03 февраля 2018г.
Масштабность и направленность социально-экономической реформ тесно связано с формированием общественных интересов и механизмами их отражения в политической практике. В этой связи остановимся на основных этапах трансформации функций российского государства за период с начала рыночных реформ.
На первом этапе (1992 – 1993 гг.) происходит хаотичное становление и перераспределение функций государства между органами власти по вертикали и горизонтали. Либерализация цен и внешнеэкономической деятельности, а также массовая приватизация резко ослабили функции технического регулирования в разных отраслях. В то же время, институциональные реформы, оставаясь половинчатыми и некомлексными, усилили макроэкономические проблемы.
В этой связи обратимся к идее Дж. Бьюкенена о разграничении общественного выбора на конституционную и постконституционную стадии[1]. Напомним, что на предконституционной стадии происходит становление основных общественно-политических институтов, определяющих правила взаимодействия различных экономических агентов. На конституционной стадии эти правила начинают действовать, обеспечивая производство и обмен экономических благ. Более того, чем эффективнее были сформированы «правила игры» на первой стадии, тем эффективнее оказывается экономическая деятельность в будущем. Если же предконституционная стадия не выполнила свою задачу, на конституционной стадии придется все время возвращаться к ней и изменять уже формально закрепленные правила. Понятно, что в этих условиях правовая система теряет свое значение, все большую роль приобретают неформальные правила, вследствие чего государство оказывается неспособным выполнять свои функции.
На втором этапе (1993 – 1995 гг.) на базе компромиссной Конституции с ее централистскими конструкциями, в целом, одобренными обществом, начинается формирование правовых институтов экономического регулирования. Если поискать аналогии в мировом опыте, то, пожалуй, единственным серьезным примером успешной централизации полномочий в руках президента в странах с федеративным устройством, представляют собой США. Но там сильная президентская власть базируется на принципах межличностной, корпоративной и межрегиональной конкуренции и сочетается с серьезной самостоятельностью штатов и местных органов власти, в том числе, в бюджетно-налоговой сфере. У нас же, наоборот, централистские традиции сочетались с патерналистским государством, несущим ответственность как за жизнь граждан, так и за положение дел в регионах.
В целом, возникшую систему социально-экономических отношений можно охарактеризовать как систему «договорного федерализма» или как систему «договорного капитализма».
Третий этап (1996 – 1998 гг.) проходил под знаком окончательного оформления так называемого «олигархического капитализма». В результате приватизации, в т.ч. проведенной в 1995 – 97 гг., значительная часть производственных и финансовых активов перешла под контроль нескольких крупных вертикально интегрированных бизнес-структур, которые стали претендовать и на политическое влияние. В этих условиях произошло существенное сужение институтов общественного выбора. По сути, он стал представлять собой компромисс между олигархическими структурами и государственным аппаратом. Результаты такого компромисса оказались плачевными: кризис государственных финансов и дефолт августа 1998 г.
Четвертый этап (1998 – 1999 гг.) мы можем обозначить как кризис олигархического капитализма. Сформированные прежде институты общественного выбора оказались нежизнеспособными, в результате дефолта они были ослаблены, что создало призрачную возможность для вовлечения в процесс принятия политических решений иных социальных сил. В целом, несмотря на ослабление олигархических групп, их влияние оставалось существенным, и после предпринятых минимально необходимых антикризисных мер, эти группы вновь укрепились.
Учет широких общественных интересов в такой системе резко ограничивается и осуществляется только через эти группы. В результате формирование гражданских институтов затормаживается и принимает мнимый характер. Более того, элиты, для создания видимости общественного консенсуса и оправдания своих действий в глазах общественности, начинают, в свою очередь активно воздействовать на общественное мнение. Не случайно к концу 90-х годов практически все федеральные и большинство региональных телеканалов оказались под контролем олигархических структур.
На пятом этапе (2000 – 2004 гг.) начинается постепенная трансформация институтов олигархического капитализма и их замещение. Происходит усиление бюрократического аппарата как самостоятельной группы давления, претендующей на реальную власть. К 2004 г. складывается новая конфигурация распределения властных полномочий и принятия политических решений.
В целом, такая система является продолжением системы олигархического капитализма, но с существенными изменениями. В результате постепенно модель олигархического капитализма стала заменяться моделью государственного капитализма.
На шестом этапе (2005 – 2008 гг.) продолжается усиление институтов государственного капитализма, которое заключается в следующем. Государственный аппарат усиливает контроль над крупным бизнесом. Вместе с тем происходят противоречивые изменения в объеме государственной собственности. Если на предыдущем этапе ее доля возросла до 30%, то к 2007 г. она вновь снизилась до 23% в общем объеме основных производственных фондов (уровень 1996 г.)[2]. Кроме того, на этом этапе существенно возрастает финансовая роль государства. Так, доходы консолидированного бюджета РФ в 2007 г. превысили 40% ВВП, расходы – 34% ВВП, достигнув своего исторического максимума[3]. Несмотря на замораживание значительной части профицита сначала в Стабилизационном фонде, а затем – в Резервном фонде и Фонде национального благосостояния, в этот период существенно возрастают социальные обязательства бюджетной системы (с 7,6% ВВП в 2000 г. до 17,6% ВВП в 2007 г.[4]). В целом, модель государственного капитализма в этот период превзошла по эффективности олигархический капитализм. Попытаемся теоретически обосновать этот тезис.
Теория общественного выбора обосновывает положительную взаимосвязь конкуренции и эффективности, как в экономике, так и в политике. Переход от олигархического к государственному капитализму выглядит как снижение конкуренции в сфере крупного бизнеса, усиление государственного контроля над ним в сочетании с уменьшением степени конкуренции в политике. Рискнем высказать следующее предположение. Олигархический капитализм можно сравнить с некоторыми олигополистическими моделями, в частности, с моделью олигополистических ценовых войн. Только эти сражения велись не напрямую за рыночную власть, а за контроль над политическими решениями. Такая модель порождала, как в политике, так и в экономике высокие трансакционные издержки. Модель государственного капитализма переводит внешнюю конкуренцию бизнес-групп во внутреннюю конкуренцию бюрократических структур. И рост эффективности в такой ситуации возможен лишь в том случае, если подобный переход сопровождается снижением трансакционных издержек и приводит к появлению положительного эффекта масштаба. Таким образом, если наше предположение верно и олигархический капитализм – это олигополия, то государственный капитализм – это своеобразная естественная монополия. Пределы эффективности такой системы и степень ее адекватности историческим традициям и времени стали проявляться очень скоро.
Седьмой этап (конец 2008 – 2009 гг. по настоящее время): его начало совпало с развернувшимся мировым финансово-экономическим кризисом, который ярко высветил основные проблемы сложившейся модели государственного капитализма. Данная модель, по сути, является институциональным обрамлением для масштабного перераспределения природной и финансовой ренты между крупными группами интересов и, отчасти, в пользу некоторых групп населения. В то же время, данная система резко тормозила возможности развития, консервировала структурную и институциональную отсталость российской экономики. Сошлемся на емкие характеристики системных проблем, с которыми трудно не согласиться, приведенные в докладе Института современного развития: «Реформы институтов (административная, технического регулирования, саморегулирования и т.п.) практически свернуты, выродились в имитацию или в контреформы. Административный прессинг вырос, а вялые попытки его снизить лишь доказывают, что в ручном режиме проблема не решаема в принципе...В современном мире глобальная конкуренция выливается в конкуренцию институтов, поэтому задача в принципе не решается запуском сколь угодно амбициозных проектов; модернизация начинается не с технологий и экономики, но с институциональной среды, политики, идеологии, системы ценностей и принципов»[5].
1 Бьюкенен Дж., Таллок Г. Расчет согласия. Логические основания конституционной демократии / Нобелевские лауреаты по экономике. Джеймс Бьюкенен. — М.: Таурус Альфа, 1997. — С. 104-105.
2 Российский статистический ежегодник. 2007: Стат.сб./Росстат. - М., 2007. С. 336.
3 Рассчитано по Российский статистический ежегодник. 2015: Стат.сб./Росстат. - М., 2016. С. 594.
4 Рассчитано по Российский статистический ежегодник. 2015: Стат.сб./Росстат. - М., 2016. С. 594.
5 Обретение будущего: Стратегия 2012. Конспект. М. – Экон-информ, 2011. С. 12-13.
Список литературы
1. Бьюкенен Дж., Таллок Г. Расчет согласия. Логические основания конституционной демократии / Нобелевские лауреаты по экономике. Джеймс Бьюкенен. — М.: Таурус Альфа, 1997.
2. Российский статистический ежегодник. 2007: Стат.сб./Росстат. - М., 2007.
3. Российский статистический ежегодник. 2015: Стат.сб./Росстат. - М., 2016.
4. Обретение будущего: Стратегия 2012. Конспект. М. – Экон-информ, 2011.
