты – воссоединения с северными осетинами в составе России: это с непреложностью следует из этоса осетин.
Список литературы
1. Бахрах Б.С. Аланы на Западе - М.,1993, 190 с.
2. Бердяев Н.А.Смысл истории - М.,1990, 177 с.
3. Дзугаев К.Г. Национальный характер и политические реалии - Вестник Южной Осетии, 1991, № 6.
4. Дюмезиль Ж. Осетинский эпос и мифология - М.,1977, 278 с.
5. Сергеев А. Южная Осетия: реалии послевоенного времени // http://www.kavkazoved.info/news/2012/11/02/uzhnaya-osetia-realii-poslevoennogo-vremeni.html
6. Кузнецов В.А. Нартский эпос и некоторые вопросы истории осетинского народа – Орджоникидзе, 1980, 139 с.
7. Калоев Б.А. Осетины - М., 1971, 356 с.
8. Миллер В.Ф. Осетинские этюды - Владикавказ,1992, 707 с.
9. Осетинские нартские сказания - Дзауджикау, 1948, 536 с.
10. Осетины - М., 2000, серия "Народы и культуры".
11. Сказания о нартах. Осетинский эпос - М.,1978, 515 с.
