25 марта 2017г.
Наличие в языке паронимов - слов похожей формы и семантики – на первый взгляд кажется неоспоримым и присущим по крайней мере большинству европейских языков. Тем не менее, в вопросе о параметрах этой языковой микросистемы больше неясностей, чем ответов. Прежде всего, бросается в глаза относительно малая изученность паронимии по сравнению, например, с синонимией или омонимией. Нередко и само явление рассматривается как частный случай омонимии (при совпадении форм) или как разновидность ЛСВ многозначного слова, которым, тем не менее, почему-то присваивается самостоятельное название «пароним». Можно предположить, что так происходит потому, что в отличие от ЛСВ многозначного слова в этих единицах отмечается частичное совпадение форм. Здесь, как очевидно, возникает проблема степени совпадения форм, необходимой для разграничения данных микросистем границы между паронимами и омонимами. Вопрос выходит за рамки чисто классификационного в связи, прежде всего, с различной ролью каждой из этих групп в речевой деятельности и, что не менее важно, в связи с решением ряда онтологических проблем, составляющих теорию значения слова.
Самым специфическим качеством паронима, на которое указывают все исследователи, представляется его способность к смешению с другими словами, что находит свое отражение и в терминологическом статусе, и в лексикографических характеристиках явления. Очень часто паронимы объединяются в группы под названиями типа confusables («способные к смешению»); difficult words («трудные слова»); описание паронимических пар дается этимологическими словарями и словарями трудностей. Так, значительная часть словаря-справочника «Трудности словоупотребления и варианты норм русского литературного языка»[3] принадлежит статьям с пометой «не рекомендуется смешивать», например, «бережливый/бережный» или «иммигрант/эмигрант». У.Сэфайр в своем обзоре языка прессы обращает особое внимание на смешение трудных или малоупотребимых слов типа banaustic (“свойственный механику») / banal («банальный, пошлый». [8] Именно неоспоримая способность паронима к смешению лежит в основе известного и распространенного стилистического приема парономасии, когда со стилистической, чаще всего, комической целью сближаются два созвучных слова, например, tradittore («переводчик») / traduttore («предатель») или Apprendre («учиться, заучивать») n’est pas comprendre («понимать»), или In China, before going into a house, you must get rid of your scandals (паронимическая пара scandals («сплетни») / sandals («обувь»). Однако, как представляется, в приеме парономасии смешение происходит в сфере речевой деятельности, где реализуются системные качества языковых лексических единиц, то есть прагматический эффект использования приема скорее стоит считать результатом, а не характеристикой паронима как такового. Распространенное мнение, что паронимические (равно как и синонимические и антонимические) связи слова не столько формируют его значение, сколько проявляют его состав и структуру, представляется спорным именно и в значительной мере при рассмотрении особенностей функционирования паронимов в речи, где задействованными оказываются (иногда имплицированно) оба члена паронимической пары. Различная грамматическая и лексическая сочетаемость паронимов также указывает на изменения в значении «исходного» члена пары при сопоставлении его с другим, сходным по форме.
Нестандартность парадигматических характеристик и синтагматических отношений с другими лексемами, как и отсутствие четко определенного ведущего признака паронимии ставят ее на особое место среди других лексических объединений. Закономерности взаимодействия в разных европейских языках таких микросистем как омонимы, синонимы и антонимы позволяют предположить, что в их отношениях между собой должна участвовать и некая промежуточная, гибкая микросистема, служащая источником их пополнения и влияющая на формирование лексической системы языка в целом.
Типологические признаки явления паронимии можно выделить, опираясь на совпадающие выводы из его исследования в разных языках (английском, немецком, норвежском, русском, французском, испанском и итальянском), проводимых в разное время и разными учеными. Оставляя в стороне частности, выделим несколько ведущих признаков. Прежде всего, это звуковое или графическое сходство двух членов паронимической пары, не доходящее до полного совпадения, то есть до состояния омонимичности. Примеры тому многочисленны в разных языках: рус.невежа/невежда, англ.alter («изменять») / altar («алтарь»), исп. сircunvalar («осаждать») / circunvolar («облетать»), франц.allocation («ассигнование») / allocution («речь»), нем. einnehmen («получать») / annehmen («принимать») и т.п. По-видимому, этот типологический признак и лежит в основе уже упомянутой тенденции рассматривать паронимию как частный случай омонимии. В ряде работ встречается такое понятие, как «ослабленные омонимы» (см.,напр.,[4,с.9]), объединяющее фонетическое и морфологическое варьирование слова, частичное совпадение звучания различных слов, некоторые случаи полисемии. В том же контексте упоминается и явление «ложной этимологизации», весьма тесно связанное с речевым использованием паронимов. Так, В.П. Берков в качестве примеров приводит пары норвежских паронимов universitet («университет» / undervisitet (undervise «преподавать»), или kannibaler («каннибалы» / kaninbaler (kanin «кролик»), использованные в произведениях норвежских авторов [2,с.97-98]. Из английских паронимов можно вспомнить Agnus Day («День Агнца») вместо Agnus Dei («Гнев Божий»). Не вступая в подробную дискуссию на эту тему, отметим лишь, что паронимия и омонимия различаются между собой по слишком большому и, к тому же, изменяющемуся от языка к языку набору признаков, чтобы составлять единую систему.
В качестве второго типологического признака нередко называется морфологическая или этимологическая близость членов пары, причем последняя часто определяет наличие первой. В качестве примеров приведем англ. alimentary («питательный») / elementary(«элементарный»), исп. affeccion («переживание») / affectacion («аффектация»), нем. formen («формовать») / formiren («формировать»). Однако в этом случае правомернее, вероятно, говорить о паронимии на морфологическом уровне, что отчасти объясняет наличие проблемы различения паронимов и ЛСВ многозначного слова практически во всех европейских языках, а также не решенного окончательно ни в одном из языков вопроса об обязательной принадлежности паронимов к одной и той же части речи.
Что же касается этимологической близости паронимических групп, то она, несомненно, представляет интерес с точки зрения речевой корректировки, но вряд ли может быть отнесена к разряду ведущих признаков паронимического сходства. Анализ материала словарей Concise Oxford Dictionary [5] и Dictionary of Difficult Words [6] показал, что количество паронимических рядов, включающих в себя как заимствованные, так и исконные элементы, например, date («дата») / day («день») очень невелико (около 3%). Ненамного чаще (около 8%) встречаются ряды с компонентами, этимологию которых словарь регистрирует с пометой «dubious» («происхождение неясно») или с пометой “prob.” («вероятно»). Например, в паре scared («испуганный») /scarred («покрытый шрамами») первый компонент предположительно возводится к старонорвежскому “skjarr”(«робкий»), тогда как происхождение второго четко прослеживается от греческого «ожог», заимствованного через латинскую и позднее французскую лексему со значением «шрам». Таким образом, основной корпус паронимических рядов состоит из относительно однородных цепочек, в которые входят либо только исконные, либо только заимствованные элементы. Казалось бы, на вопрос о важности этимологического родства для отнесения слов к паронимам можно ответить положительно, отнеся смешанные группы к исключениям, подтверждающим правило. Однако анализ семантических особенностей паронимических рядов, состоящих из однородных в этимологическом отношении единиц обнаруживает некоторые специфические для подобных объединений черты.
Рассмотрим для примера наиболее распространенный тип паронимических объединений – ряды, состоящие только из заимствованной лексики. Сама по себе группа весьма неоднородна. Элементы ряда могут восходить как к единому, так и к разным языкам-источникам. В обоих случаях присутствуют четко выраженные характеристики паронимической связи: звуковое и графическое подобие и наличие в компонентах общего интегрального признака [4]. Комбинация этих характеристик и приводит к частому смешению слов в речи.
Так, в паре motley («разноцветный»,«пестрый») / medley(«смешанный», «разнородный») общий интегральный признак «разнообразие» указывает на наличие отношений семантического пересечения между компонентами, несмотря на различное происхождение слов. Семантически пересекаются и паронимы affectation («притворство», «искусственность» /affection («привязанность», «любовь», «расположение»), восходящие к единому этимону (лат. afficere «привязывать»). Нередко компоненты ряда находятся между собой в отношениях семантического исключения. Так, в паре antic («гротескный, шутовской») / frantic («неистовый, безумный») первый пароним этимологически восходит к латинскому antiquus («древний»), а второй – к греческому phrenitikos («связанный с мозгом»). Общих сем в компонентах пары не наблюдается. Вхождение в английский язык паронимов различного происхождения часто шло через общий «промежуточный» язык [1]. Примерами таких объединений могут служить пары archipelago («архипелаг») / arpeggio («арпеджио»); absence («отсутствие» / absinth («абсент»). Очевидно, именно упомянутый «промежуточный» этап вхождения слов в английский язык и способствует в значительной мере укреплению звукового и графического сцепления.
Компоненты паронимического ряда могут этимологически восходить как к общему слову, так и к разным словам одного языка. При разных исходных лексемах наличие предпосылок к возникновению паронимических связей отражено в разнообразии типов семантических отношений между членами ряда. Это могут быть отношения семантического исключения, например, в паре alimentary («пищевой», «питательный») / elementary («элементарный»), где отсутствуют общие для обоих паронимов компоненты значения. В подобных случаях роль этимологической общности сводится к наличию звуковой или структурной связи между исходными элементами. Паронимическое сходство иногда выявляется уже между этимонами, как это происходит, в частности, в примерах aesthetic («эстетический») / ascetic («аскетичный») < Gr.aistheticos («воспринимать») / asceticos («монах») или ardent («пылкий», «ревностный») / argent («серебристый» < лат. ardentem,ardere («обжигать»)_ / argentums («серебро»). Нередко паронимические связи поддерживаются наличием общих словообразовательных элементов, то есть носят морфологический характер, как в примере anomalous («аномальный») /anonymous («анонимный»). Достаточно регулярно встречаются в подобных паронимических рядах и отношения семантического пересечения. Наличие общего структурного элемента здесь второстепенно. Так, пара catacomb («катакомбы») / catastrophy («катастрофа») вряд ли может быть определена как паронимическая, несмотря на наличие общего элемента cata, тогда как пара cataclysm («катаклизм», «перелом») / cataclasm («катастрофа», «разрушение»), имеющая пересекающиеся семы «развал», «гибель», явно относится к паронимам. Наблюдение за паронимическими парами, полностью состоящими из заимствований, достаточно убедительно показывает, что само по себе этимологическое родство не имеет значительного влияния на наличие либо отсутствие паронимической связи между словами, восходящими к разным этимонам.
Таким образом, третьим признаком паронимии нельзя не признать семантическую близость части компонентов значения членов пары. Например, в исп.alocucion («краткое обращение») и elocucion («стиль речи») объединяющим является компонент «говорение», присутствующий в значениях обоих паронимов; во французской паре dechiffrement («расшифровка») и dechiffrage («чтение нот с листа») паронимы содержат общий компонент «понимание»; англ.economic («экономический») и economical («экономный») связаны между собой значением «бережливость»; рус «невежа» и «невежда» оба содержат компонент «ведать, знать». Семантическая близость представляет собой один из самых важных признаков микросистемы, поскольку именно она объединяет несколько процессов речеобразования и употребления, а, следовательно, отвечает и за такие признаки паронимов, как способность к смешению и возможность использования их в приеме парономасии. Семантическая близость паронимов (но не их тождество!) связывает их с другой лексической микросистемой языка – синонимами, в которых также варьируется степень семантического совпадения. Слова, обладающие таким совпадением, нередко стремятся к состоянию синонимичности. Так, например, англ.automaton («человек, действующий бессознательно») и automation («автоматизация») связаны между собой значением «действия, неконтролируемые человеком». Некоторые исследователи отмечают возможность существования синонимичных паронимов, что, с одной стороны, подчеркивает значительность данного признака, а с другой стороны, указывает на изменчивый, неустойчивый характер самого явления паронимии. В качестве примера можно привести пару affect («воздействовать на кого-либо или что-либо») / effect («осуществлять», «совершать»), в которой одно из значений первого («have an influence or effect on», «влиять на что-л.») поясняется словарем через форму второго. В конечном итоге паронимы оказываются чем-то вроде корректирующей системы, вносящей уточнения в структуру значения слов при максимальном сохранении близости формы. Роль паронимов в пополнении состава омонимов и синонимов остается пока практически не изученной, однако можно предположить, что и здесь проявляется динамизм изменения внутрисистемных отношений в лексике, имеющий характер диалектической борьбы двух противоположных тенденций – одновременного стремления к унификации и размежеванию как в области формы, так и в сфере семантических отношений.
Построение типологии паронимии представляется важным не только для уточнения характеристик самой этой микросистемы языка, но и для выявления некоторых процессов, происходящих при формировании вокабуляра в целом. Отношения между языковыми знаками в системе строятся на той же основе варьирующегося взаимодействия, что наблюдается между сторонами семантического треугольника Огдена-Ричардса [7], то есть базируются на принципе сходства/различия между концептом, денотатом и формой представления. Так, полисемию можно схематически представить как общность стержневого значения плюс неизменность формы при варьировании концепта; сохранение формальной связи при утрате связи по стержневому значению характерно для омонимов; синонимия представляет собой варьирование фономорфологической стороны при максимальной стабильности содержания. Известный постулат об асимметричности языкового знака позволяет утверждать, что варьирование планов содержания и выражения представляет собой постоянный процесс, а, следовательно, можно сделать вывод, что лексическая система должна обладать «буферной зоной» - микросистемой, члены которой объединены общими характеристиками, промежуточными по отношению к другим микросистемам. Таким буферным образованием, гибкое варьирование внутри которого стремится к своим пределам – синонимии или омонимии, пополняя их, очевидно, и является система паронимических лексических единиц.
Список литературы
1.Амосова Н.Н. Этимологические основы словарного состава современного английского языка. М.,1956, 218 с.
2. Берков В.П.Норвежская лексикология. СПб,1994,183 с.
3. К.С.Горбачевич (ред.) Трудности словоупотребления и варианты норм русского литературного языка. М.,изд-во «Наука», 1974, 518с.
4. Федотова Л.Н. Паронимия в английском языке. Тверь, 1994, 78с.
5. Concise Oxford dictionary of current English, Oxford, 1926.
6. Dictionary of difficult words, Wordsworth Editions, 1993
7. Ogden C., Richards I. The meaning of meaning. NY,1970, 183p.
8. Safire W. Watching my language. Random House, 1997, 317p.
