15 апреля 2018г.
Первое пятнадцатилетие после смерти Петра I сложно назвать ярким в истории отечественной культуры. За промежуток в полтора с небольшим десятка лет на русском престоле сменилось четыре правителя, произошли и своеобразные «перевороты» у подножия трона. Первые практические результаты реформаторской программы преобразователя выявили недостатки и дороговизну ее реализации, потребовали определенной корректировки в духе времени. Сугубый практицизм петровской концепции культуры, форсированные темпы преобразований, отсутствие необходимой базы и опыта культурного строительства определили не только особенности культурной политики первой четверти XVIII в., но и круг вопросов, проблемы и противоречия культурной политики, завещанные наследникам Петром Великим, а также специфику и место культуры в правительственной политике и законодательстве Российской империи и после его смерти.
Время с 1725 по 1741 гг. часто именовали «темным периодом нашей истории XVIII в.» [8, 561]. Это представление, сложившееся в общественном сознании и перекочевавшее в отечественную историографию, во многом было плодом официальной пропаганды царствования Елизаветы Петровны. Современные же исследования эпохи показывают сложность социально-политических и культурных процессов, происходивших во второй четверти XVIII в., связанных, в том числе, с развитием и проявлением общественного сознания [1; 2; 3; 4; 5, 83–88].
Анализ законодательства второй половины 1720-х – нач. 1740-х гг. позволяет сделать вывод, что в историографии актуализирована лишь незначительная часть законов, причем, как правило, один и тот же набор документов. Лишь исследованию А.Б. Каменского удалось в определенной степени восполнить этот пробел. Автор проанализировал значительный материал Полного собрания законов Российской империи, в том числе, и ряд указов, посвященных вопросам культуры [4].
Царствование Екатерины I, Петра II, десятилетие так называемой «бироновщины» и даже тринадцатимесячное правление Ивана VI, часто именуемое «безвременьем», характеризовались вниманием законодателей к вопросам культуры, наличием культурной политики, которая была во многом продолжением линии, намеченной великим преобразователем. Практически все законодатели позиционировали себя наследниками Петра I, подтверждая это отсылками к его указам и распоряжениям. Встречающиеся же повторы законов свидетельствуют не только о преемственности, но и о невыполнении или неполной реализации предшествующих указов. На высший законодательный уровень поднимались вопросы религии и церкви, образования, печати, бытовой культуры, нравственные, экологические проблемы и пр.
Несмотря на отстранение церкви от руководства культурой, она оставалась важнейшим государственным институтом, а религия занимала значительное место в духовной и культурной жизни российского общества, была идеологической основой правительственной политики. На протяжении всего исследуемого периода программа, направленная на защиту православного вероисповедания, реализовывалась вполне последовательно, вне зависимости от личности правителя и политической конъюнктуры, в том числе, и в периоды так называемого «немецкого засилья».
Власть всячески поощряла принятие православной веры. Предусматривалась особая этика общения с новокрещенцами. Была дана специальная инструкция иеромонаху Никодиму, предусматривавшая «просвещение» и учение принявших веру «в кротости», а также надзор, чтобы они не попали в сети раскольников, «изменщиков», «толмачей» и пр. Молитвы предписывалось «перевесть» на родной язык новокрещенцев, определялось жалование, например, чугуевским новокрещенным калмыкам. Стимулируя иноверцев к принятию православия, новокрещенным татарам вернули «отписанные» по указу 1713 г. деревни. Работа по обучению «новокрещенных христианскому закону» продолжалось и в 1740-е гг., когда в губернии были отправлены архимандрит и другие священнослужители со специальной инструкцией, подробно излагавшей правила. Здесь давались рекомендации, оговаривались преимущества новообращенным, что должно было стимулировать успешное осуществление миссии. При Анне Леопольдовне поощрение новокрещенцев затронуло даже уголовную сферу. Иноверцев, совершивших тяжкие преступления, а затем принявших православную веру, было приказано «смертию не казнить, и в ссылку не посылать, а требовать о том указа от Кабинета» [ПСЗ I. T. VII. № 4683; 4689; 4784; 4795; 4962; Т. XI. № 8236; 8349].
Заботясь о православном воспитании молодого поколения, власть запретила «смоленской шляхте посылать детей в Польшу для учения», принимать у себя «польских ксензов» и менять вероисповедание. В Россию не допускалось для проповедей духовенство римско-католического вероисповедания, лютеранам в Петербурге запрещалось склонять «русских к перемене веры» и пр. [ПСЗ I. T. VIII. № 5238; 5251; 5322; 5343]. При этом власть проявляла и своего рода веротерпимость, освободив, например, от постоя дворы, состоявшие «при кирхах католического, лютеранского и кальвинского вероисповедания» [ПСЗ I. T. VII. № 4979]. По просьбе шведов и «финляндов» было отведено место на Адмиралтейском острове для постройки церкви и выдана материальная помощь из Кабинета ее величества. Был определен участок под постройку римско-католической церкви, разрешено строительство армянской церкви в Москве, лютеранских капелл в Петербурге. Не принявших православия «персиян» насильно не крестили, а отправляли на родину и пр. [ПСЗ I. T. IХ. № 6393; Т. Х. № 7654; Т. ХI. № 8194; 8213; Т. IХ. № 6579 и др.].
Было снято ограничение на свободное строительство церквей [ПСЗ I. T. VII. № 4988]. Обширный документ аннинского царствования был посвящен защите православия, охране закона божьего и церковных преданий, сохранению традиций крестных ходов, возобновлению храмов, училищ и пр. [ПСЗ I. T. VIII. № 5518]. Сурово наказывались «дерзкие речи против Святой церкви» [ПСЗ I. T. VII. № 5051]. Шла активная борьба с ересями, расколом, колдовством [ПСЗ I. T. VIII. № 5554; T. IX. № 6928; 6613; 6748]. Пресекались суеверия, а архиереи обязывались два раза в год рапортовать в Сенат «о состоянии и поведении Епархии своей» [ПСЗ I. T. IХ. № 6478; Т. Х № 7450]. Подчеркивая свою приверженность традиционному православию, русская церковь поддерживала тесные контакты с самой авторитетной в православном мире Константинопольской церковью, подкрепляя это, в том числе, и материально [ПСЗ I. T. VII. № 4696]. Поощрялось повышение квалификации, образованность и нравственность церковников [ПСЗ I. T. IХ. № 8268; 8291].
Одной из самых насущных проблем культуры при преемниках Петра продолжало оставаться образование. Отсутствие определенного слоя элементарно грамотных людей тормозило развитие высших степеней образования и науки. В русской культуре начало становления научной деятельности шло параллельно с созданием образовательных учреждений и эти процессы теснейшим образом переплетались.
При Екатерине I духовные и гражданские школы были объединены «под ведение Синода», подчеркивалась преемственность петровской просветительской политики, была сделана попытка хотя бы в некоторой степени упорядочить подчиненность школ [ПСЗ I. T. VII. № 4975]. Тогда же появился ряд указов по Академии наук, касавшихся приглашения иностранных специалистов, назначения президента, обеспечения контингентом учащихся [ПСЗ I. T. VII. № 4663; 4807; 4863].
При Петре II «недорослей» потребовали отправлять в Адмиралтейскую коллегию «для обучения навигационным наукам», организовывали школы для иноверцев, при Канцелярии от строений обучали мастерству, определили штат Инженерного корпуса и Инженерной школы [ПСЗ I. T. VII. № 5106; 5215; 5217; T. VIII. № 5277].
Образовательная стратегия Анны Иоанновны была направлена на освобождение дворян от принудительной службы. При ней появилось уникальное учебное заведение – Кадетский корпус. В отличие от предшествующих документов в указе довольно подробно оговаривался учебный план, включавший общеобразовательные предметы и комплекс «к воинскому искусству» потребных наук. Это было первое учебное заведение такого уровня, которое должно было, помимо прочего, обеспечить «политическое и гражданское обучение», необходимое для государственных нужд. Организация внутренней жизни Корпуса включала определенные новации: компактное размещение учащихся, особые помещения для каждого класса и пр. Определялся набор предметов, изучаемых в каждом классе. Качество обучения контролировалось особой комиссией, оценивалась и подготовка выпускника «для определения в подлинные чины». Государство стимулировало запись в корпус избавлением от «великих убытков», т.е. освобождая от платы, с обязательством императрицы содержать кадетов на «казенном коште, как следует» [ПСЗ I. T. VIII. № 5811; 5881; 5886; 5894]. В 1737 г. был принят закон об испытании два раза в год «для страха всем кадетам, и чтоб тем к прилежнейшему учению побуждены были». Популярность Кадетского корпуса и поток желавших обучаться в нем росли, и правительство вынуждено было ограничить расширение контингента, т.к. это не позволяли возможности учебного заведения [ПСЗ I. T. Х. № 7313; 7363; 7369; 7509; 7787]. Обязательная проверка знаний учеников прочно вошла в отечественную образовательную практику [ПСЗ I. T. ХI. № 8253].
Академия наук по-прежнему испытывала голод в учениках, способных воспринимать лекции профессоров. Поэтому правительство обратилось к учителям Спасского училищного монастыря, «за свидетельством» которых требовалось отобрать учеников «для слушания высших наук» [ПСЗ I. T. IХ. № 6816].
По стране распространялись гарнизонные школы. Пятнадцатилетние юноши обязаны были являться к властям «для определения в школы и службы», не явившихся и пойманных наказывали «как беглых солдат» [ПСЗ I. T. VIII. № 6188]. Продолжалась традиция создания специальных учебных заведений (Инженерная, Навигатская школы). Причем не получивших знаний учеников этих учебных заведений отправляли «в матросы без всякого произвождения» [ПСЗ I. T. VIII. № 5708; 5831; T. X. № 7235].
В отличие от военной к статской службе насильно не определяли. «Приказным делам и наукам» предполагалось обучать недорослей в Сенате, дворян «по их желанию, а не по принуждению» [ПСЗ I. T. Х. № 7248; 7250; Т. ХI. № 8043; 8149]. Предусматривалось обучение «горнозаводским делам», что было необходимо для промышленности. На «партикулярных» заводах определили учить только «охотников», а тех, кто «пожелает вступить в прочие науки, таких учить при казенных заводах». Обучившимся мастерству на заводах, в том числе, и вольным людям предписывалось «быть вечно при фабриках», что формировало слой квалифицированных работников, но превращало их в крепостных заводчиков [ПСЗ I. T. VIII. № 6107; Т. IX. № 6840; 6858].
В правление Анны Леопольдовны был подтвержден ряд указов Анны Иоанновны о явке недорослей на смотры. При отсутствии у родственников возможности «содержать и обучать», их направляли «в государственные академии и школы» [ПСЗ I. T. ХI. № 8344]. Один из указов констатировал неудачный опыт исполнения предписаний предшествующего царствования по обучению в Ставропольской крепости калмыцких «ребят». Были приняты меры по перераспределению средств и строительству школы [ПСЗ I. T. ХI. № 8394]. Невыполненным оказался и указ аннинского времени об отправке в Париж учеников и подлекаря «для лучшего в анатомии и хирургии обучения». Была определена вполне современная система отбора кандидатов на основании экзамена и «по имеющимся об их удостоинстве аттестатам». Поощрялось и «обучение коммерции» [ПСЗ I. T. ХI. № 8418; 8425; 8267].
Нахождение печати в руках власти, сильное идеологическое давление, ограничение репертуара печатной продукции, сугубо практический подход к издательской политике в петровское время, создававший в свою очередь специфически ограниченную потребность, характерную для подавляющей массы читателей, прежде всего, в литературе «полезной», не способствовали расцвету издательского дела после смерти преобразователя. Определенную роль играла и традиция ориентации на вкусы предков.
В первое послепетровское пятилетие вопросы печати довольно редко выходили на государственный уровень. Екатерина I поручила барону Шафирову «написать историю императора Петра I», что, несомненно, предполагало ее дальнейшую публикацию [ПСЗ I.T. VII. № 4721]. Она же подтвердила необходимость печатания «во всенародное известие» ведомостей «о всех важных делах», ограничив этот процесс уточнением: «кроме секретных ведомостей» [ПСЗ I. T. VII. № 4694]. Указ Петра II повторил и отчасти дополнил документ предшественницы, предписав посылать в Академию наук известия из Сената, коллегий и канцелярий, вновь оговорив цензурные ограничения: «кроме секретных и не подлежащих к народному известию». Закон позволяет увидеть и некоторые успехи в расширении печатного дела. Он сообщал, что в академической типографии печатались газеты «на Латынском, на Немецком, и на Российском диалектах, с иностранных газетов», и содержал призыв к новому сбору информации для последующей публикации [ПСЗ I. T. VIII. № 5267]. Запретил император «колодникам иметь чернила, бумагу и писать письма» [ПСЗ I. T. VIII. № 5353]. При нем печатное дело в Петербурге было сосредоточено при Сенате, где печатались указы, и при Академии наук, в типографии которой печаталась вся гуманитарная литература. Синодальная и Александро-Невская типографии были переведены в Москву и должны были печатать под контролем Синода «только одни церковные книги, как издревле бывало» [ПСЗ I. T. VII. № 5175].
В правление императрицы Анны внимание законодателей было переключено на документы государственного характера [ПСЗ I.T. IX. № 6686, 6687, 6923; T. X. № 7534, 7535, 7576], перепечатку Библии [ПСЗ I.T. IX. № 6760], оговаривался порядок распространения в сибирских городах книг и гравировальных картин из Академии, «провозимых в Китай» и «вывозимых из онаго» [ПСЗ I.T. IX. № 6728]. Из охранительных мер аннинского периода можно отметить запрет ввоза книг, уже имевшихся при Академии, а также книги на немецком языке о ближайшем окружении императрицы, где, по мнению власти, содержались «вымышлено затейные, предосудительные» замечания. Книгу потребовали сжечь, чтобы в империи «рассеяна не была» и впредь пресечь «пашквильные сочинения» «во всех местах продавать и ввозить» [9, 8; ПСЗ I. Т. VIII. № 6240]. Повторила императрица и петровские указы, касавшиеся подметных писем, о которых подданные обязаны были информировать, «не подкидывать их», сжигать, «не распечатывая и не прочтя» на месте обнаружения при свидетелях [ПСЗ I. T. VIII. № 6150].
Единственным упоминанием о печатном документе в царствование Ивана Антоновича стал указ о введении в текст Конвенции между Россией и Турцией положения о признании его «Императором и об употреблении сего титула во всех официальных бумагах с турецкой стороны» [ПСЗ I.T. XI. № 8435].
Значительную роль в культурной политике еще со времен Петра I играла периодика. Уже в 1728 г. появился преемник первой печатной газеты – «Санктпетербургские ведомости». Газета продолжала носить официальный характер, однако ее издателям стала Академия наук, т.е. учреждение культуры. Она выходила в установленные сроки, имела порядковый номер и не меняла свое название вплоть до октября 1917 г. Все это свидетельствовало о превращении газеты в один из элементов русской культуры. Однако восприятие русскоязычным читателем газетной информации, в том числе и культурной, затрудняла неразработанность терминологии. В помощь стали издавать комментарии [6]. «Примечания» принято считать первым отечественным журналом. Здесь публиковались объемные культурно-исторические, географические, этнографические и пр. статьи. Имелся литературный отдел, где, среди прочего, публиковались переводы из иностранных сатирических журналов и др.
Если Петр I активно заботился об имидже России в Европе, не гнушаясь никакими средствами, оплачивая, в том числе, и иностранных литературных агентов, то его преемники не уделяли этому внимания [7, 90].
Негибкость издательской политики власти, относительно возросший поток публикаторских предложений, отсутствие необходимого финансирования создали значительные трудности для русской печати в послепетровский период. В тоже время круг потребителей печатной продукции оставался ограниченным, ее объем, несмотря на рост, был все-таки не настолько значителен, чтобы власть всерьез озаботилась контролем над ним. Однако, несмотря на эпизодический характер надзора, правительство понимало политическое и культурное значение главного канала коммуникации и стремилось использовать его в качестве инструмента манипуляции общественным сознанием.
Существенное место в культурной политике занимали вопросы бытовой культуры и нравственной жизни российского общества. В след за великим реформатором его последователи уделяли внимание внешнему облику подданных. В законодательстве Екатерины I подробно оговаривалась перемена траура, ношение немецкого платья и бритье бород, соблюдение «себя в чистоте», специально регламентировался внешний вид столичных жителей, за нарушение, со ссылками на авторитет предшественника, предусматривались наказания [ПСЗ I. T. VII. № 4849, 4893, 4944].
При Анне Иоанновне был определен специальный мундир «морским служителям». Запрещено было ношение «платья одинакового с ними» и адмиралтейскими служителями. Нарушителей наказывали [ПСЗ I. T. VIII. № 6115, 6278]. В регентство Бирона было предписано не носить платье из дорогой материи, а в правление Анны Леопольдовны запрет был повторен. Осуждалась «излишность», которая «разорительна быть может», а от экономии ожидалась общая «прибыль» и польза [ПСЗ I. T. ХI. № 8301].
Строго карались «непристойные и противные разговоры против» императрицы и «высокой фамилии» [ПСЗ I. T. VII. № 5004]. Регламентировался и порядок проведения традиционной забавы – кулачных боев, «без излишней жестокости» [ПСЗ I. T. VII. № 4939]. При Петре II суровое наказание грозило «за подговоры к побегу в Польшу», за издевательство над малолетними. При нем со столичных площадей исчезли каменные столбы с телами и головами «казненных за вину», смертные казни стали проводить за пределами столиц «в определенных для сего местах» [ПСЗ I. T. VIII. № 5347; T. VII. № 5181; T. VIII. № 5323; T. VII. № 5118, 5155]. В аннинское царствование был подтвержден указ Петра I о запрете «играть в карты на деньги и в кости». Для соблюдения порядка в 23 городах была создана полиция. Между жилыми домами не разрешалось иметь пивоварни, а в трактирах держать «непотребных женщин». Специальный указ был направлен на борьбу «с разбойническими компаниями», появившимися возле Москвы. Определялся порядок поведения «в судебных местах во время суда» [ПСЗ I. T. IХ. № 6313, 6378, 6947, 6645; T. Х. № 7597].
Для такой огромной страны как Россия чрезвычайно актуальной была проблема передвижения по территории. Она затрагивала как экономические, политические, так и культурные отношения. Обширный документ 1725 г. подробно рассматривал финансирование строительства и содержания дорог и мостов с учетом особенностей местности, сохранности и использования строений (например, дворцов по большим дорогам) [ПСЗ I. T. VII. № 4759]. При Анне Иоанновне строились дороги от Москвы до Петербурга, «по Псковскому тракту до Печерского монастыря», «перспективные» дороги в самой столице. Строительство предполагало рациональное использование пространства, осушение болот, устройство огородов, пастбищ и пашен. Новые дороги по краям предполагалось «обсадить» деревьями от одного до четырех рядов. Планировалось и культурное использование пространства «ко всенародному гулянию, и к проходу лежащим огородам и местам». Предполагались починка и установление новых верстовых столбов [ПСЗ I. T. VIII. № 6159, 5929; T. IX. № 6372, 6519; Т. Х. № 7881, 8147, 8181]. При Иване VI намечалась починка дороги от Петербурга до «Соснинской пристани», а также от Москвы до Петербурга, началось строительство Царскосельской дороги. Указов было достаточно много. В основном они касались дорог от столицы и вокруг нее, но частично затрагивали и дорожное строительство в стране в целом [ПСЗ I. T. ХI. № 8313, 8398, 8472, 8316, 8329, 8353, 8376 и др.].
Во второй четверти XVIII в. расширяется диапазон каменного строительства. В екатерининское царствование оно расширилось в Петербурге [ПСЗ I. T. VII. № 4943]. При Петре II был принят указ об окончательной отстройке Петербургской крепости и переименовании «Меньшикова бастиона» в бастион «Императора Петра II». По реке Фонтанной разрешили отводить земли, в зависимости от ранга просящих, и тем, у кого «загородных дворов нет». В столице планировалось строительство «каменного мытного двора».
«Дворовые места» в Москве возвращались владельцам из казны «за постройку каменных домов» [ПСЗ I. T. VIII. № 5237, 5282; T. VII. № 5129; T. VIII. № 5296, 5430].
Благоустройство, планировка и городская жизнь Петербурга занимали значительное место в культурной политике Анны Иоанновны. Предусматривалось создание городского плана Москвы, расширение улиц, их мощение. Законодательно контролировались сроки выполнения работ в Петербурге. Хозяевам, имевшим дома в столице, даже в случае их отсутствия требовалось иметь «людей своих в тех домах». Масштабное строительство потребовало учреждения специального органа – Комиссии о Санкт- Петербургском строении, на которую были возложены плановая застройка, распределение мест под строительство и другие работы, связанные с благоустройством города [ПСЗ I. T. VIII. № 5650, 6162, 5714, 5862, 5956, 6091; Т. IХ. № 6308, 6815, 6980, 6990; Т. Х. № 7223, 7329, 7563, 7564, 7572 и др.].
В правление Анны Леопольдовны власть озаботилась неисполнением «указов предков» о строительстве «партикулярных» домов «с числа душ, принадлежащих каждому владельцу». Указ пенял нерадивым хозяевам, которые имели достаточные средства для строительства, и только «за единым своим упрямством не исполнили» предписание. Виновные должны были понести наказание. В Петербурге была намечена постройка «летней таможни и торговых бань». В изменившихся по сравнению с петровскими временами условиях, «по рассуждению Сената» было принято решение не «запрещать», а позволять «во всем государстве строить каменные здания». В то же время, обращаясь к «апробированным» планам времен Петра I и Екатерины I, было решено узкие улочки на Васильевском острове расширить не только из-за опасности от «непотребных» людей, но и из-за неудобства въезда и выезда из переулков [ПСЗ I. T. ХI. № 8323, 8470, 8471, 8357, 8415].
Борьба со стихийными бедствиями была важной частью культурной политики. Бедой российских городов оставались пожары. В столице повсеместно публиковались предписания «для опасности (от чего Боже сохрани) от пожаров», иметь «катки с водою», «швабры или метлы». Потребовали чистить трубы, не топить «в летнее сухое время» «избные и банные печи» под ответственностью штрафа [ПСЗ I. T. VII. № 4888].
Для Петербурга еще одной бедой были наводнения. С петровских времен предпринимались профилактические меры. Указ 1726 г. потребовал новые здания строить выше «бывшей воды на фут», для чего на здания были поставлены специальные знаки, о чем извещались как жители, так и архитекторы [ПСЗ I. T. VII. № 4982]. Это указание было повторено при Петре II. А на Васильевском острове делались специальные канавы во избежание разорительных последствий наводнений [ПСЗ I. T. VII. № 5087].
В аннинское царствование в качестве противопожарной меры запретили ходить с фонарями по ночам в Москве, пропускать ночью в город людей «низшего звания» более трех человек, ставить «барки близ жилья» и разводить огонь [ПСЗ I. T. IХ. № 6778; Т. Х. № 7853; T. IX № 7055]. Были установлены специальные правила строительства. Несмотря на профилактические меры в 1737 г. в Москве произошел серьезных пожар, после которого в городе было запрещено впредь держать порох, а в Петербурге устроены «крепкие караулы» и другие предосторожности от пожаров. На высший законодательный уровень были подняты вопросы чистоты домовых труб, устройства колодцев, наличия пожарных инструментов при коллегиях [ПСЗ I. T. Х. № 7270, 7271, 7275, 7302; Т. IХ. № 6692, 7032; Т. Х. № 7210, 7290].
После пожара по вине Ивана Обухова был установлен порядок устройства печей во дворах, принят указ об уничтожении «деревянного строения в каменных домах» и ежемесячной чистке труб. Виновник был оштрафован на месячное жалование [ПСЗ I. T. ХI. № 8162, 8214]. Колоссальный ущерб от пожаров вызвал строгое предписание архитекторам не допускать близости деревянных частей строения к печным трубам. Неисполнение предусматривало «жестокое истязание» и ссылку на галеры. Вводилась специальная плата трубочистам. Закон предписал человеку, допустившему хранение дерева в доме генерал-лейтенанта Волкова, спровоцировавшее пожар, «учинить» показательное перед домом «жестокое наказание кошками или плетьми» [ПСЗ I. T. ХI. № 8254].
После пожаров в ряде городов Астраханской губернии правительство Анны Леопольдовны потребовало «строиться без утеснения, и улицы оставлять просторные и прямые». О возможных пожарах в других местах Сенату предписывалось докладывать в кабинет. Виновных в пожарах наказывать «без всякого упущения», во всех городах иметь «заливные трубы и прочия принадлежащие к тому инструменты». Пожарные инструменты должны были быть и «в полках Лейб-Гвардии» [ПСЗ I. T. ХI. № 8458, 8272].
Наследники Петра уделяли определенное внимание экологическим и природоохранным мероприятиям. Особой заботой были водные артерии Петербурга. Предусматривалась починка и исправление «попорченных свай, досок и щитов» по берегам рек и каналов [ПСЗ I. T. VII. № 5014]. Было принято решение о продлении Ладожского канала и отделке его берегов [ПСЗ I. T. VII. № 5216; T. VIII. № 5363]. При Иване VI вокруг канала запретили пускать скот, а с проезжающих брали штраф, «если небрежением своим» нанесут каналу повреждение [ПСЗ I. T. ХI. № 8362, 8408].
В правление императрицы Анны были приняты меры по предотвращению засорения рек, соблюдению чистоты улиц, переводу «мясных и рыбных рядов» подальше от рек, содержанию скота только в определенных местах, хранению раздельно соленой и свежей рыбы. В местах торга предписывалось «каменные мосты намостить» [ПСЗ I. T. IХ. № 6746; Т. Х № 7241; T. IX. № 6977].
Для сохранения фауны вблизи столиц туда были со всеми предосторожностями переправлены серые куропатки из Малой России и Эстляндии. «Крепкими указами под жестким штрафом» запретили за 200 верст от Петербурга стрелять и ловить куропаток и продавать «битых». Партикулярным людям не разрешалось за 100 верст от Петербурга стрелять и «прочих птиц». По личному пожеланию императрицы ежегодно в район Петербурга и Петергофа привозили от сотни до двухсот «зайцев и русаков живых». Их должны были беречь дорогою. Определялась и цена живого товара. Нельзя было «стрелять и ловить и травить» их в 100 верстах от Петербурга. Закон запретил ловить и стрелять лосей в Ингерманландии и Финляндии, а в районе Петергофа, Петербурга, Красного села – ловить и стрелять птиц «под жестким наказанием». К 1740-м гг. вероятно были достигнуты определенные успехи в размножении соловьев, так как было указано «не покупать и не присылать» птиц из губерний, а частным людям разрешили ловить и продавать их [ПСЗ I. T. Х. № 7145, 7147; T. XI. № 8141, 8138].
Гигиенические и этические соображения легли в основу правил захоронения: оговаривалась глубина могил и расстояние от каналов Петербурга. В конце 1730-х гг. в столице произошел из ряда вон выходящий случай (ограбление мертвого иностранца), аналогов которому не было найдено в предшествующем законодательстве. Императрица распорядилась, чтобы впредь «гробокопателей» «казнить смертью без всякого милосердия» и внести дополнение в Уложение [ПСЗ I. T. Х. № 7616, 7750].
Во второй четверти XVIII в. актуализировалась необходимость совершенствования организации почтовой связи. Так уже при Екатерине I все почтовое ведомство объединили под руководством Г. И. Ф. Остермана, который мог «по своему разсмотрению» отстранять негодных от дел, распоряжаться деньгами от «почтоваго сбору» с отчетом перед Ревизион-коллегией [ПСЗ I. T. VII. № 5008]. При Петре II появился новый почтовый тракт от Петербурга до Архангельска. Петербургская дорога была обеспечена лошадьми «для иностранной почты» [ПСЗ I. T. VII. № 5109; T. VIII. № 5466]. В аннинское царствование почта учреждалась в сибирских городах, как в государственных, так и в «партикулярных» целях. Из Астрахани «в Персидские провинции» корреспонденцию приказали отправлять «для безопасности» морем, для чего нужны были специальные суда. Для казенных посылок наготове держали «по одному судну в порте». Если важная дипломатическая почта не могла быть отправлена морем, то ее отправляли сухим путем «с добрым и безопасным контролем». Учреждались многочисленные почтовые станции. Со ссылками на указы предшественников поднимался вопрос о «скорой возке почт».
Почтовое сообщение должно было обеспечить функционирование государственной системы, оперативность международных связей (например, передачу императорских указов в армию и «доношений» Б. К. Миниха императрице). Почта должна была способствовать купеческим операциям, развитию частной переписки, которая, помимо всего прочего, давала дополнительный финансовый доход государству (например, обеспечивать связь с прибывавшим в Сибири А. Виниусом). Трудно переоценить и ее культурное значение, например, в деле освоения новых территорий. Так, работа первой Камчатской экспедиции В. Беринга потребовала установления регулярной почтовой связи с ней [ПСЗ I. T. VIII. № 5805, 5845; T. IX. № 6332, 6376, 6719, 6814; Т. Х. № 7641].
Борьба с нищенством, бродяжничеством, благотворительность, организация работы с незаконнорожденными была органической частью культурной политики, направленной на наведение порядка в стране. Например, при Петре II Верховный Тайный совет предписал отсылать «за старостию лет и от природы увечных» преступников и умалишенных в монастыри. Незаконнорожденных же «пришедших в возраст» и обученных «мастерствам» отправляли на мануфактуры, малоумных и увечных – в богадельни, «годных» - в военную службу, отставных обер- и унтерофицеров Военная коллегия распределяла в монастыри и богадельни [ПСЗ I. T. VII. № 5034; T. VIII. № 5452, 5360]. В правление Анны Иоанновны «незаконнорожденных девок, пришедших в возраст» по их желанию отправляли в услужение, замуж или на мануфактуры. Причем сделать это надо было срочно, «дабы в даче им казенных денег убытка не происходило». «Дряхлые и увечные и малоумные» отсылались в богадельни, несовершеннолетние могли отдаваться в услужение. Видимо, не все обстояло благополучно, поскольку через год указ был повторен практически дословно. Отсылаемых на мануфактуры предлагалось содержать «на заработанных от них деньгах». Если незаконнорожденных на мануфактуры не принимали, по указу их отпускали, «кто куда пожелает» [ПСЗ I. T. VIII. № 5584, 5674]. Неоднократные меры к пресечению бродяжничества нищих не всегда давали должные результаты. Был регламентирован прием нищих в богадельни, усиливался надзор за бродягами и нищими, запрещено было пускать «колодников» в Москву. При этом их собирались снабжать пищей. Пожилых «ханжей» отправляли в монастыри, молодых – в солдаты, «девок помещичьих» - к помещикам, остальных – к родственникам [ПСЗ I. T. IХ. № 6406, 6462, 6906; T. XI. № 8033, 8128; T. IX. № 7132; T. X. № 7959]. Борьба с нищенством и бродяжничеством продолжалась и при Иване VI. Особое внимание обращалось на бродящих помещичьих крестьян, хозяев которых не было в Петербурге. Их потребовали выслать «под конвоем», а «издержки» взыскать с помещиков. Нищих, которые не могли указать своего места жительства, «больны и безмолвны», отсылали «для пропитания в богадельни». Выздоровевших отправляли в монастыри, а в богадельнях оставляли только старых и больных, которые «до монастырей дойти не могут» [ПСЗ I. T. ХI. № 8407].
Правительство было озабочено и наведением порядка в питейном деле. Упорядочивалось строительство питейных домов и кабаков, устанавливался надзор за продажей спиртного, учреждались своеобразные выставки «от казны для усиления продажи вина» и др. [ПСЗ I. T. Х. № 7515, 7664, 7681; T. IХ. № 6409, 6877 и др.]. Одновременно решались и вопросы борьбы с пьянством, провоцировавшим «воровство» и пожары. Полиция должна была следить, чтобы «в домах шуму и драк не было, под жестким истязанием». Регламентировалось время продажи вина. Предполагалось патрулирование города, особенно в ночное время. Нарушители должны были наказываться [ПСЗ I. T. ХI. № 8260].
Проблема взаимоотношения с иностранцами была довольно щекотливой еще со времен Петра I. Приглашенные иностранные специалисты обходились казне недешево. Еще при Петре II «иноземных архитекторов, живших по контракту» предписали отправлять на родину и готовить собственные кадры. При Анне Иоанновне специальным указом было запрещено задерживать в России «художников и мастеровых людей из иноземцев, сверх определенных по контрактам сроков», чтобы они «жалование напрасно не требовали». Судьи, своевременно не информировавшие об окончании контрактов, наказывались [ПСЗ I. T. VIII. № 5217, 6166]. В правление Анны Леопольдовны, видимо, происходили конфликты с иностранцами, так как появился указ, который предписывал «накрепко подтвердить и всенародно публиковать», чтобы иностранцам, как министрам, так и «служителям их», не чинили обид, а также «драк и ссор», под угрозой жесткого штрафа. С иностранцами требовали поступать «ласкова и без всякого досаждения». В «непотребстве или драках» замеченных приказали не направлять в полицию и не держать под караулом, а отправлять к иностранным министрам [ПСЗ I. T. ХI. № 8321].
В течение 1725–1740-х гг. существенных изменений в культурной политике не произошло. Круг проблем, включенных в ее орбиту, а также ранжирование вопросов в структуре законодательства, изменились мало. Меры, предпринимаемые правительством, чаще всего носили паллиативный характер. Религия и церковь традиционно были в ореоле внимания власти. Это сохранилось и во второй четверти XVIII в. Все правители законодательно защищали православие как государственную религию, поощряли его принятие, следили за соблюдением традиций, строили храмы, предоставляли льготы новокрещенцам и пр. При преемниках преобразователя не потеряли актуальности задачи просвещения. По-прежнему все сферы жизни государства испытывали нужду в образованных кадрах. К сожалению, в исследуемый период существенных сдвигов в этом процессе не произошло. В то же время при Анне Иоанновне появилось уникальное учебное заведение, ставшее впоследствии одним из ярких культурных центров России – Кадетский корпус.
Главным каналом культурной коммуникации оставалась печать. Однако в послепетровский период она не входила в круг приоритетного внимания власти. Определенные успехи были достигнуты: несколько возрос объем печатной продукции, стабильным элементом культуры стала газета, появился первый журнал и пр. В то же время круг потребителей печатной продукции был невелик, правительственный контроль носил эпизодический характер, отсутствовало необходимое финансирование.
Наибольшее внимание власти было уделено строительству и благоустройству городов, организации дорог и почтовой связи, которая тоже в значительной степени превратилась в канал коммуникации. По-прежнему на высший законодательный уровень поднимались вопросы внешнего облика подданных, строго карались нарушения традиционных норм поведения. Крайне актуальной для России того времени была борьба с пожарами в стране и наводнениями в Петербурге. В сферу культурной политики были включены: экология, охрана флоры и фауны, гигиенические и профилактические мероприятия по сохранению водных артерий, затрагивались этические вопросы, борьба с нищенством, бродяжничеством и др.
Несмотря на то, что в правительственной политике вопросы культуры не занимали приоритетных мест, они оставались органической ее составляющей.
Список литературы и сокращений
ПСЗ I – Полное собрание законов Российской империи, первое собрание (1649–1825).
1. Анисимов Е.В. Россия без Петра – Россия без Петра: 1725–1740 . СПб.: Лениздат, 1994.
2. Анисимов Е.В. Россия в Эпоху «дворцовых переворотов» // Власть и реформы: от самодержавной к советской России. СПб.: Изд.: Дмитрий Буланин, 1996.
3. Волкова И.В., Курукин И.В. Феномен дворцовых переворотов в политической истории России XVII–XX вв. // Вопросы истории. 1995. № 5–6. С. 40–61.
4. Каменский А.Б. От Петра I до Павла I: реформы в России XVIII в. (опыт целостного анализа). М.: РГГУ, 2001.
5. Каменский А.Б. «Под сению Екатерины…»: Вторая половина XVIII века. СПб.: Лениздат, 1992.
6. Месячные исторические, генеалогические и географические примечания в Ведомостях, 1728– 1742 гг., 89 частей.
7. Пекарский П.П. Наука и литература в России при Петре Великом. Т. I. СПб., 1862.
8. Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. М.: Высшая школа, 1993.
9. Скабичевский А.М. Очерки истории русской цензуры (1700–1863). СПб., 1892.
