13 марта 2016г.
Возрастающая внешняя и внутренняя неопределенность являются главными характеристиками жизни человека в 21 веке. Условия неясности, непонятности, изменчивости, хаотичности, двойственности во многомпредопределяют качества и структуру современной личности (см. [1], [5]). Пребывание человека в быстро меняющихся обстоятельствах, ежедневное переживание им «мозаичной, калейдоскопичной, фрагментарной» [Первушина, 2006: 6] культуры неизбежно становится предметом внимания современных писателей-романистов, создающих фикциональные миры по подобию знакомой читателю реальности. Лингвистическая актуализация неопределенности играет значимую роль в объективации естественных процессов восприятия и познания окружающего мира, приближая по свойствам моделируемое сознание персонажа к рефлексирующему, сомневающемуся, пассивному и замкнутому на себе сознанию современного человека.
«Функционально-семантическая категория неопределенности является обобщенным выражением неосведомленности участников/неучастников общения <…>» [Вороновская 1989: 56], которая в художественном произведении содержательно связана с отсутствием сведений об объекте, различий, границ между явлениями, процессами, состояниями. План выражения неопределенности включает широкий спектр лексических, грамматических и синтаксических средств, имитирующих естественное движение мысли от абстрактного к конкретному, внося вклад в медиальность изложения – видимое отсутствие в повествовании автора, творящего мир. Художественный потенциал техники моделирования персонажного образа с опорой на смысловую неопределенность заложен в возможности изображения дуалистического мышления: последовательных и/или параллельных когнитивных процессов. Рассмотрим особенности данной повествовательной техники на материале романов Дж.М. Кутзее.
Важным при актуализации неопределенности является временной план настоящего, которое есть «неопределенно безличное время всеоткрытости» (по М. Хайдегеру). Видовременная форма Present Indefinite не имеет четких временных пределов и выражает данность действия или состояния, создавая эффект непосредственной наблюдаемости неясных событий и процессов. В структуре речи персонажа этот эффект поддерживается использованием неопределенных местоимений, имеющих ментальной основой отсутствие четкого представления о референте; синтаксических конструкций, отражающих процесс формирования высказывания по ходу формулирования мысли:
He is halfway down the stairs before he hears the cry That's him! followed by a scuffle of feet. `Can we talk to you just for a minute, Professor Lurie?' says a voice. He ignores it, pressing on into the crowded lobby, where people turn to stare at the tall man hurrying from his pursuers. Someone bars his way. 'Hold it!' she says. He averts his face, stretches out a hand. There is a flash. A girl circles around him. (D: 55). – В данном примере из романа Дж.М. Кутзее «Бесчестье» лексемой someone вводится неопределенный субъект в поле восприятия персонажа. Передача естественных перцептивных процессов обеспечивается его постепенной лексической конкретизацией, использованием параллелизмов и безличных предложений, отражающих поступательное движение информации в сознание персонажа. Персонажную точку зрения эксплицирует лексика слухового восприятия, сужение зрительного обзора реализуется лексическим рядом people, pursuers – someone – she, с последующей реакцией персонажа на невидимую читателю камеру (stretches out a hand. There is a flash) и описанием девушки, оказавшейся перед ним (a girl circles around him). Осязаемая процессуальность обработки информации сознанием создается градацией признаков образа, средства выражения неопределенности ограничивают пространственный угол зрения, под которым подается информация, «смыкая» событийный ряд вокруг персонажа и передовая его точку зрения.
Маркеры неопределенности, имплицируя фактуальную информацию в каждом конкретном случае, постоянно стимулируют читательскую активность, побуждая к анализу информационного пробела в тексте:
Something must happen to his face at this point, because the young man does a surprising thing. He reaches out to touch his cheek, and then lets his hand rest there, cradling his old-man's head. (SM: 5). – Персонаж Пол Реймонт просыпается в госпитале после аварии и узнает о предстоящей ему сложной операции. Лексема something сигнализирует «отстраненность» сознания субъекта, он делает вывод о своем выражении лица по реакции врача. Читателю предлагается самому наполнить something содержанием «волнения» или «испуга».
Неопределенностью отмечены не только воспринимаемые персонажем объекты и процессы, но и общая событийная канва; характер, природа, подлинность предметов размышлений; номинация и референция; темпорально-локативные параметры фикционального мира. Особое место в репрезентации неопределенных отношений занимает прием вариации, формальными операторами которого часто выступают разделительные структуры и условные конструкции:
By profession he is, or has been, a scholar, and scholarship still engages, intermittently, the core of him. (D: 2). – Видо-временной вариант выражает сомнение говорящего, относительного настоящего профессионального статуса.
There is a long, makeshift table down the centre of the shed. Piled on the table, or against it, lie a jumble of wooden carvings. (EC: 135). – Неясность в пространственных отношениях между объектами имплицирует царящий хаос в мастерской художника.
The drift of the conversation has changed. They are no longer speaking about writing, if they ever were (EC: 23). – Условная конструкция с акциональным значением выражает эфемерность разговора, несерьезное отношение участников к его предмету и реализует раздвоение пространственно-временного континуума произведения. Игровой модус, связанный с этим приемом, заключается в размытии четко очерченных границ изображаемого, предлагая читателю одновременно несколько ракурсов обзора.
Нарушения референции в текстах, посредствам вариации имени собственного вносит дополнительную нестабильность в изображение мира, в котором обитает персонаж. Имя собственное характеризуются семантической нестабильностью, что предполагает наличие в нем своего рода пустоты, которая может принять множество семантических признаков; в произведении оно функционирует «как «константа» мира, создаваемого автором» [Лукин 2005: 46-48], которая позволяет читателю ориентироваться в системе персонажных образов. В современной литературе отмечается исчезновение имен, что генерализирует смысл изображенных ситуаций общения. Незнание имени в изображенной коммуникации мотивируется непосвященностью в тайну имени или естественным сбоем в мнемонической системе – хранение или доступ к именной информации о субъекте в быстроменяющихся условиях коммуникации затруднительны или невозможны:
The man was a docker, in his thirties, good-looking in a crude sort of way, who called himself Tim or Tom (EC: 165). "His name is Mr Vercueil," I said. "Vercueil, Verkuil, Verskuil. That's what he says. I have never come across such a name before.‖(AI: 37).
Не последнюю роль в актуализации неопределенности играют фонетические свойства текста. Морфологическая или позиционная вариация языковой единицы при фонетической схожести или полной аналогии вариантов в совокупности с ритмической аранжировкой текста может имитировать «мерцание» смыслов в изображенном сознании. Рифмованные, ритмические группы являются средством имитации «скольжения» сознания, естественного поиска номинации, колебание смысловых перспектив отражают пульсацию мысли персонажа:
He even has a sense of humour. But his denial that we can know what it is to be anything but one of ourselves seems to me tragically restrictive, restrictive and restricted (EC: 76). Говорящий называет видение оппонента ограничивающим поле зрения на проблему (имплицируя пагубное влияние на мнения других) и, как результат, ограниченным (указывает на узость мышления).
Not liking the stickiness of the makeup, he asked her to wipe it off. She obeyed, and has never worn it since. A ready learner, compliant, pliant (D: 5). – квалитативные прилагательные описывают субъекта одновременно со стороны действия (желающий действовать), и воздействия (легко манипулируемый) очерчивая статус говорящего как привилегированного в отношениях.
For all practical purposes, therefore, and certainly for the purposes of the form, he is unmarried: unmarried, single, solitary, alone (SM: 5). – Синонимический ряд из лексем со значением одиночества демонстрирует смысловую градацию разных видов данного состояния. Неопределенность, создаваемая синонимией является признаком «рефлексирующего Я», блуждающего вокруг денотата [Ляпон 1995: 263]. Внешний ритм и парономазический эффект подчеркивают спонтанность порождения высказывания, т.к. усиленные синтагматические и фонетические связи производят впечатление плавающего внимания, движение свободных ассоциаций, как бы едва осознаваемых говорящим. Одновременно прием обеспечивает осознание семантики подобия и контраста языковых единиц, индуцируя смыслы параллельной или разновекторной направленности. Такие ритмические группы соответствуют термину «ритм сомнения» (Дж. М. Кутзее). Ритмообразующие компоненты направлены на одновременное расширение и сужение мысли, она «соскальзывает» на другую смысловую перспективу, иллюстрируя динамичный, неустойчивый момент, мелькающий между словом и мыслью.
Таким образом, способы выражения неопределенности выполняют дескриптивную, характерологическую и генерализирующую функции, объективируя мировосприятие и мировоззренческую позицию персонажа. Имитируемое в тексте движение внимания персонажа в процессе активного наблюдения, пассивного восприятия, припоминания, размышления направленно на преодоление неопределенности, характерного условия современной коммуникации, что обеспечивает возможную психологическую соотнесенность читателя с персонажем литературного произведения.
Список литературы
1. Валенурова Н. Г., Матвейчев О. А. Современный человек: в поисках смысла. – Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2004.–260 с.
2. Вороновская И.В. Функционально-семантическая категория неопределенности в русском и украинском языках./Вопросы парадигматики. //Русский язык: взаимодействие с украинским. Киев: УМКВО,1989.– С.55–63.
3. Лукин В.А. Художественный текст: Основы лингвистической теории. Аналитический минимум. – М.: Издательство «Ось-89».–2005.–560 с.
4. Ляпон М.В. Картина мира: языковое видение интроверта. // Русский язык сегодня: сб.статей. – Вып.1. – М.: Азбуковник, 2000.– с. 199–208.
5. Первушина О.Н. Предисловие / Человек в условиях неопределенности // Сборник материалов всероссийской конференции 18-19 мая 2006 г. –Новосибирск, 2006. – с. 6–10.
6. Coetzee J. M. Age of Iron (AI). – 1998. – NY: Penguin Books, 1998.–198 p.
7. Coetzee J.M. Disgrace (D). – London: Vintage, 2000.–220 p.
8. Coetzee J.M. Elizabeth Costello J.M (EC). – NY: Penguin Books, 2004.–231 p.
9. Coetzee J. M. Slow Man (SM). – NY: Penguin Books, 2005.–264 p.
