28 января 2017г.
Блок, вслед за Вл. Соловьевым, полагает смыслом жизни, вселенской задачей угадывание имени Той, Которая скрывается за обликами Прекрасной Дамы и Незнакомки. Угадать имя означает, по Блоку, опознание, воплощение идеала. Вечно-Юная, Вечная Весна, Лучезарный Лик, Российская Венера, Любовь, Жена, Неизреченная, Недостижимая, Эвридика, Клеопатра, Беатриче, Офелия, Донна Анна, Кармен, Фаина, Коломбина – до бесконечности перебирает поэт имена, пытаясь воплотить невоплотимое. При этом среди множества имен выделяется имя Богоматери, рождающееся точно из звуков «мирового оркестра», которые в "бледных заревах искусства" образуют слой стиховой фонетики (доминирующий звук "м", дополняясь различными гласными, в конце с потрясающе гармоничной неизбежностью выливается в как бы интуитивно угадываемое – и угаданное! – имя Богоматери): "Мимо, все мимо – ты ветром гонима –/ Солнцем палима – Мария!" [1, т.3, c.66].
Едва ли не в один голос исследователи говорят об амбивалентности блоковского идеала, воплощенного во множестве женских образов. Так, Брюсов, тонко подмечая перекличку и разницу между словами-символами "прекрасный" и "красный", говорит о блоковском "переходе от "Прекрасной Дамы" к "красной подруге" [2, т.6, c.435] и видит в этом переходе пародию на Вечноженственное и реабилитацию земной действительности. С. Соловьев критикует блоковское смешение Девы Марии с великой блудницей (о чем, комментируя, убедительно пишет П. Гайденко): "Жена, смеющаяся из ветхой позолоты, – обращается С. Соловьев в письме 1902 года к Блоку, – гениально. Но знаешь, кто она, по моему твердому убеждению? Не "Дева Радужных ворот!" Отнюдь. <…> Поэты – цари земные. В Писании сказано, что они будут блудодействовать с великою блудницей. Все сбывается". <…> После появления пьесы "Балаганчик", – продолжает П. Гайденко, – в которой С. Соловьеву нетрудно было увидеть злую пародию на их общие прежние идеалы, он совсем порвал отношения с Блоком, а в 1907 году в письме к В. Брюсову так отозвался о "Третьем видении" пьесы Блока "Незнакомка", помещенном в июльском номере "Весов": "Незнакомка была бы б<…> хоть куда, но, к сожалению, кузен мой по старой памяти во всякой б<…> прозревает нечто вроде "Девы Марии", а под конец переносит действие в Шотландию и твердит о Мэри" [3, c.85-86, 102-103]. О борьбе в блоковском мире "идеала Мадонны" и "идеала Содомского" пишет и В.М. Жирмунский [4].
"Лжеименной гностицизм", в утрированной форме унаследованный Блоком от Вл. Соловьева, отмечает В. Никитин: "Стихи Блока 1901 – 1904 годов наполнены величальными эпитетами в честь Прекрасной Дамы. <…> Последующая эволюция Блока свидетельствует, однако, что учение Соловьева о Вечной Женственности он воспринял явно неадекватно, ибо <…> уверовал в возможность воплощения Души Мира в конкретной человеческой личности (именно – в Любови Дмитриевне Менделеевой; см. письма поэта 1902 года). <…> Эволюция Блока пошла не по спирали, выравнивающей движение кверху, а зигзагообразно: от Прекрасной Дамы (Л.Д. Менделеева) к Незнакомке и Снежной маске (Н.Н. Волохова, В.А. Щеглова), к Фаине и Кармен (Л.А. Дельмас), к жрицам "свободной любви". <…> Вероятно, прав о. Павел Флоренский, вынесший суровый приговор Блоку: "творчество культуры, от культа оторвавшееся, по существу – пародийно"; "характерная особенность блоковских тем о Прекрасной Даме – изменчивость ее лика, встречи с нею не в храме только, но в "кабаках, в переулках, в извивах", "перевоплощаемость Ее, святой, в блудницу", что изобличает у поэта "хлыстовский строй мыслей" [5, c.26].
Действительно, блоковская "знакомая незнакомка", предстающая и в пародийно-фарсовом, карнавальном, и в трагедийном ракурсе, совмещает в себе мировую душу и земную женщину, Деву Марию и великую блудницу. В мире и в сердце поэта, как он сам говорит, борются теза и антитеза, Прекрасная Дама и Незнакомка. Поэт раздваивается на мистика и скептика: "Прикорнувши под горою,/ Мистик молит о любви,/ Но влеченье половое/ Скептик чувствует в крови" [1, т.3, c.303].
Блоковский мир эволюционирует скорее не зигзагообразно (В. Никитин), а, по представлению самого поэта, "в виде концентрических кругов, которые становятся все уже и уже, и самый маленький круг, съежившись до предела, начинает опять жить своей самостоятельной жизнью, распирать и раздвигать окружающую среду и, в свою очередь, действовать на периферию" [1, т.3, c.188]. Блоковский путь – это система концентрических кругов, постоянное соперничество Прекрасной Дамы и Незнакомки, составляющих, хотя у них разные облики, единое лицо, односущностных, но разноипостасных. Развитие осуществляется от одной пары тезы-антитезы к другой, исходя при этом из единого центра, где неразделимо соединяется «святое» и «грешное».
Три свои стихотворные книги Блок мыслит как этапы творческого пути – теза, антитеза и развязка, однако, подчеркнем, этот эволюционный ритм во многом умозрителен, теоретически реконструирован. На практике каждому из периодов в той или иной степени присущи характеристики, преобладающие в других периодах.
В тезе, первой книге стихов мистически прозревается Единое с его "земным небожительством", рыцарь культово поклоняется Прекрасной Даме, андрогинной Душе, соединяющей "отвагу мужей и нежность девицы" [1, т.1, c.101], долженствующей преобразить человека и мир, породить нового Христа. Вокруг ожидания Ее пришествия на землю разворачивается религиозно-фанатическая мистерия.
Однако собственно теза дается Блоку, скорее всего, еще до всякого творчества, поскольку в Прекрасной Даме книги первой уже заложена, на что указывал сам поэт, возможность изменения облика, превращения в Незнакомку, "язычницу младую": "О, как паду – и горестно, и низко,/ Не одолев смертельныя мечты!/ Как ясен горизонт! И лучезарность близко./ Но страшно мне: изменишь облик Ты" [1, т.1, c. 78, 93]. Незнакомка уже в самом начале соперничает с Вечно-Юной, которую схватывает холод и мрак, сине-лиловый сумрак земли: "И ты безоблачно светла,/ Но лишь в бессмертьи, – не в юдоли" [1, т.1, c.109].
Рыцарь Прекрасной Дамы также двойственен, он то приближается туда, к мирам иным, к Ней, то становится незнакомцем: "У дверей Несравненной Дамы/ Я рыдал в плаще голубом./ И, шатаясь, вторил тот самый –/ Незнакомец с бледным лицом" [1, т.1, c.186]. Пьеро и Арлекин, мистик-мечтатель и скептик- блудник, он говорит о себе: "Я проходил с мечтой о чуде,/ Томимый похотью чужой…" [1, т.1, c.164]. Падения и вознесения рыцаря совпадают с падениями и вознесениями его Дамы, так что он и она оказываются двойниками, одним и тем же субъектом: "Она и ты – один закон,/ Одно веленье Высшей Воли" [1, т.1, c.151].
В целом в тезе мистически переживается рождение нового Христа, несмотря на опасность сорваться в бездну: "Над бездной плакал голос новый –/ Младенца Дева родила" [1, т.1, c.163]. Поэт, забывая страх изменения облика, страх перед Афродитой Площадной, зовет всякого на поклонение своей Богоматери с Младенцем: "Здесь места нет победе жалких тлений,/ Здесь все – любовь. В открытые врата/ Входите все. Мария ждет молений,/ Обновлена рождением Христа" [1, т.1, c.139].
В антитезе, второй книге стихов господствует Незнакомка, "звезда падучая" [1, т.2, c.66], и падение идеала все более увеличивается. Если в "Пузырях земли" очевидна связь женственности с родимым хаосом, то в "Городе" блоковская героиня проникается "пошлостью таинственной", а Фаина в конце концов предстает "развенчанной тенью" [1, т.2, c.161, 230]. Клеопатра, бывшая Царицей Царей, становится кукольной проституткой в мировом балагане, бредом пьяного поэта: "Тогда я исторгала грозы,/ Теперь исторгну жгучей всех/ У пьяного поэта – слезы,/ У пьяной проститутки – смех" [1, т.2, c.173]. Это же падение отражается и в рыцаре, символически превращающемся из гиганта в лилипута, карлика, нищего бродягу, пропойцу, незнакомца.
В своем пределе Незнакомка – это "на Звере Багряном – Жена" [1, т.2, c.150], Великая Блудница, прекрасная змея. Однако и в Незнакомке еще угадывается Лучезарная Жена, Сольвейг, Дева Мария. Проститутка еще способна покаяться: "Женщина-блудница – от ложа желанья –/ На коленях, в рубашке, поднимала руки ввысь…" [1, т.2, c.133]. Более того, при тотальном "фаллизме" эпохи проститутка выступает образцом правдивости, человеколюбия, едва ли не святости; в эпоху безвременья наступает "час забвенья о зле и добре" – "час презренья к лучшим из нас,/ Кто, падений своих не скрывая,/ Без стыда продает свое тело/ И на пыльно-трескучих тротуарах/ С наглой скромностью смотрит в глаза <…>" [1, т.2, c.20]. Богородица утренняя попадает в ряды "вечерних Богородиц" (проституток), однако утренняя и вечерняя ипостаси объединяются все в том же то плачущем, то улыбающемся над бездной Младенце [1, т.2, c.154]. Мария становится в толпе народной проституткой Мэри, но между именами Марии и Мэри есть музыкальная связь, поэтому не абсолютно грешна и эта "Мэри, в чьих взорах – свет, в чьих косах – мгла" [1, т.2, c.112].
После периодов тезы и антитезы наступает трагедийный период возмездия и очищения, Незнакомка и ее карлик пускаются в "нищий путь обратный" [1, т.3, c.51]. Герой ощущает себя постаревшим, опустошенным, умирающим, его спутница – "старцем соблазненная жена" [1, т.3, c.10]. Мир – публичный, мертвый дом, проститутка и развратник – обезличенные герои своего времени, времени возмездия – отправляются в последний путь, к последнему пределу падения, к смерти: "Шлем и перья. Нет лица. / Неподвижность мертвеца. <…> / Переходят за порог/ Проститутка и развратник…" [1, т.3, c.25]. Но путь, по которому идут герои возмездия, – путь именно возвратный, то есть снова, как встарь, должно повториться все пережитое. Где-то в конечной точке падения и начале обратного пути есть предчувствие и жажда смерти-преображения, за которой проглядывает образ милой.
Снова возникает имя Марии, страстно-непорочной, стоящей, как прообраз, по ту сторону добра и зла: "Дашь ли запреты забыть вековые/ Вечному спутнику – мне?/ Страстно твердить твое имя, Мария,/ Здесь, на чужой стороне?" [1, т.3, c.73]. Поэт призвал некогда в храм своей богини всех, и она стала проституткой, оставаясь истинным божеством только для самого рыцаря: "Конец преданьям и туманам!/ Теперь – во всех церквах она/ Равно – монахам и мирянам/ на поруганье предана…/ Но есть один вздыхатель тайный/ Красы божественной – поэт…/ Он видит твой необычайный,/ Немеркнущий, Мария, свет!" [1, т.3, c.76]. Если раньше поэт звал в храм своей богини всех, то теперь он, надев железную маску и услышав новое "Благовещение" (название стихотворения), гонит непосвященных от святого места любви, от золотого ложа его амбивалентной, страстно-непорочной Марии: "Лишь художник, занавесью скрытый, –/ Он провидит страстной муки крест/ И твердит: "Profani, procul ite,/ Hic amoris locus sacer est" [1, т.3, c.78].
Соперничество Прекрасной Дамы и Незнакомки образует основной конфликт и в драматургии Блока. В "Балаганчике" (1906) разыгрывается трагедийная пародия на реальную данность, тезу Прекрасной Дамы. Двуликая Коломбина выступает одновременно высшим идеалом для мистика Пьеро и предметом похоти для скептика Арлекина (при этом Пьеро и Арлекин – двойники).
В "Короле на площади" (1906) блоковский амбивалентный идеал сказывается в Дочери Зодчего, которая, с одной стороны, предстает дочерью пошлой толпы: "Королевной меня не зови,/ Я – дочь безумной толпы!" [1, т.4, c.51], а с другой – женской ипостасью Христа, дочерью, посланной Отцом для утешения мира и распятой этим миром. Шут и поэт в пьесе – это скептик и мистик, два лика, соответствующие амбивалентной героине.
Отчетливо триединый ритм блоковского творчества (теза-антитеза-развязка) прослеживается в "Незнакомке" (1906): в тезе Незнакомка предстает как "Мироправительница", хотя и здесь слышен забулдыжный возглас: "Шлюха она, ну и пусть шляется! А мы выпьем!" [1, т.4, c.75, 78]. В антитезе "вечная сказка", мечта мистического поэта, воплощаясь, оборачивается "падучей девой-звездой", снисходящей в мировой публичный дом, где ее спутником становится некий Господин, франт, скептик, Арлекин- развратник. На небе Незнакомка безымянна, на земле она выбирает себе характерное имя: "Дай вспомнить . В небе, средь звезд,/ не носила имени я…/ Но здесь, на синей земле,/ Мне нравится имя "Мария"…/ "Мария" – зови меня" [1, т.4, c.86]. Имя Незнакомки почти угадано, но это угадывание сопровождается опошлением: Ее франтовски переименовывают в Мэри: "Хорошо, милочка. Я буду звать вас: Мэри" [1, т.4, c.96]. И все же и при нарастающем падении звезды находится мистик, провидящий, что Незнакомка (Прекрасная Дама) является "воплощением музыки" [1, т.4, c.92]. В своем предельном падении, одинокости Мэри снова оборачивается яркой небесной звездой.
В "Песне судьбы" (1908) отчетливо видна двуипостастность блоковской героини (героя): ликами Прекрасной Дамы-Незнакомки оказываются Елена (тишина, интеллигентность, счастье, но и безысходность) и Фаина (буря, весна, народность, но и разрушительность, падшесть). Аналогично двойниками предстают мистик Герман и скептик Друг Германа. Основная идея пьесы – необходимость второго крещения в снеговой купели, необходимость разрушения для нового созидания.
В "Розе и Кресте" (1912) выпукло представлена амбивалентность личного чувства, вытекающая из этической синкретичности бытия. Лейтмотив пьесы – идея "Радости-Страданья", жертвенной любви. Концовка, как всегда у Блока, остается открытой: перед героиней (Изора) открываются два пути – дальнейшего падения или нового взлета.
В целом лирические драмы Блока изображают "то горнило падений и противоречий, сквозь которое душа современного человека идет к обновлению" [1, т.4, c.454].
Фетовский "ряд волшебных изменений милого лица" проникает, как это характерно для жизнестроительной эпохи, и в реальную биографию Блока. Земным воплощением Прекрасной Дамы, а позднее и Незнакомки Блок считает свою избранницу и жену – Л.Д. Менделееву, которой он сначала говорит о своей "продолжительной и глубокой вере в Вас <Л.Д.М.> как в земное воплощение пресловутой Пречистой Девы или Вечной Женственности <…>", а затем наблюдает изменение облика: "Люба на земле – страшное, посланное для того, чтобы мучить и уничтожать ценности земные. Но 1898 – 1902 сделали то, что я не могу с ней расстаться и люблю ее" [1, т.6, c.135-136, c.176].
Изменение облика Прекрасной Дамы воспринимается Блоком как "настоящее возмездие": "Ответ на мои никогда не прекращавшиеся преступления были: сначала А. Белый, которого я, вероятно, ненавижу. Потом – гг. Чулков и какая-то уж совсем мелочь (А…), от которых меня как раз теперь тошнит. Потом – "хулиган из Тмутаракани" – актеришка – главное. Теперь – не знаю кто" [1, т.6, c.230]. Однако в своих "преступлениях" Блок мистико-пророчески видит не только деяния, ведущие к возмездию, но и восстановление облика Прекрасной Дамы, о чем свидетельствуют, в частности, его упоминания о собственной "системе превращения плоских профессионалок на три часа в женщин страстных и нежных <…>" [1, т.6, c.164].
С одной стороны, поэт отводит в своей жизни определенное место для встреч с "незнакомками": "…нельзя соединяться с очень красивой женщиной, надо избирать для этого только дурных собой", но с другой – он всегда покорно возвращается к идеалу Прекрасной Дамы: "Опять я буду ждать – всегда раб Твой, изменивший Тебе, но опять, опять – возвращающийся" [1, т.6, c.168, 173].
Что же, как видим, и в творчестве, и в жизни Блока постоянно сказывается некий идеал, амбивалентно соединяющий в себе небесное и земное, целомудренное и падшее, христианское и языческое начала и тем самым определяющий концентрическую конфигурацию, диалектическую спиралевидность сложного, неизбежно полного противоречий духовно-творческого пути поэта, конечная цель которого – всеобъемлющая, всепримиряющая любовь и рождение совершенного человека.
Список литературы
1. Блок А. Собрание сочинений в шести томах. – М.: Библиотека "Огонек". Издательство "Правда", 1971.
2. Брюсов В. Собрание сочинений. В 7-ми томах./ Под общ. ред. П.Г. Антокольского и др. – М.: Худож. лит., 1975.
3. Гайденко П. Соблазн "святой плоти": (Сергей Соловьев и русский серебряный век)// Вопросы литературы. – М.,1996. – №4. – С.72 – 127.
4. Жирмунский В.М. Поэзия Александра Блока. Преодолевшие символизм/ Реферат Мартьяновой С.А.// Реферативный журнал. Литературоведение. – М., 2000. – №1. – С.72 – 79.
5. Никитин В. "О Дева с огненным светящимся лицом…"// Наука и религия. – М., 1995. – №3. – С.23 – 26.
